Архивный персонаж
Открыть все тэги MORE в этом посте

4.
Название: Назови это чудом
Размер: 5396 слов
Жанры и категории: драма, слегка АУ
Рейтинг: PG-13
Персонажи/Пейринги: Арагорн, Арвен, Леголас, Элронд, остальные мельком
Примечание: Может показаться, что в этом рассказе бога нет. И все же он здесь - в самом прекрасном из своих обличий.

С начала эпохи южная сторона была для лесных эльфов источником постоянной угрозы. Оттуда появлялись остатки разбитых полчищ Саурона, и бродячие ватаги орков, изголодавшихся, затравленных и опасных, как волки в суровую зиму, доходили до устья Сир-Нинглор, ища дороги на западный берег Великой Реки, к логовам сородичей в Хитаэглир. Оттуда, из старой крепости на Амон Ланк, стали расползаться чары Некроманта, несущие порчу и гибель всем созданиям Света. Оттуда, уже после изгнания Некроманта, снова потянулись цепкие побеги неистребимого зла, и черное дыхание Кольценосцев отравляло не успевший исцелиться лес.
Здесь всегда не хватало воинов - на южных рубежах гибли гораздо чаще, чем на всех остальных границах Королевства. Поэтому отряды южной стражи были единственной частью лесного воинства, куда принимали не только эльфов, но и людей, умеющих обращаться с оружием и желающих послужить королю Трандуилу. Правда, внутренние земли Королевства были издревле закрыты для смертных, но на порубежье их принимали без вражды. К людям присматривались внимательнее, чем к своим, и реже поручали им особо важные задания. Но в остальном здесь не делали различий между смертными и бессмертными. Тяготы службы быстро сближали их, а кровь, пролитая сообща на лесных рубежах, сплачивала сильнее, чем общая кровь в жилах.
У эльфов не было принято сверх меры опекать наследников трона, удерживая их дома, в покое и безопасности. Сыновья эльфийских владык охотились, сражались и несли дозор наравне с обычными воинами - ну, разве что соратники чуть более зорко следили за ними, чуть более ревностно оберегали их в бою. Поэтому никого не удивляло, что один из отрядов пограничной стражи возглавлял сын короля Трандуила.
В начале лета, во время последней вылазки в южную часть Леса, стряслась беда: их отряд угодил в засаду. Двое воинов погибли, а принц пропал. Его искали два дня; на третий он вернулся сам и привел человека, что помог ему отбиться от врагов.
Это был юноша лет двадцати, высокий, темноволосый и неразговорчивый. Он назвался Торонгилом и вместо награды попросил у принца дозволения остаться в Лесу и служить в его отряде. Он отлично владел мечом и неплохо стрелял - а "неплохо" по меркам эльфов означало без малого предел человеческого мастерства. И еще он свободно говорил на синдарине - вот только о себе так ничего и не рассказал.
***
Человек был загадкой, а загадки всегда привлекали пытливый ум лесного эльфа. Не приставая к Торонгилу с расспросами и не пытаясь вызвать его на доверительный разговор, Леголас присматривался к нему со стороны. Слушая и наблюдая, он скоро узнал о своем спасителе куда больше, чем тот собирался открыть.
Во-первых, Торонгил принадлежал к народу дунэдайн - это было ясно без объяснений: примесь нуменорской крови в людях заметна с первого взгляда. Но для дунэдайн, хотя многие из них и владели сумеречным наречием, родным языком был все-таки адунаик, и в их речи часто смешивались эльфийские и человеческие слова. Торонгил же изъяснялся на таком жемчужно-чистом синдарине, словно говорил на нем с раннего детства, и если у него и проскальзывал местами чужой выговор, то не нуменорское пришептывание, а певучий металл квэнья.
Во-вторых, Торонгил был очень хорошим - для человека - лучником. И достаточно было взглянуть на то, как он держит лук и захватывает тетиву, чтобы убедиться: стрелять его учил кто-то из эльфов.
В-третьих, меч, который он принес с собой, вышел не из кузниц людей. На крестообразной рукояти Леголас заметил клеймо: фигурку всадника, несущего звезду на острие поднятого копья. И ему было отлично известно, какой мастер метит свои изделия таким знаком.
Конечно, дунэдайн и эльфов Имладриса всегда связывала тесная дружба. И если юноша из вымирающей ветви древнего народа лучше прочих овладел языком Долины, в этом не было ничего из ряда вон выходящего. Мог он и учиться у эльфов стрельбе из лука, и даже получить в подарок меч работы Элрохира. По отдельности это все было понятно и объяснимо. Вместе - заставляло задуматься.
Чтобы проверить свое предположение, Леголас как бы невзначай спросил у Торонгила, бывал ли тот в Имладрисе.
- Да... два раза, - с почти незаметной запинкой ответил юноша.
Он не умел лгать - убегающий взгляд и сцепленные на коленях руки выдали его сразу. Но попытка была неплохой: из всех неправдивых ответов он выбрал самый правдоподобный. И быстрота, с которой он нашел этот ответ, и то, что ложь была ему тягостна и непривычна, говорило само за себя. Последние сомнения рассеялись.
Леголас не подал виду, что разгадал его обман. Если дунадан предпочитает скрывать свое настоящее имя и происхождение, то это его дело. Разглашать чужой секрет было бы нескромностью, а по отношению к Торонгилу - еще и неблагодарностью. Леголас не собирался этого делать. И, хотя причины, по которым юноша покинул дом и скрывался в Лихолесье, оставались для эльфа тайной за семью печатями, он держал свое любопытство при себе.
Ему не пришлось долго теряться в догадках.
***
- Привет вам! - Высокий эльф в темно-синем плаще шагнул под навес и откинул с головы мокрый капюшон. За его спиной хлестали по веткам косые струи дождя, и желтеющие листья качались и кланялись под ударами тяжелых капель.
- Линдир! - Леголас и удивился, и обрадовался. С Линдиром он был дружен со времен битвы за Дол Гулдур; еще несколько раз они виделись, когда Элронд посылал своего менестреля и герольда к Трандуилу с письмами или срочными вестями. Война Белого Совета упрочила связи между Имладрисом и Лихолесьем, и гонцы нередко пересекали Андуин в обе стороны.
- Рад видеть тебя, эрнил, - поклонился Линдир, прижав руку к сердцу. - А, Туилинн, и ты здесь! Гвелвентир, Эйриен! Добрая встреча, друзья!
- Добрая встреча, да недобрая погода, - рассмеялся Туилинн, принимая у Линдира отяжелевший от воды плащ.
- Садись к огню, - пригласил его Леголас. - Наш походный костер не сравнится с Каминным залом, но и у нас найдется горячее вино и ужин для усталого путника.
То было начало нарбелет, осенние дожди лишь набирали силу, и дороги еще не развезло, а вода в реке не успела подняться настолько, чтобы перекрыть брод у Старой Дороги. Но все понимали, что после Линдира им уже не дождаться гостей из Имладриса в этом году, а потому расспрашивали менестреля обо всем подряд и сами спешили поделиться новостями. Благо, им было о чем рассказать: отряд Леголаса всего две недели назад вернулся на север для отдыха, и события лета, проведенного на Стяжке в дозоре, были еще свежи в памяти.
Пока остальные раздували костер пожарче и доставали припасы, Леголас быстро огляделся. Так и есть, одного из отряда не хватало. Радуясь встрече с Линдиром, он не заметил, куда исчез Торонгил.
Похоже, ревностно хранимой тайне дунадана приходил конец. Стоит кому-то среди прочего рассказать Линдиру про новичка, и менестрель догадается об остальном сам. Не так уж много молодых нуменорцев бродит по Пустоземью, скрываясь от сородичей.
Леголас кивнул Эйриен - мол, скоро вернусь - и, набросив капюшон, выскользнул из-под навеса.
Ни в хижине, ни на талане Торонгила не оказалось. Но следы на мокрой земле отпечатались четко - человек так спешил, что не заботился о скрытности. След вел на юго-запад, к маленькому озеру с родником, откуда они брали воду.
Там он и сидел, на поваленном дереве у самого берега. Дождь барабанил по его плечам и по опущенной голове, и гладь озерца кипела бесчисленными всплесками. Одинокий желтый лист бесцельно кружился в воде, как умирающая рыбка.
Он не видел подошедшего Леголаса, потому что сидел спиной к зарослям. Не слышал и шагов - шум дождя поглотил их и растворил в несмолкающем лепете капель. Эльф остановился прямо за ним.
- Эстель.
Молодой человек вздрогнул, но вскакивать и хвататься за оружие не стал. Только повернул голову.
- Линдир сказал тебе?
- Нет. Я давно понял.
Эстель коротко вздохнул.
- А остальные?
- Я никому не говорил, - Леголас перешагнул через ствол и сел рядом с юношей. - Но они тоже могли догадаться сами, а кто не догадался - тем подскажет Линдир. Стоит ли продолжать эту игру?
Эстель молчал, бесцельно разглядывая свои руки, и Леголас чувствовал, что его слова не достигают сознания юноши.
- Эстель, - настойчиво повторил он. - Что бы ни случилось, ты мой друг и навсегда останешься им. Я не знаю, что заставило тебя уйти из Имладриса, но любое недоразумение можно разрешить, любую обиду - загладить...
