Объявление #59

[Битва Пяти Воинств]

Поздравляем всех с успешной выкладкой!

Голосование открыто, за предыдущие этапы по-прежнему можно голосовать.

Напоминаем про следующий этап:

Этап V: Персонаж
Тема "Подкидыш"
Число работ: 1-3
Выкладка - 4-6.11

Все еще можно (и нужно!):

Тема Октября:
Жанры на выбор: Стилистическое АУ, Глобал АУ, Гендерсвитч
Число работ: ограничено пределами разумного
Выкладка - 7-31.10

@темы: Объявления, Организационное, БПВ-4

---

Голосование - Этап IV

[Битва Пяти Воинств]

Правила:
1. Голосующим необходимо выбрать минимум две, максимум три работы, принадлежащие разным командам.
2. Один голос за команду = 1 очко.
3. Запрещается:
- голосовать от профилей сообществ
- голосовать от общественных и игровых профилей
4. Неверно поданные голоса засчитаны не будут.
5. Формат комментария:
1. Воинство 1 - "название работы"
2. Воинство 2 - "название работы"
3. Воинство 3 - "название работы"

Голосование за все Этапы - до 30.11 23:59 по Петербургу.

@темы: Этап IV: Ситуация, БПВ-4, Голосование

---

Воинство F. — Этап ЭIV

[Femme F.]

Название: Ночь ошибок
Задание: Этап IV (Ситуация — "История с похищением")
Размер: 1200 слов
Жанр/категория: Джен, гет, юмор, стеб
Рейтинг: PG-13
Персонажи/Пейринги: Митреллас, Имразор, Нимродель, Амрот, Намо
Предупреждение: вероятно AU и OOC, трэш, абсурд

Прошло еще немного времени, и один за другим в дом
Джованни потянулись разные люди — какая-то старушка,
рассыльный булочника, вагоновожатый и даже старая
учительница-пенсионерка. И все приносили какой-нибудь
кусочек Джованни: кто ногу, кто ухо, кто нос.
Джанни Родари

Действующие лица

Нимродель
Митреллас
Амрот
Имразор
Намо Мандос

Действие происходит в конце Третьей или в начале Четвертой эпохи в Валиноре.

Пролог

Темный коридор в чертогах Мандоса. Осторожно, держась руками за стены, продвигаются вперед Нимродель и Митреллас. Обе говорят шепотом.

Митреллас: Ты все-таки уверена, что мы поступаем правильно?
Нимродель: Сама посуди, мы обе с возлюбленными расстались, прямо скажем, некрасиво. Должны же мы как-то загладить свою вину?
Митреллас: Должны.
Нимродель: Вот мы и спасем их из тюрьмы.
Митреллас: Из тюрьмы? А, точно, сам Враг же здесь сидел?
Нимродель: Здесь.
Митреллас: Тогда да, тогда точно тюрьма.
Нимродель: Тише. Мы, кажется, пришли...

Затемнение

Картина первая

Набережная в Валиноре. Закат. Митреллас и Нимродель идут, держась за руки.

Митреллас (заканчивает долгий рассказ): ...и однажды во сне мне явился лорд Намо. Он рассказал, что мой муж принял судьбу эльфа. Значит, сейчас он в чертогах, но рано или поздно выйдет. И мы снова будем счастливы.
Нимродель: А мой возлюбленный сейчас в Мандосе.
Митреллас: Ты это точно знаешь?
Нимродель: Навела справки.
Митреллас: Значит, и вы скоро будете счастливы?
Нимродель: Наверное… (задумывается)

Затемнение

Картина вторая

Комната в чертогах Мандоса. Имразор и Амрот сидят друг напротив друга.