Приемный сын Элронда улыбнулся - одним уголком рта, криво и нехорошо. Леголас осекся.
- Никто не гнал меня из дома, - Эстель опять посмотрел на бьющийся в воде листок. - И я не таю обиды. Но вернуться не могу.
- Если ты провинился перед отцом... - осторожно начал Леголас.
Юноша засмеялся. Хрипло, с надрывом - так не смеются весельчаки. Так смеются безумцы и те, кто дошел до последней черты отчаяния.
- Эстель...
Он оборвал смех так же резко, как начал. Обхватил себя руками за плечи, будто от сильного холода. И заговорил - сначала медленно, неохотно, а потом все быстрее и быстрее, как в лихорадочном бреду, теряя и путая слова.
Он слишком устал от молчания...
...Он не верил, что так бывает в жизни. В легендах - да, верил. Пронзительно-светлая печаль наполняла сердце, когда в Каминном зале запевали "Песнь о Лэйтиан", и любовь, звенящая в каждой строфе, была живой, настоящей, и боль - неподдельной. Но ведь то было в старые времена, когда и деревья были выше, и дороги - прямее, и до Западного Края - рукой подать... Великие чувства рождались в эпоху великих свершений и канули в небытие вместе с Белериандом - так ему казалось.
Он не верил, что так бывает: всего лишь взгляд, всего лишь короткий разговор и соприкосновение рук - и уже невозможно дышать без нее. Без той, о чьем существовании он не подозревал еще только час назад. Без Арвен Ундомиэль, Вечерней Звезды эльфийского народа.
Любовь, о которой он знал только из песен, разила стремительно и беспощадно, как меч в руках умелого бойца. Один удар в сердце - второго не требовалось.
Ему казалось – он наконец-то постиг, какой порыв вел Берена и Лютиэн, какая сила влекла их наперекор судьбе, смерти и самому устройству мира. Сейчас он сам согласился бы на любое испытание, чтобы доказать, что достоин руки Арвен. И если бы его послали за Сильмариллом, он без колебаний спустился бы в огненные недра земли или нырнул на дно морское, где упокоились чудесные камни Феанора.
Но - некому было послать...
Элронд призвал его на исходе месяца гваэрон, в канун Нового года по счету эльфов. Объясняться не пришлось - ничто из происходящего в долине не было тайной для правителя Имладриса. Разговор получился коротким и мучительным для обоих. Да, соглашался Полуэльф, и его спокойный голос не вязался с взглядом темных, переполненных горечью глаз. Да, моим детям даровано право выбирать свою судьбу - бессмертие эльфов в немеркнущем сиянии Амана или краткий век людей, уходящих за пределы мира. Но Арвен не придется выбирать, если только ты не станешь между нами. Мой путь определен давно, и Келебриан ожидает меня за Морем. Если же тебя и мою дочь свяжут узы более прочные, чем мимолетное чувство, тогда одному из нас - либо мне, либо тебе - предстоит разлука, которая горше смерти. И тяжелее всего эта ноша ляжет на плечи Арвен, ибо любой выбор принесет ей неизбежную боль, любое счастье будет отравлено вечной утратой...
Эстель молчал, хотя слова кипели в горле, как олово в плавильном ковше. За любовь Арвен он готов был сражаться со всем миром - но на пути его любви стоял не ревнивый соперник и не надменный эльфийский король. Ему заступил дорогу тот, кого он всю осознанную жизнь называл отцом. Кому он был, в конце концов, обязан этой жизнью.
И, что самое худшее, Элронд был прав. Эта неумолимая правота легла на сердце тяжестью могильного камня - ни поднять, ни оттолкнуть. И давила тем больше, чем яснее он осознавал: его любовь принесет Арвен страдания и гибель, а взамен... Что он может предложить ей взамен этой жертвы, кроме собственной жизни, краткой, как взмах крыльев мотылька, летящего на огонь?
Он ничего не ответил отцу. И в ту же ночь ушел из долины - пешком, по узким горным тропинкам, не дожидаясь рассвета. Он не знал, будут ли его искать, но на всякий случай выбрал кружной и нехоженый путь через южный перевал. В начале лета он вышел к берегам Андуина к северу от Лориэна. Впереди, за широким разливом реки, лежали Дикие Земли - самое подходящее место для того, кто решил исчезнуть навсегда...
- Ты ушел, чтобы не прогневать Элронда - или чтобы не разлучать его с дочерью? - тихо спросил Леголас.
- Прогневать Элронда? - Эстель глухо засмеялся. - Да он меня и словом не упрекнул. И не за что не причинил бы мне вреда. Но...
Юноша с силой вцепился руками в мокрые волосы.
- Я смотрел в его глаза и видел - в глубине души он проклинает тот час, когда взял меня в свой дом. Даже бессловесным зверям ведома благодарность. Разве я хуже зверя? Как я могу нанести ему такой удар?
- Разве твой уход не был для него ударом?
- Эту разлуку ему все равно пришлось бы пережить, рано или поздно. Он был готов к ней с самого начала. Двадцать лет или сто двадцать - невелика разница по вашему счету. Но если бы я остался там... Я не смог бы сдержаться. Стал бы искать ее взаимности... и если бы преуспел, то разбил бы ей сердце, вынудив выбирать между мужем и отцом...
Он поднял взгляд на друга.
- Думаешь, я убежал, потому что испугался разоблачения? Нет... Когда я увидел знакомое лицо, у меня как будто все перевернулось внутри. Моя воля растаяла, как у пьяницы, которому дали глоток вина после долгого воздержания. Я понял, что еще миг - и я сам брошусь к Линдиру, и стану расспрашивать о доме, и... и не совладаю с собой, помчусь туда... к ней... и будь, что будет...
Он задохнулся и прижал ладонь ко рту, останавливая поток слов, как зажимают рану, пытаясь унять безудержно льющуюся кровь.
Леголас поднялся и отошел в сторону - чтобы дать ему успокоиться, но не только за этим. Он сам был слишком потрясен, чтобы продолжать разговор, и ему тоже требовалось время, чтобы совладать со своими чувствами.
...Во дворце на Эмин Дуир тоже часто пели "Лэйтиан". Но совсем иначе звучала эта песнь в устах дориатрим, нашедших под сенью Леса новый дом. Для людей история Берена и Лютиэн была повестью о любви, превозмогающей тьму, оковы и смерть. Для большинства эльфов - повестью о надежде, рожденной из глубин самого черного отчаяния.
Для последних синдар из народа Тингола это была повесть о невосполнимой утрате. Обо всем прекрасном и любимом, что отнято без надежды на возвращение. Об окончательной, необратимой разлуке, боль которой не будет исцелена даже там, за Морем, в блаженном Западном краю. И Леголас часто замечал в глазах старших слезы той давней любви и скорби, когда к высоким сводам королевского дворца или к вершинам столетних деревьев соловьиным переливом взлетал бессмертный напев.
Сам он был слишком молод, чтобы помнить те времена: Лютиэн Тинувиэль ушла Путем Смертных задолго до его появления на свет. Зато он видел ту, в которой, по словам знающих, воплотилось сияние ее красоты - Арвен Ундомиэль. И не допускал даже мысли о том, что прекрасную дочь Элронда может постигнуть участь ее прародительницы.
Эстель был прав. Тысячу раз прав - чего бы это ему ни стоило...
Леголас чувствовал, что разрывается надвое. Половина его сердца ныла от жалости к молодому, полному сил и надежд человеку, получившему от судьбы такой жестокий и незаслуженный удар; а другая половина замирала от восхищения при виде мужества, с которым он вынес этот удар, и стойкой, не по годам зрелой мудрости, указавшей ему единственно верный путь.
Но всякой стойкости существует предел - и человек дрожал под дождем, задыхаясь от рыданий и душевной муки, а эльф стоял рядом и ничем, ничем не мог ему помочь...
Понемногу дрожь, сотрясавшая юношу, утихла, и дыхание успокоилось. Не глядя на Леголаса, он наклонился и зачерпнул воды из озерца. Ожесточенно плеснул в лицо, заливая и без того промокший плащ, и выпрямился.
- Вот видишь, - у него вырвался сиплый смешок, - я не могу за себя отвечать. Мне нельзя оставаться у вас. Я должен уйти еще дальше, чтобы не поддаться искушению.
- Куда?
- Куда-нибудь. Были бы руки да меч, а сражаться с Тенью можно везде, не только в Лесу, - Эстель испытующе взглянул на друга. - Ты ведь не будешь меня отговаривать?
Тот покачал головой.
- Нет. Я хотел бы помочь тебе, но это не в моих силах. Я могу только пожелать тебе счастливого пути. Пусть солнце светит тебе, куда бы ты ни направился.
- Передай Элронду, что я жив... И что прошу у него прощения за причиненные тревоги. А матери... что я люблю ее.
- Передам, - пообещал эльф. - Эстель... если что-то случится, помни: здесь у тебя всегда есть дом.
Человек улыбнулся - теперь уже обычной, усталой и мягкой улыбкой.
- Буду помнить.