Имразор (заканчивает рассказ): ...бросила меня с детьми. И больше не появлялась, мы это даже не обсудили. Вот почему я после смерти и не ушел на Пути, а выторговал себе судьбу эльфа. Только так у меня есть шанс снова встретиться с женой и, по крайней мере, понять, почему она это сделала.
Амрот: Да уж, у меня ситуация попроще. Но чем-то похожа. Видимо, не случайно наши с тобой возлюбленные водили дружбу.
Имразор: Мы ведь точно увидим их снова?
Амрот: Точно. Для эльфа все дороги ведут в Мандос. Рано или поздно.

Амрот и Имразор смеются. Входит Намо, осматривает обоих.

Амрот: Здравствуйте, милорд!
Имразор: Здравствуйте, лорд Мандос.
Намо: Приветствую. У меня для вас хорошие новости. Ваши возлюбленные все-таки собрались и прибыли сюда, в Аман.
Имразор: О, воистину хорошие новости! Хоть поговорю с ней!
Амрот: Да и нам с Нимродель есть что обсудить.
Намо: Думаю, у вас будет такая возможность. Они обе знают, что с вами случилось и где вы сейчас. Поэтому, думаю, скоро навестят вас. (улыбается зрителям и исчезает)

Затемнение

Картина третья

Декорации и героини первой картины.

Митреллас: Хорошо, что мы снова вместе, подруга!
Нимродель (отвлекаясь от размышлений): А?
Митреллас: Говорю, хорошо, что мы снова вместе.
Нимродель (задумчиво): И наши возлюбленные тоже здесь.
Митреллас: К чему ты клонишь?
Нимродель: У меня тут появилась одна идея. Надо все хорошенько обсудить. Но побыстрее, потому что действовать будем ночью.
Митреллас: Почему ночью?
Нимродель: Так нас не заметят.
Митреллас: Ты планируешь что-то незаконное?
Нимродель: Можно сказать и так.

Затемнение

Картина четвертая

Декорации и герои второй картины. На заднем плане слышны чьи-то приближающиеся торопливые шаги.

Амрот (прислушивается): Вроде, чьи-то шаги.
Имразор (тоже прислушивается): Точно. Странно, лорд Мандос обычно ходит бесшумно.
Амрот: Решил пошуметь для разнообразия?
Имразор: Кто его знает...

Входят Митреллас и Нимродель.

Амрот (улыбается вошедшим): О, прямо как и обещал милорд!
Нимродель (прикладывает палец к губам): Тише! Ничего не говорите!
Имразор (шепотом): Что такое?
Митреллас: Мы вас отсюда вытащим, только не шумите.
Амрот: А зачем это нас отсюда вытаскивать?
Нимродель (тихо, но возмущенно): Он еще спрашивает!

Нимродель берет под за руку Амрота, Митреллас — Имразора.

Имразор: Погодите! Лорд Мандос говорил, что наши тела... то есть хроа — (скороговоркой) тьфу, как все сложно у этих эльфов! — наши хроа еще до конца не восстановились. Бегать точно нельзя.
Митреллас: Это он нарочно так говорил, чтобы вы не ушли. Все, хватит!

Нимродель и Митреллас бегут, увлекая за собой возлюбленных. Затемнение.

Картина пятая

Декорации пролога. Нимродель и Митреллас бегут, Амроту и Имразору приходится семенить за ними. Вдруг Митреллас наступает на подол Нимродель и падает, сбивая с ног подругу. Амрот и Имразор тоже валятся на пол, их тела распадаются на части.

Нимродель (поднимается, осматривается): Что же мы наделали!
Митреллас (тоже поднимается): Да... ситуация...
Нимродель: Надо... Я не знаю!
Митреллас: А я знаю. Надо собрать их — и по домам. Пока не заметили.
Нимродель: Как собрать?
Митреллас: Из плащей сделаем узелки. Так и понесем. А там, дома, уже найдем, чем их скрепить можно будет.
Нимродель: Ты гений!

Митреллас и Нимродель снимают плащи и быстро собирают в узелки разбросанные части тел возлюбленных, кладут узелки на плечи.