...Когда Леголас вернулся на стоянку, дождь уже прекратился. Ужин был почти съеден, а Линдир надевал высушенный у огня плащ.
- Уже уезжаешь? - удивился Леголас.
Менестрель развел руками.
- Хотел бы я погостить подольше у вашего костра, но нельзя. Я должен как можно скорее добраться до Эмин Дуир и вернуться назад, пока река не разлилась от этих дождей.
- Подожди еще немного, - попросил Леголас. - Я напишу письма. Не откажи в любезности, передай их владыке Элронду, госпоже Гилраэн и... - Он задумался на мгновение. - И госпоже Арвен.
***
В Каминном зале дома Элронда всегда горел огонь. Мягкий свет озарял все уголки просторного чертога, танцующие отблески пламени золотили резные колонны, и волны живительного тепла встречали гостей на пороге, даже если за окнами царил зимний мороз или бушевала метель.
Сейчас Леголасу казалось, что в зале темно и холодно, хотя огонь, как и прежде, весело трещал над сосновыми поленьями. И долгое время после того, как лесной эльф замолчал, в зале был слышен только этот треск.
Элронд заговорил первым:
- Ты уверен, что речь шла о нем?
- Как я могу быть уверен? Гондорского полководца звали Торонгил, и твой сын назвался так же, когда пришел к нам. Но это могло совпасть случайно. Еще у Торонгила из Гондора были черные волосы и серые глаза, и все, кто встречал его, отмечали его благородный и величественный вид. "Он походил на короля в изгнании", - так сказал нам один из южан... Но и это может быть совпадением. Лорд Элронд, я рассказал все, что знаю, и мне нечего прибавить.
Снова наступила тишина, и на этот раз ее прервал Элладан.
- Кто-нибудь видел его... мертвым?
Леголас покачал головой.
- Его не было среди воинов, сошедших на берег в Пелагире, а несколькими днями позже Эктелион объявил, что он пал в последнем сражении. Но из тех, с кем я говорил, никто не видел ни тела, ни могилы.
- В море не бывает могил, - глухо вымолвил Элрохир.
- Это не должно было случиться так, - Голос Элронда был ровен, но рука стиснула подлокотник кресла, и белые от напряжения пальцы вдавились в тонкую серебряную филигрань. - Не для того я растил его, чтобы он отдал жизнь на службе у собственного вассала.
- Мы еще не знаем наверняка, - Леголас и сам понимал, насколько это слабое утешение. - Всегда остается...
В последнее мгновение он успел прикусить язык, удержав правильное, но совершенно неуместное сейчас слово.
- Возможность ошибки, - неловко закончил он.
Но то, невысказанное, все равно повисло в воздухе - "надежда"...
Эстель...
В камине треснуло и переломилось полено. Легким роем взлетели искры, от рдеющих углей потянуло смолистым жаром. Элронд поднялся. Тени струящегося огня и тени давней, застарелой усталости перемежались на его лице; сейчас он, как никогда, походил на смертного - еще не старого, но уже пережившего пору расцвета.
- Я благодарю тебе за весть, сын Трандуила. Не твоя вина, что она оказалась горькой. Ты проделал долгий путь, чтобы сообщить мне о сыне, и за это я тоже признателен. Твои покои давно готовы - отдохни с дороги.
Леголас благодарно кивнул. Он действительно очень устал, потому что торопился и не позволял себе долгих передышек в пути.
Уже на пороге зала он обернулся:
- Лорд Элронд... Должен ли я также известить госпожу Гилраэн?
- Нет, - Еще одна тень-морщинка перечеркнула чело владыки. - Я сам скажу ей... позже. Если не будет других новостей...
Это он добавил уже вполголоса - скорее для себя и сыновей, чем для уходящего гостя.
...После теплого зала в наружной открытой галерее было прохладно и ветрено. Тонкий осколок хрустальной ладьи Тилиона плыл по небу, то утопая в темных волнах облаков, то выныривая на поверхность. Играл и дробился звездными брызгами водопад в окружении высоких террас, в деревянном кружеве арочных мостов.
Сколько бы Леголас ни приезжал в Имладрис, его неизменно поражала не столько красота этого мирного края, укрытого от всех враждебных глаз, сколько ощущение спокойной, ничем не омраченной радости бытия, разлитое в самом воздухе Долины. И больно было думать, что и сюда, в обитель покоя и радости, нашла дорогу беда. Один раз - когда уплыл корабль леди Келебриан; и другой - вот теперь, когда приемный сын Элронда ушел в добровольное изгнание и не вернулся...
Легкий шорох, едва различимый даже для чутких ушей лесного эльфа, донесся из дальнего конца галереи. Никакая опасность не могла грозить ему здесь, но привычка - вторая душа. Рука потянулась к поясу с ножом, прежде чем он осознал, что делает...
...и смущенно склонил голову, приветствуя ту, что вышла к нему из-за полукруга светлых колонн.
Ее длинное темно-синее платье сливалось с темнотой, и от этого нежный овал лица и высокая шея как будто мерцали собственным светом, точно бледный огонек свечи, а маленькие ладони белели, как голубиные крылья. Черные волосы свободной волной струились по плечам, и дальний отблеск Итиль дрожал и таял в сумеречно-серых глазах, зажигая серебряные искры под ресницами.
Арвен Ундомиэль. Королевна Вечерняя Звезда.
- Ты принес вести об Эстеле? - спросил тихий, ясный голос.
- Госпожа Арвен... - Леголас на миг заколебался. Элронд не позвал дочь в Каминный зал вместе с сыновьями - видимо, не хотел огорчать ее преждевременно...
- Расскажи мне. Я должна знать.
Она была истинной дочерью Элронда - тот же непреклонный взгляд, та же ровная властность, которой невозможно противостоять. Но пересказывать ей горькие известия из Итилиена и видеть на ее лице отражение отцовской боли было не легче, чем рубить под корень живое дерево.
Чтобы не мучить ее и себя, Леголас повторил то, о чем поведал Элронду, в самых кратких словах:
- В прошлом месяце вверх по Андуину проходили несколько Следопытов Итилиена, направлявшихся на встречу с сородичами с севера. Они рассказали, что весь Гондор погружен в печаль, потому что в сражении с пиратами Умбара они потеряли своего лучшего полководца. Его звали Торонгил, и наместник Эктелион высоко ценил его как советника и ближайшего друга. Но родом он был не из Гондора, и никто не знал, откуда он пришел. Я думаю... я опасаюсь, госпожа моя, что это и был Эстель, потому что под тем же именем мы знали его в Лихолесье...
Она не вскрикнула, не заплакала. Только оперлась о колонну, как будто пол ушел у нее из-под ног. Леголас протянул руку - поддержать, но она выпрямилась сама.
- Нет, - сказала она так же тихо и твердо, как до этого. - Нет. Я бы знала.
- Госпожа...
- Ты давно не был у нас, - как будто не слыша, продолжала она. - А я так и не поблагодарила тебя за то письмо.
Леголас опустил глаза.
- Это было единственное, что я мог для него сделать.
- Если бы не твое письмо, я бы так и не узнала, почему он исчез. Отец избегает даже упоминать его имя в моем присутствии. Как будто судьбу можно обмануть молчанием...
Леголас вздрогнул. Что-то было в ее словах, отчего ночной воздух показался вдвое холоднее.
- Эстель рассказывал тебе, как мы встретились?
Лесной эльф молча кивнул.
- В тот день я почувствовала, что он... не чужой мне, хотя мы были едва знакомы. Я поняла, что это может означать - и испугалась. Испугалась того, что могло во мне пробудиться. И страх удержал меня. Больше я с ним не заговаривала, а когда он исчез... Это было странное облегчение, потому что мне больше не требовалось решать, поддаться зову сердца или воспротивиться. Я заставила себя поверить, что ничего не было... и он легко забудет меня среди человеческих женщин, а я смогу забыть его. Теперь я понимаю, что это страх говорил во мне.
Арвен повернулась к перилам. Ветер, налетев, поймал прядь ее волос и отбросил с плеча.
- А потом Линдир привез твое письмо. И я узнала, что Эстель покинул дом из-за меня. Что он ушел, страдая от своей любви, чтобы мне не пришлось страдать; обрек себя на изгнание и одиночество ради моего покоя. И мысль о нем придала мне мужества. Любовь смертного сулит мало радости и много боли, но если он смог принять и перенести эту боль - значит, смогу и я...
- Значит, ты... - Он задохнулся, но все же договорил, - ...любишь его?
- С самого первого дня. Мне надо было лишь отбросить страх, чтобы понять это. Если бы ты знал, сколько раз я корила себя за нерешительность и молчание! Ведь он ушел по моей вине...
- Моя вина больше, - возразил Леголас. - Я был рядом с ним, я знал, почему он уходит, - и все равно не стал его удерживать. Тогда это казалось мне правильным.
Он растерянно провел ладонью по перилам.
- Прости, что задаю тебе такие вопросы, но... уверена ли ты? Ты ведь знаешь, сколько горя принесет этот выбор и тебе, и твоим близким... Эстель покинул тебя, чтобы спасти от Рока Людей. Он пошел на это осознанно, с открытыми глазами - так стоит ли отвергать его жертву?..
Арвен улыбнулась. Она была ненамного старше, но сейчас Леголасу показалось, что он смотрит в глаза самой Лютиэн или даже Мелиан - такой древней, извечной мудростью дышало лицо девы.
- Когда-нибудь, - негромко сказала она, - твое сердце откроется так же, как мое. И тогда ты поймешь, и сам ответишь на свой вопрос. А сейчас... просто поверь.
***
Здесь даже камни были враждебны живому. Черные и гладкие, отливающие стеклянным блеском, они вдобавок оказались такими же скользкими, как стекло - и так же резали в кровь ладони, когда он спотыкался и падал. За последний час это случилось дважды, и причиной была не только скользкость камней, но и усталость, от которой подкашивались ноги и паутинно-серое марево застило взгляд.
Шесть дней он бился с горбатыми перевалами Темных гор; на седьмой день горы начали одолевать. А впереди еще оставался самый трудный подъем - и долгий изнурительный спуск к водопадам Хеннет Аннун. Но остановиться и отдохнуть он тоже не мог: по ночам ветер доносил из ущелий протяжную перекличку варгов, а где есть варги - там и на орков недолго нарваться. Он не знал, идут ли они по его следам или просто рыщут по горам бесцельно, но на вражеской земле каждая тропа могла привести в засаду, и каждое промедление ради отдыха могло стать оказаться гибельным.
Солнце опускалось за изломанную черту горного хребта. Тускло и безрадостно взирал на окраины Мордора светлый лик золотоокой Ариен. Вопреки усталости человек попытался ускорить шаг. С закатом здесь становилось еще опаснее: орки и варги предпочитали охотиться в темноте.
...Вой прозвучал неожиданно близко, так что эхо покатило по ущелью скулящие отголоски. Человек обернулся, шаря взглядом по громоздящимся вокруг скалам. Он стоял на дне глубокой извилистой расселины, откуда можно было идти только вперед - к тропе, ведущей на последний перевал. Ну, или назад - в Мордор.
Вой повторился. Теперь он раздавался еще ближе, и эхо вытворяло странные шутки: казалось, что вой доносится с двух сторон одновременно. Человек остановился, бросил мешок под ноги и обнажил меч. Бежать не было смысла: если варг взял след, то уже не отцепится. Одна надежда, что это одиночка, а не разведчик из большого отряда...
Надежда не оправдалась. Рослый темно-бурый зверь рысью выскочил из-за скалы, устремляясь к изготовившемуся человеку, и в ту же секунду вой прозвучал в третий раз. Теперь уже точно - с другого конца расселины.
Один, второй, третий... дальше человек считать не стал. Вбросив меч в ножны, он повернулся к скале лицом, подпрыгнул, уцепился за щербатые изломы камней. Повис. Подтянулся. И, не дожидаясь, пока варги доберутся до него, начал карабкаться по отвесной стене, впиваясь пальцами и носками сапог в любую неровность скалы.
На такое можно было решиться только от большого отчаяния. Он не знал, везде ли на этой скале есть трещины и уступы и хватит ли ему сил добраться до тропы, что проходит где-то там, по верху ущелья. Но ничего другого не оставалось: варги уже сбегались к подножию скалы, а самые наглые с рычанием вставали на задние лапы и царапали каменную стену расселины. Как говорится - если тебя загнали в угол, лезь вверх...
Он уже взобрался на полсотни локтей или около того и позволил себе несколько секунд отдыха, упираясь носками в маленький уступ над пустотой, когда камень под левой рукой шевельнулся и выпал, как молочный зуб.
Человек успел перенести вес на правую руку и только поэтому не загремел вниз, следом за предательским камнем. Но в следующую секунду его ноги соскользнули с уступа, и он повис на одной руке, судорожно цепляясь ободранными пальцами за острую кромку второго, надежного камня.
Варги бесновались под скалой, захлебываясь воем и голодной слюной.
Теперь человек не мог достать до уступа, но не позволил себе запаниковать. Вися на правой руке, он опустил левую, чтобы расслабить зажатые мышцы. Поднял, осторожно потянулся - вверх, вверх, всем телом припадая к скале...
И не дотянулся до выбоины, откуда выпал камень.
Страха не было. Только мгновенное, удивительно четкое осознание: это конец. И холодный комок в груди - будто глотнул воды из горного ручья. Так просто. Так обыденно и нелепо, что даже не верится...
Правая рука, на которой была подвешена его жизнь, начала неметь. Пальцы уже не чувствовали боли. Еще минута, может быть, две... Последняя милость судьбы: у него есть время, чтобы вспомнить ее лицо...
Что-то невесомо задело макушку человека. И сползло рядом по скале, мягко пощекотав его щеку.
Веревка. Серая веревка из хитлайна - на черном камне она светилась, как паутинка в лунном луче. Человек поймал ее свободной рукой, обмотал вокруг запястья. Веревка, точно живая серая змейка, туже обвила руку, натянулась...
И потащила его наверх.
Выпустив камень, за который цеплялся, он перехватил веревку второй рукой и снова повис, раскачиваясь над провалом. Рычание мечущихся варгов перешло в обиженный скулеж, кргда они поняли, что добыча ускользает. Веревка ползла вверх - кто-то выбирал ее ровными, неторопливыми рывками.
И этот кто-то, перегнувшись через край обрыва, схватил его за вытянутые кисти и втащил на кромку. Последним усилием человек подтянулся, забросил ногу и лег на камни, откатившись подальше от края. И только теперь смог взглянуть на того, кто его вытащил.
- Ты изменился, - спокойно сказал Леголас, протягивая ему руку.
- А ты - нет, - Эстель неуверенно сжал его ладонь, всерьез опасаясь, что эльф растает в воздухе, как призрак. Но рука была такой же живой и сильной, как тридцать лет назад. И прежней была теплая, чуть лукавая улыбка.
***
- Как ты меня нашел? - на ходу спросил он. Ущелье с варгами осталось позади, но они не останавливались, спеша отойти как можно дальше от опасного места до наступления темноты.
- С трудом, - признался Леголас. - И труднее всего было разобраться в той путанице, что устроил наместник после твоего исчезновения. Чем ты успел так насолить Эктелиону, что он скрыл твое прощальное письмо и поспешил объявить тебя мертвым?
- Наверное, это придумал его сын, - проговорил Эстель, удивляясь собственному спокойствию. - Дэнетору давно уже не нравилось...
- ...что жители Гондора любят тебя сильнее, чем наместника, а войско готово следовать за тобой даже без приказа, - закончил за него эльф. - Да, ему было бы удобнее всего, если бы тебя считали убитым, ведь мертвый живому не соперник. Не знаю только, как он добился согласия отца на обнародование этой лжи. Должно быть, убедил его, что необъяснимый уход полководца вызовет толки и сомнения среди горожан, а вот известие о твоей героической смерти укрепит их боевой дух.
Эстель усмехнулся.
- Ну и пусть. Если это пойдет Гондору на пользу - я не в обиде.
- Гондору пойдет на пользу, если законный король вернется в Минас Тирит вместо того, чтобы разгуливать по Мордору. Зачем тебя понесло в этот поход?
- А зачем вы сторожите лес у Восточной Луки? За Тенью надо следить загодя, а не тогда, когда она подступит к самому порогу.
- Но мы не ходим под Тень в одиночку, - покачал головой эльф. - Это была глупая и опасная затея, друг мой.
- Так ты искал меня, чтобы выговорить мне за неосторожность?
- Я искал тебя по просьбе госпожи Арвен.
Эстель резко остановился, чуть не оступившись на краю тропы.
- Что?
- Она любит тебя.
Дунадан замер. Это не могло быть правдой. Он ослышался... или сошел с ума... или все-таки разбился в ущелье и выдумал этот разговор в предсмертном бреду...
- Ты слышишь? - Эльф обернулся к нему. - Арвен любит тебя. Все эти годы она ждала твоего возвращения - и будь я проклят, если ей придется ждать хоть один лишний день.
Быстро наступающие сумерки затапливали горы, поглощая тени, скрадывая цвета. Но сейчас Эстель был только рад, что темнота скрывает его растерянное лицо.
- Как... - Он не сразу вернул себе власть над голосом. - Как это возможно?
- Назови это чудом, - Улыбка Леголаса тоже была почти невидима, угадывалась только по блеску глаз. - Или волей судьбы, или промыслом Единого. Но, предупреждаю, если ты и на этот раз попытаешь сбежать, я свяжу тебя этой самой веревкой и дотащу до Андуина в мешке. Я не шучу... почти.

4.
Название: Назови это чудом
Размер: 5396 слов
Жанры и категории: драма, слегка АУ
Рейтинг: PG-13
Персонажи/Пейринги: Арагорн, Арвен, Леголас, Элронд, остальные мельком
Примечание: Может показаться, что в этом рассказе бога нет. И все же он здесь - в самом прекрасном из своих обличий.

- Кто смеет рассуждать или предсказывать, когда высокие чувства овладевают человеком?
Нищие, безоружные люди сбрасывают королей с престола из любви к ближнему. Из любви к родине солдаты
попирают смерть ногами, и та бежит без оглядки. Мудрецы поднимаются на небо и ныряют в самый ад – из
любви к истине. Землю перестраивают из любви к прекрасному. А ты что сделал из любви к девушке?
- Я отказался от нее.
(Е. Шварц, "Обыкновенное чудо")
Нищие, безоружные люди сбрасывают королей с престола из любви к ближнему. Из любви к родине солдаты
попирают смерть ногами, и та бежит без оглядки. Мудрецы поднимаются на небо и ныряют в самый ад – из
любви к истине. Землю перестраивают из любви к прекрасному. А ты что сделал из любви к девушке?
- Я отказался от нее.
(Е. Шварц, "Обыкновенное чудо")
С начала эпохи южная сторона была для лесных эльфов источником постоянной угрозы. Оттуда появлялись остатки разбитых полчищ Саурона, и бродячие ватаги орков, изголодавшихся, затравленных и опасных, как волки в суровую зиму, доходили до устья Сир-Нинглор, ища дороги на западный берег Великой Реки, к логовам сородичей в Хитаэглир. Оттуда, из старой крепости на Амон Ланк, стали расползаться чары Некроманта, несущие порчу и гибель всем созданиям Света. Оттуда, уже после изгнания Некроманта, снова потянулись цепкие побеги неистребимого зла, и черное дыхание Кольценосцев отравляло не успевший исцелиться лес.
Здесь всегда не хватало воинов - на южных рубежах гибли гораздо чаще, чем на всех остальных границах Королевства. Поэтому отряды южной стражи были единственной частью лесного воинства, куда принимали не только эльфов, но и людей, умеющих обращаться с оружием и желающих послужить королю Трандуилу. Правда, внутренние земли Королевства были издревле закрыты для смертных, но на порубежье их принимали без вражды. К людям присматривались внимательнее, чем к своим, и реже поручали им особо важные задания. Но в остальном здесь не делали различий между смертными и бессмертными. Тяготы службы быстро сближали их, а кровь, пролитая сообща на лесных рубежах, сплачивала сильнее, чем общая кровь в жилах.
У эльфов не было принято сверх меры опекать наследников трона, удерживая их дома, в покое и безопасности. Сыновья эльфийских владык охотились, сражались и несли дозор наравне с обычными воинами - ну, разве что соратники чуть более зорко следили за ними, чуть более ревностно оберегали их в бою. Поэтому никого не удивляло, что один из отрядов пограничной стражи возглавлял сын короля Трандуила.
В начале лета, во время последней вылазки в южную часть Леса, стряслась беда: их отряд угодил в засаду. Двое воинов погибли, а принц пропал. Его искали два дня; на третий он вернулся сам и привел человека, что помог ему отбиться от врагов.
Это был юноша лет двадцати, высокий, темноволосый и неразговорчивый. Он назвался Торонгилом и вместо награды попросил у принца дозволения остаться в Лесу и служить в его отряде. Он отлично владел мечом и неплохо стрелял - а "неплохо" по меркам эльфов означало без малого предел человеческого мастерства. И еще он свободно говорил на синдарине - вот только о себе так ничего и не рассказал.
***
Человек был загадкой, а загадки всегда привлекали пытливый ум лесного эльфа. Не приставая к Торонгилу с расспросами и не пытаясь вызвать его на доверительный разговор, Леголас присматривался к нему со стороны. Слушая и наблюдая, он скоро узнал о своем спасителе куда больше, чем тот собирался открыть.
Во-первых, Торонгил принадлежал к народу дунэдайн - это было ясно без объяснений: примесь нуменорской крови в людях заметна с первого взгляда. Но для дунэдайн, хотя многие из них и владели сумеречным наречием, родным языком был все-таки адунаик, и в их речи часто смешивались эльфийские и человеческие слова. Торонгил же изъяснялся на таком жемчужно-чистом синдарине, словно говорил на нем с раннего детства, и если у него и проскальзывал местами чужой выговор, то не нуменорское пришептывание, а певучий металл квэнья.
Во-вторых, Торонгил был очень хорошим - для человека - лучником. И достаточно было взглянуть на то, как он держит лук и захватывает тетиву, чтобы убедиться: стрелять его учил кто-то из эльфов.
В-третьих, меч, который он принес с собой, вышел не из кузниц людей. На крестообразной рукояти Леголас заметил клеймо: фигурку всадника, несущего звезду на острие поднятого копья. И ему было отлично известно, какой мастер метит свои изделия таким знаком.
Конечно, дунэдайн и эльфов Имладриса всегда связывала тесная дружба. И если юноша из вымирающей ветви древнего народа лучше прочих овладел языком Долины, в этом не было ничего из ряда вон выходящего. Мог он и учиться у эльфов стрельбе из лука, и даже получить в подарок меч работы Элрохира. По отдельности это все было понятно и объяснимо. Вместе - заставляло задуматься.
Чтобы проверить свое предположение, Леголас как бы невзначай спросил у Торонгила, бывал ли тот в Имладрисе.
- Да... два раза, - с почти незаметной запинкой ответил юноша.
Он не умел лгать - убегающий взгляд и сцепленные на коленях руки выдали его сразу. Но попытка была неплохой: из всех неправдивых ответов он выбрал самый правдоподобный. И быстрота, с которой он нашел этот ответ, и то, что ложь была ему тягостна и непривычна, говорило само за себя. Последние сомнения рассеялись.
Леголас не подал виду, что разгадал его обман. Если дунадан предпочитает скрывать свое настоящее имя и происхождение, то это его дело. Разглашать чужой секрет было бы нескромностью, а по отношению к Торонгилу - еще и неблагодарностью. Леголас не собирался этого делать. И, хотя причины, по которым юноша покинул дом и скрывался в Лихолесье, оставались для эльфа тайной за семью печатями, он держал свое любопытство при себе.
Ему не пришлось долго теряться в догадках.
***
- Привет вам! - Высокий эльф в темно-синем плаще шагнул под навес и откинул с головы мокрый капюшон. За его спиной хлестали по веткам косые струи дождя, и желтеющие листья качались и кланялись под ударами тяжелых капель.
- Линдир! - Леголас и удивился, и обрадовался. С Линдиром он был дружен со времен битвы за Дол Гулдур; еще несколько раз они виделись, когда Элронд посылал своего менестреля и герольда к Трандуилу с письмами или срочными вестями. Война Белого Совета упрочила связи между Имладрисом и Лихолесьем, и гонцы нередко пересекали Андуин в обе стороны.
- Рад видеть тебя, эрнил, - поклонился Линдир, прижав руку к сердцу. - А, Туилинн, и ты здесь! Гвелвентир, Эйриен! Добрая встреча, друзья!
- Добрая встреча, да недобрая погода, - рассмеялся Туилинн, принимая у Линдира отяжелевший от воды плащ.
- Садись к огню, - пригласил его Леголас. - Наш походный костер не сравнится с Каминным залом, но и у нас найдется горячее вино и ужин для усталого путника.
То было начало нарбелет, осенние дожди лишь набирали силу, и дороги еще не развезло, а вода в реке не успела подняться настолько, чтобы перекрыть брод у Старой Дороги. Но все понимали, что после Линдира им уже не дождаться гостей из Имладриса в этом году, а потому расспрашивали менестреля обо всем подряд и сами спешили поделиться новостями. Благо, им было о чем рассказать: отряд Леголаса всего две недели назад вернулся на север для отдыха, и события лета, проведенного на Стяжке в дозоре, были еще свежи в памяти.
Пока остальные раздували костер пожарче и доставали припасы, Леголас быстро огляделся. Так и есть, одного из отряда не хватало. Радуясь встрече с Линдиром, он не заметил, куда исчез Торонгил.
Похоже, ревностно хранимой тайне дунадана приходил конец. Стоит кому-то среди прочего рассказать Линдиру про новичка, и менестрель догадается об остальном сам. Не так уж много молодых нуменорцев бродит по Пустоземью, скрываясь от сородичей.
Леголас кивнул Эйриен - мол, скоро вернусь - и, набросив капюшон, выскользнул из-под навеса.
Ни в хижине, ни на талане Торонгила не оказалось. Но следы на мокрой земле отпечатались четко - человек так спешил, что не заботился о скрытности. След вел на юго-запад, к маленькому озеру с родником, откуда они брали воду.
Там он и сидел, на поваленном дереве у самого берега. Дождь барабанил по его плечам и по опущенной голове, и гладь озерца кипела бесчисленными всплесками. Одинокий желтый лист бесцельно кружился в воде, как умирающая рыбка.
Он не видел подошедшего Леголаса, потому что сидел спиной к зарослям. Не слышал и шагов - шум дождя поглотил их и растворил в несмолкающем лепете капель. Эльф остановился прямо за ним.
- Эстель.
Молодой человек вздрогнул, но вскакивать и хвататься за оружие не стал. Только повернул голову.
- Линдир сказал тебе?
- Нет. Я давно понял.
Эстель коротко вздохнул.
- А остальные?
- Я никому не говорил, - Леголас перешагнул через ствол и сел рядом с юношей. - Но они тоже могли догадаться сами, а кто не догадался - тем подскажет Линдир. Стоит ли продолжать эту игру?
Эстель молчал, бесцельно разглядывая свои руки, и Леголас чувствовал, что его слова не достигают сознания юноши.
- Эстель, - настойчиво повторил он. - Что бы ни случилось, ты мой друг и навсегда останешься им. Я не знаю, что заставило тебя уйти из Имладриса, но любое недоразумение можно разрешить, любую обиду - загладить...
Приемный сын Элронда улыбнулся - одним уголком рта, криво и нехорошо. Леголас осекся.
- Никто не гнал меня из дома, - Эстель опять посмотрел на бьющийся в воде листок. - И я не таю обиды. Но вернуться не могу.
- Если ты провинился перед отцом... - осторожно начал Леголас.
Юноша засмеялся. Хрипло, с надрывом - так не смеются весельчаки. Так смеются безумцы и те, кто дошел до последней черты отчаяния.
- Эстель...
Он оборвал смех так же резко, как начал. Обхватил себя руками за плечи, будто от сильного холода. И заговорил - сначала медленно, неохотно, а потом все быстрее и быстрее, как в лихорадочном бреду, теряя и путая слова.
Он слишком устал от молчания...
...Он не верил, что так бывает в жизни. В легендах - да, верил. Пронзительно-светлая печаль наполняла сердце, когда в Каминном зале запевали "Песнь о Лэйтиан", и любовь, звенящая в каждой строфе, была живой, настоящей, и боль - неподдельной. Но ведь то было в старые времена, когда и деревья были выше, и дороги - прямее, и до Западного Края - рукой подать... Великие чувства рождались в эпоху великих свершений и канули в небытие вместе с Белериандом - так ему казалось.
Он не верил, что так бывает: всего лишь взгляд, всего лишь короткий разговор и соприкосновение рук - и уже невозможно дышать без нее. Без той, о чьем существовании он не подозревал еще только час назад. Без Арвен Ундомиэль, Вечерней Звезды эльфийского народа.
Любовь, о которой он знал только из песен, разила стремительно и беспощадно, как меч в руках умелого бойца. Один удар в сердце - второго не требовалось.
Ему казалось – он наконец-то постиг, какой порыв вел Берена и Лютиэн, какая сила влекла их наперекор судьбе, смерти и самому устройству мира. Сейчас он сам согласился бы на любое испытание, чтобы доказать, что достоин руки Арвен. И если бы его послали за Сильмариллом, он без колебаний спустился бы в огненные недра земли или нырнул на дно морское, где упокоились чудесные камни Феанора.
Но - некому было послать...
Элронд призвал его на исходе месяца гваэрон, в канун Нового года по счету эльфов. Объясняться не пришлось - ничто из происходящего в долине не было тайной для правителя Имладриса. Разговор получился коротким и мучительным для обоих. Да, соглашался Полуэльф, и его спокойный голос не вязался с взглядом темных, переполненных горечью глаз. Да, моим детям даровано право выбирать свою судьбу - бессмертие эльфов в немеркнущем сиянии Амана или краткий век людей, уходящих за пределы мира. Но Арвен не придется выбирать, если только ты не станешь между нами. Мой путь определен давно, и Келебриан ожидает меня за Морем. Если же тебя и мою дочь свяжут узы более прочные, чем мимолетное чувство, тогда одному из нас - либо мне, либо тебе - предстоит разлука, которая горше смерти. И тяжелее всего эта ноша ляжет на плечи Арвен, ибо любой выбор принесет ей неизбежную боль, любое счастье будет отравлено вечной утратой...
Эстель молчал, хотя слова кипели в горле, как олово в плавильном ковше. За любовь Арвен он готов был сражаться со всем миром - но на пути его любви стоял не ревнивый соперник и не надменный эльфийский король. Ему заступил дорогу тот, кого он всю осознанную жизнь называл отцом. Кому он был, в конце концов, обязан этой жизнью.
И, что самое худшее, Элронд был прав. Эта неумолимая правота легла на сердце тяжестью могильного камня - ни поднять, ни оттолкнуть. И давила тем больше, чем яснее он осознавал: его любовь принесет Арвен страдания и гибель, а взамен... Что он может предложить ей взамен этой жертвы, кроме собственной жизни, краткой, как взмах крыльев мотылька, летящего на огонь?
Он ничего не ответил отцу. И в ту же ночь ушел из долины - пешком, по узким горным тропинкам, не дожидаясь рассвета. Он не знал, будут ли его искать, но на всякий случай выбрал кружной и нехоженый путь через южный перевал. В начале лета он вышел к берегам Андуина к северу от Лориэна. Впереди, за широким разливом реки, лежали Дикие Земли - самое подходящее место для того, кто решил исчезнуть навсегда...
- Ты ушел, чтобы не прогневать Элронда - или чтобы не разлучать его с дочерью? - тихо спросил Леголас.
- Прогневать Элронда? - Эстель глухо засмеялся. - Да он меня и словом не упрекнул. И не за что не причинил бы мне вреда. Но...
Юноша с силой вцепился руками в мокрые волосы.
- Я смотрел в его глаза и видел - в глубине души он проклинает тот час, когда взял меня в свой дом. Даже бессловесным зверям ведома благодарность. Разве я хуже зверя? Как я могу нанести ему такой удар?
- Разве твой уход не был для него ударом?
- Эту разлуку ему все равно пришлось бы пережить, рано или поздно. Он был готов к ней с самого начала. Двадцать лет или сто двадцать - невелика разница по вашему счету. Но если бы я остался там... Я не смог бы сдержаться. Стал бы искать ее взаимности... и если бы преуспел, то разбил бы ей сердце, вынудив выбирать между мужем и отцом...
Он поднял взгляд на друга.
- Думаешь, я убежал, потому что испугался разоблачения? Нет... Когда я увидел знакомое лицо, у меня как будто все перевернулось внутри. Моя воля растаяла, как у пьяницы, которому дали глоток вина после долгого воздержания. Я понял, что еще миг - и я сам брошусь к Линдиру, и стану расспрашивать о доме, и... и не совладаю с собой, помчусь туда... к ней... и будь, что будет...
Он задохнулся и прижал ладонь ко рту, останавливая поток слов, как зажимают рану, пытаясь унять безудержно льющуюся кровь.
Леголас поднялся и отошел в сторону - чтобы дать ему успокоиться, но не только за этим. Он сам был слишком потрясен, чтобы продолжать разговор, и ему тоже требовалось время, чтобы совладать со своими чувствами.
...Во дворце на Эмин Дуир тоже часто пели "Лэйтиан". Но совсем иначе звучала эта песнь в устах дориатрим, нашедших под сенью Леса новый дом. Для людей история Берена и Лютиэн была повестью о любви, превозмогающей тьму, оковы и смерть. Для большинства эльфов - повестью о надежде, рожденной из глубин самого черного отчаяния.
Для последних синдар из народа Тингола это была повесть о невосполнимой утрате. Обо всем прекрасном и любимом, что отнято без надежды на возвращение. Об окончательной, необратимой разлуке, боль которой не будет исцелена даже там, за Морем, в блаженном Западном краю. И Леголас часто замечал в глазах старших слезы той давней любви и скорби, когда к высоким сводам королевского дворца или к вершинам столетних деревьев соловьиным переливом взлетал бессмертный напев.
Сам он был слишком молод, чтобы помнить те времена: Лютиэн Тинувиэль ушла Путем Смертных задолго до его появления на свет. Зато он видел ту, в которой, по словам знающих, воплотилось сияние ее красоты - Арвен Ундомиэль. И не допускал даже мысли о том, что прекрасную дочь Элронда может постигнуть участь ее прародительницы.
Эстель был прав. Тысячу раз прав - чего бы это ему ни стоило...
Леголас чувствовал, что разрывается надвое. Половина его сердца ныла от жалости к молодому, полному сил и надежд человеку, получившему от судьбы такой жестокий и незаслуженный удар; а другая половина замирала от восхищения при виде мужества, с которым он вынес этот удар, и стойкой, не по годам зрелой мудрости, указавшей ему единственно верный путь.
Но всякой стойкости существует предел - и человек дрожал под дождем, задыхаясь от рыданий и душевной муки, а эльф стоял рядом и ничем, ничем не мог ему помочь...
Понемногу дрожь, сотрясавшая юношу, утихла, и дыхание успокоилось. Не глядя на Леголаса, он наклонился и зачерпнул воды из озерца. Ожесточенно плеснул в лицо, заливая и без того промокший плащ, и выпрямился.
- Вот видишь, - у него вырвался сиплый смешок, - я не могу за себя отвечать. Мне нельзя оставаться у вас. Я должен уйти еще дальше, чтобы не поддаться искушению.
- Куда?
- Куда-нибудь. Были бы руки да меч, а сражаться с Тенью можно везде, не только в Лесу, - Эстель испытующе взглянул на друга. - Ты ведь не будешь меня отговаривать?
Тот покачал головой.
- Нет. Я хотел бы помочь тебе, но это не в моих силах. Я могу только пожелать тебе счастливого пути. Пусть солнце светит тебе, куда бы ты ни направился.
- Передай Элронду, что я жив... И что прошу у него прощения за причиненные тревоги. А матери... что я люблю ее.
- Передам, - пообещал эльф. - Эстель... если что-то случится, помни: здесь у тебя всегда есть дом.
Человек улыбнулся - теперь уже обычной, усталой и мягкой улыбкой.
- Буду помнить.
...Когда Леголас вернулся на стоянку, дождь уже прекратился. Ужин был почти съеден, а Линдир надевал высушенный у огня плащ.
- Уже уезжаешь? - удивился Леголас.
Менестрель развел руками.
- Хотел бы я погостить подольше у вашего костра, но нельзя. Я должен как можно скорее добраться до Эмин Дуир и вернуться назад, пока река не разлилась от этих дождей.
- Подожди еще немного, - попросил Леголас. - Я напишу письма. Не откажи в любезности, передай их владыке Элронду, госпоже Гилраэн и... - Он задумался на мгновение. - И госпоже Арвен.
***
В Каминном зале дома Элронда всегда горел огонь. Мягкий свет озарял все уголки просторного чертога, танцующие отблески пламени золотили резные колонны, и волны живительного тепла встречали гостей на пороге, даже если за окнами царил зимний мороз или бушевала метель.
Сейчас Леголасу казалось, что в зале темно и холодно, хотя огонь, как и прежде, весело трещал над сосновыми поленьями. И долгое время после того, как лесной эльф замолчал, в зале был слышен только этот треск.
Элронд заговорил первым:
- Ты уверен, что речь шла о нем?
- Как я могу быть уверен? Гондорского полководца звали Торонгил, и твой сын назвался так же, когда пришел к нам. Но это могло совпасть случайно. Еще у Торонгила из Гондора были черные волосы и серые глаза, и все, кто встречал его, отмечали его благородный и величественный вид. "Он походил на короля в изгнании", - так сказал нам один из южан... Но и это может быть совпадением. Лорд Элронд, я рассказал все, что знаю, и мне нечего прибавить.
Снова наступила тишина, и на этот раз ее прервал Элладан.
- Кто-нибудь видел его... мертвым?
Леголас покачал головой.
- Его не было среди воинов, сошедших на берег в Пелагире, а несколькими днями позже Эктелион объявил, что он пал в последнем сражении. Но из тех, с кем я говорил, никто не видел ни тела, ни могилы.
- В море не бывает могил, - глухо вымолвил Элрохир.
- Это не должно было случиться так, - Голос Элронда был ровен, но рука стиснула подлокотник кресла, и белые от напряжения пальцы вдавились в тонкую серебряную филигрань. - Не для того я растил его, чтобы он отдал жизнь на службе у собственного вассала.
- Мы еще не знаем наверняка, - Леголас и сам понимал, насколько это слабое утешение. - Всегда остается...
В последнее мгновение он успел прикусить язык, удержав правильное, но совершенно неуместное сейчас слово.
- Возможность ошибки, - неловко закончил он.
Но то, невысказанное, все равно повисло в воздухе - "надежда"...
Эстель...
В камине треснуло и переломилось полено. Легким роем взлетели искры, от рдеющих углей потянуло смолистым жаром. Элронд поднялся. Тени струящегося огня и тени давней, застарелой усталости перемежались на его лице; сейчас он, как никогда, походил на смертного - еще не старого, но уже пережившего пору расцвета.
- Я благодарю тебе за весть, сын Трандуила. Не твоя вина, что она оказалась горькой. Ты проделал долгий путь, чтобы сообщить мне о сыне, и за это я тоже признателен. Твои покои давно готовы - отдохни с дороги.
Леголас благодарно кивнул. Он действительно очень устал, потому что торопился и не позволял себе долгих передышек в пути.
Уже на пороге зала он обернулся:
- Лорд Элронд... Должен ли я также известить госпожу Гилраэн?
- Нет, - Еще одна тень-морщинка перечеркнула чело владыки. - Я сам скажу ей... позже. Если не будет других новостей...
Это он добавил уже вполголоса - скорее для себя и сыновей, чем для уходящего гостя.
...После теплого зала в наружной открытой галерее было прохладно и ветрено. Тонкий осколок хрустальной ладьи Тилиона плыл по небу, то утопая в темных волнах облаков, то выныривая на поверхность. Играл и дробился звездными брызгами водопад в окружении высоких террас, в деревянном кружеве арочных мостов.
Сколько бы Леголас ни приезжал в Имладрис, его неизменно поражала не столько красота этого мирного края, укрытого от всех враждебных глаз, сколько ощущение спокойной, ничем не омраченной радости бытия, разлитое в самом воздухе Долины. И больно было думать, что и сюда, в обитель покоя и радости, нашла дорогу беда. Один раз - когда уплыл корабль леди Келебриан; и другой - вот теперь, когда приемный сын Элронда ушел в добровольное изгнание и не вернулся...
Легкий шорох, едва различимый даже для чутких ушей лесного эльфа, донесся из дальнего конца галереи. Никакая опасность не могла грозить ему здесь, но привычка - вторая душа. Рука потянулась к поясу с ножом, прежде чем он осознал, что делает...
...и смущенно склонил голову, приветствуя ту, что вышла к нему из-за полукруга светлых колонн.
Ее длинное темно-синее платье сливалось с темнотой, и от этого нежный овал лица и высокая шея как будто мерцали собственным светом, точно бледный огонек свечи, а маленькие ладони белели, как голубиные крылья. Черные волосы свободной волной струились по плечам, и дальний отблеск Итиль дрожал и таял в сумеречно-серых глазах, зажигая серебряные искры под ресницами.
Арвен Ундомиэль. Королевна Вечерняя Звезда.
- Ты принес вести об Эстеле? - спросил тихий, ясный голос.
- Госпожа Арвен... - Леголас на миг заколебался. Элронд не позвал дочь в Каминный зал вместе с сыновьями - видимо, не хотел огорчать ее преждевременно...
- Расскажи мне. Я должна знать.
Она была истинной дочерью Элронда - тот же непреклонный взгляд, та же ровная властность, которой невозможно противостоять. Но пересказывать ей горькие известия из Итилиена и видеть на ее лице отражение отцовской боли было не легче, чем рубить под корень живое дерево.
Чтобы не мучить ее и себя, Леголас повторил то, о чем поведал Элронду, в самых кратких словах:
- В прошлом месяце вверх по Андуину проходили несколько Следопытов Итилиена, направлявшихся на встречу с сородичами с севера. Они рассказали, что весь Гондор погружен в печаль, потому что в сражении с пиратами Умбара они потеряли своего лучшего полководца. Его звали Торонгил, и наместник Эктелион высоко ценил его как советника и ближайшего друга. Но родом он был не из Гондора, и никто не знал, откуда он пришел. Я думаю... я опасаюсь, госпожа моя, что это и был Эстель, потому что под тем же именем мы знали его в Лихолесье...
Она не вскрикнула, не заплакала. Только оперлась о колонну, как будто пол ушел у нее из-под ног. Леголас протянул руку - поддержать, но она выпрямилась сама.
- Нет, - сказала она так же тихо и твердо, как до этого. - Нет. Я бы знала.
- Госпожа...
- Ты давно не был у нас, - как будто не слыша, продолжала она. - А я так и не поблагодарила тебя за то письмо.
Леголас опустил глаза.
- Это было единственное, что я мог для него сделать.
- Если бы не твое письмо, я бы так и не узнала, почему он исчез. Отец избегает даже упоминать его имя в моем присутствии. Как будто судьбу можно обмануть молчанием...
Леголас вздрогнул. Что-то было в ее словах, отчего ночной воздух показался вдвое холоднее.
- Эстель рассказывал тебе, как мы встретились?
Лесной эльф молча кивнул.
- В тот день я почувствовала, что он... не чужой мне, хотя мы были едва знакомы. Я поняла, что это может означать - и испугалась. Испугалась того, что могло во мне пробудиться. И страх удержал меня. Больше я с ним не заговаривала, а когда он исчез... Это было странное облегчение, потому что мне больше не требовалось решать, поддаться зову сердца или воспротивиться. Я заставила себя поверить, что ничего не было... и он легко забудет меня среди человеческих женщин, а я смогу забыть его. Теперь я понимаю, что это страх говорил во мне.
Арвен повернулась к перилам. Ветер, налетев, поймал прядь ее волос и отбросил с плеча.
- А потом Линдир привез твое письмо. И я узнала, что Эстель покинул дом из-за меня. Что он ушел, страдая от своей любви, чтобы мне не пришлось страдать; обрек себя на изгнание и одиночество ради моего покоя. И мысль о нем придала мне мужества. Любовь смертного сулит мало радости и много боли, но если он смог принять и перенести эту боль - значит, смогу и я...
- Значит, ты... - Он задохнулся, но все же договорил, - ...любишь его?
- С самого первого дня. Мне надо было лишь отбросить страх, чтобы понять это. Если бы ты знал, сколько раз я корила себя за нерешительность и молчание! Ведь он ушел по моей вине...
- Моя вина больше, - возразил Леголас. - Я был рядом с ним, я знал, почему он уходит, - и все равно не стал его удерживать. Тогда это казалось мне правильным.
Он растерянно провел ладонью по перилам.
- Прости, что задаю тебе такие вопросы, но... уверена ли ты? Ты ведь знаешь, сколько горя принесет этот выбор и тебе, и твоим близким... Эстель покинул тебя, чтобы спасти от Рока Людей. Он пошел на это осознанно, с открытыми глазами - так стоит ли отвергать его жертву?..
Арвен улыбнулась. Она была ненамного старше, но сейчас Леголасу показалось, что он смотрит в глаза самой Лютиэн или даже Мелиан - такой древней, извечной мудростью дышало лицо девы.
- Когда-нибудь, - негромко сказала она, - твое сердце откроется так же, как мое. И тогда ты поймешь, и сам ответишь на свой вопрос. А сейчас... просто поверь.
***
Здесь даже камни были враждебны живому. Черные и гладкие, отливающие стеклянным блеском, они вдобавок оказались такими же скользкими, как стекло - и так же резали в кровь ладони, когда он спотыкался и падал. За последний час это случилось дважды, и причиной была не только скользкость камней, но и усталость, от которой подкашивались ноги и паутинно-серое марево застило взгляд.
Шесть дней он бился с горбатыми перевалами Темных гор; на седьмой день горы начали одолевать. А впереди еще оставался самый трудный подъем - и долгий изнурительный спуск к водопадам Хеннет Аннун. Но остановиться и отдохнуть он тоже не мог: по ночам ветер доносил из ущелий протяжную перекличку варгов, а где есть варги - там и на орков недолго нарваться. Он не знал, идут ли они по его следам или просто рыщут по горам бесцельно, но на вражеской земле каждая тропа могла привести в засаду, и каждое промедление ради отдыха могло стать оказаться гибельным.
Солнце опускалось за изломанную черту горного хребта. Тускло и безрадостно взирал на окраины Мордора светлый лик золотоокой Ариен. Вопреки усталости человек попытался ускорить шаг. С закатом здесь становилось еще опаснее: орки и варги предпочитали охотиться в темноте.
...Вой прозвучал неожиданно близко, так что эхо покатило по ущелью скулящие отголоски. Человек обернулся, шаря взглядом по громоздящимся вокруг скалам. Он стоял на дне глубокой извилистой расселины, откуда можно было идти только вперед - к тропе, ведущей на последний перевал. Ну, или назад - в Мордор.
Вой повторился. Теперь он раздавался еще ближе, и эхо вытворяло странные шутки: казалось, что вой доносится с двух сторон одновременно. Человек остановился, бросил мешок под ноги и обнажил меч. Бежать не было смысла: если варг взял след, то уже не отцепится. Одна надежда, что это одиночка, а не разведчик из большого отряда...
Надежда не оправдалась. Рослый темно-бурый зверь рысью выскочил из-за скалы, устремляясь к изготовившемуся человеку, и в ту же секунду вой прозвучал в третий раз. Теперь уже точно - с другого конца расселины.
Один, второй, третий... дальше человек считать не стал. Вбросив меч в ножны, он повернулся к скале лицом, подпрыгнул, уцепился за щербатые изломы камней. Повис. Подтянулся. И, не дожидаясь, пока варги доберутся до него, начал карабкаться по отвесной стене, впиваясь пальцами и носками сапог в любую неровность скалы.
На такое можно было решиться только от большого отчаяния. Он не знал, везде ли на этой скале есть трещины и уступы и хватит ли ему сил добраться до тропы, что проходит где-то там, по верху ущелья. Но ничего другого не оставалось: варги уже сбегались к подножию скалы, а самые наглые с рычанием вставали на задние лапы и царапали каменную стену расселины. Как говорится - если тебя загнали в угол, лезь вверх...
Он уже взобрался на полсотни локтей или около того и позволил себе несколько секунд отдыха, упираясь носками в маленький уступ над пустотой, когда камень под левой рукой шевельнулся и выпал, как молочный зуб.
Человек успел перенести вес на правую руку и только поэтому не загремел вниз, следом за предательским камнем. Но в следующую секунду его ноги соскользнули с уступа, и он повис на одной руке, судорожно цепляясь ободранными пальцами за острую кромку второго, надежного камня.
Варги бесновались под скалой, захлебываясь воем и голодной слюной.
Теперь человек не мог достать до уступа, но не позволил себе запаниковать. Вися на правой руке, он опустил левую, чтобы расслабить зажатые мышцы. Поднял, осторожно потянулся - вверх, вверх, всем телом припадая к скале...
И не дотянулся до выбоины, откуда выпал камень.
Страха не было. Только мгновенное, удивительно четкое осознание: это конец. И холодный комок в груди - будто глотнул воды из горного ручья. Так просто. Так обыденно и нелепо, что даже не верится...
Правая рука, на которой была подвешена его жизнь, начала неметь. Пальцы уже не чувствовали боли. Еще минута, может быть, две... Последняя милость судьбы: у него есть время, чтобы вспомнить ее лицо...
Что-то невесомо задело макушку человека. И сползло рядом по скале, мягко пощекотав его щеку.
Веревка. Серая веревка из хитлайна - на черном камне она светилась, как паутинка в лунном луче. Человек поймал ее свободной рукой, обмотал вокруг запястья. Веревка, точно живая серая змейка, туже обвила руку, натянулась...
И потащила его наверх.
Выпустив камень, за который цеплялся, он перехватил веревку второй рукой и снова повис, раскачиваясь над провалом. Рычание мечущихся варгов перешло в обиженный скулеж, кргда они поняли, что добыча ускользает. Веревка ползла вверх - кто-то выбирал ее ровными, неторопливыми рывками.
И этот кто-то, перегнувшись через край обрыва, схватил его за вытянутые кисти и втащил на кромку. Последним усилием человек подтянулся, забросил ногу и лег на камни, откатившись подальше от края. И только теперь смог взглянуть на того, кто его вытащил.
- Ты изменился, - спокойно сказал Леголас, протягивая ему руку.
- А ты - нет, - Эстель неуверенно сжал его ладонь, всерьез опасаясь, что эльф растает в воздухе, как призрак. Но рука была такой же живой и сильной, как тридцать лет назад. И прежней была теплая, чуть лукавая улыбка.
***
- Как ты меня нашел? - на ходу спросил он. Ущелье с варгами осталось позади, но они не останавливались, спеша отойти как можно дальше от опасного места до наступления темноты.
- С трудом, - признался Леголас. - И труднее всего было разобраться в той путанице, что устроил наместник после твоего исчезновения. Чем ты успел так насолить Эктелиону, что он скрыл твое прощальное письмо и поспешил объявить тебя мертвым?
- Наверное, это придумал его сын, - проговорил Эстель, удивляясь собственному спокойствию. - Дэнетору давно уже не нравилось...
- ...что жители Гондора любят тебя сильнее, чем наместника, а войско готово следовать за тобой даже без приказа, - закончил за него эльф. - Да, ему было бы удобнее всего, если бы тебя считали убитым, ведь мертвый живому не соперник. Не знаю только, как он добился согласия отца на обнародование этой лжи. Должно быть, убедил его, что необъяснимый уход полководца вызовет толки и сомнения среди горожан, а вот известие о твоей героической смерти укрепит их боевой дух.
Эстель усмехнулся.
- Ну и пусть. Если это пойдет Гондору на пользу - я не в обиде.
- Гондору пойдет на пользу, если законный король вернется в Минас Тирит вместо того, чтобы разгуливать по Мордору. Зачем тебя понесло в этот поход?
- А зачем вы сторожите лес у Восточной Луки? За Тенью надо следить загодя, а не тогда, когда она подступит к самому порогу.
- Но мы не ходим под Тень в одиночку, - покачал головой эльф. - Это была глупая и опасная затея, друг мой.
- Так ты искал меня, чтобы выговорить мне за неосторожность?
- Я искал тебя по просьбе госпожи Арвен.
Эстель резко остановился, чуть не оступившись на краю тропы.
- Что?
- Она любит тебя.
Дунадан замер. Это не могло быть правдой. Он ослышался... или сошел с ума... или все-таки разбился в ущелье и выдумал этот разговор в предсмертном бреду...
- Ты слышишь? - Эльф обернулся к нему. - Арвен любит тебя. Все эти годы она ждала твоего возвращения - и будь я проклят, если ей придется ждать хоть один лишний день.
Быстро наступающие сумерки затапливали горы, поглощая тени, скрадывая цвета. Но сейчас Эстель был только рад, что темнота скрывает его растерянное лицо.
- Как... - Он не сразу вернул себе власть над голосом. - Как это возможно?
- Назови это чудом, - Улыбка Леголаса тоже была почти невидима, угадывалась только по блеску глаз. - Или волей судьбы, или промыслом Единого. Но, предупреждаю, если ты и на этот раз попытаешь сбежать, я свяжу тебя этой самой веревкой и дотащу до Андуина в мешке. Я не шучу... почти.
@темы: Воинство Лихолесья, Этап: Спецзадание, БПВ-1
Но для дунэдайн, хотя многие из них и владели сумеречным наречием...
Автор, мне определенно нравятся игры с языками
Для последних синдар из народа Тингола это была повесть о невосполнимой утрате
Судя по этой фразе, я синда из народа Тингола >< Ибо всегда, всегда только так и воспринимала эту историю...
Спасибо большое. Я так ждала, что кто-то да напишет про эту пару.
(Автор тоже тащится от языков Арды)))