Митреллас: Все собрала?
Нимродель: Одна голова, две руки, две ноги, туловище... Ну и всего остального столько, сколько надо, я пересчитала.
Митреллас: Хорошо. Тогда бежим отсюда!

Затемнение

Картина шестая

Комната в доме, где поселилась Митреллас после прибытия в Валинор. Темно, горит лучина, ей освещена только одна лавка. На лавке сидит Митреллас и шьет, при этом то, что она шьет, уже неразличимо в тени. Рядом на лавке голова Имразора, ниже головы его тело также не освещено.

Имразор (протяжно вздыхает): Долго там еще?
Митреллас (не отрываясь от шитья): Почти закончила.
Имразор: Я все-таки не уверен, что это хорошая идея... Может быть, лорд Намо справился бы лучше?
Митреллас: И слышать ничего не хочу об этом.
Имразор: Ох, ну, как знаешь...
Митреллас (после короткой паузы): Все, как новенький. Надо света побольше, посмотрим, какой ты теперь красавец.
Имразор: А раньше-то почему света не зажгла?
Митреллас (поднимается, уходит в темноту, возвращается с подсвечником): Если бы увидели, чем я тут занимаюсь, не поняли бы. А теперь, когда дело сделано, уже никто не осудит. (Зажигает свечи от лучины) Не осудит, потому что все уже... (Смотрит на Имразора и в ужасе отходит назад) Ой!
Имразор: Что такое?
Митреллас (бледнея): Сам смотри! (Протягивает ему подсвечник)
Имразор (принимает подсвечник, осматривает себя): Что не так? Швы на мне? Ну, так это как раз понятно. (Осекается) А тут... (Встревожено) Стоп! Такой родинки у меня никогда не было. И палец был кривой, а теперь прямой...
Митреллас (виновато): Не только родинка. Не только палец. Половина тела вообще не твоя. Уж я-то, как жена, вижу.
Имразор (судорожно сглатывает): Не моя? А чья же?
Митреллас: Получается, что Амрота.
Имразор (заикаясь): Н-ну вы, д-девочки... (Замолкает)

Осторожно входит Нимродель.

Митреллас (резко оборачивается): Кто это?
Нимродель: Это я. Слушай, мы с тобой, кажется... (Взгляд ее падает на Имразора, она в ужасе прикрывает рот рукой)
Митреллас: Не кажется. Мы в темноте перепутали их части тела.
Нимродель (слегка приходит в себя): Да? И что же теперь делать?
Имразор (тихо): А я же говорил!
Митреллас: О, точно! Ты был прав!
Нимродель: Может, он и был прав, но что нам это дает?
Митреллас: Он говорил, что лорд Намо лучше справится. На это и будем надеяться. Значит так, шитье распарываем, составляем части тела как положено и относим назад в Мандос. И чтоб никто опять не видел.
Нимродель: До утра успеем?
Митреллас: Должны успеть!

Затемнение

Эпилог

Декорации второй и четвертой картин. Амрот и Имразор находятся на тех же местах, только не сидят, а лежат. На их телах видны свежие швы, но при этом части тела между собой не связаны.

Амрот: Ну, что ты обо всем этом думаешь?
Имразор: Надо поскорее восстанавливать тело...
Амрот (перебивает): Хроа.
Имразор (не слишком довольным голосом): Ну да, да, хроа. Отращивать хроа и бежать к нашим ненаглядным. Может, хоть в Амане у нас получится их немного...
Амрот: Сдерживать.
Имразор: Вот-вот.

Входит Намо, осматривает обоих.

Амрот (оборачивается): Милорд...
Имразор (тоже оборачивается): Лорд Мандос...
Намо: Приветствую. У вас тут все в порядке?
Имразор (слегка заикаясь): Д-да.
Намо (прищуривается): Точно?
Амрот (кивает): Т-точно...
Намо: Ну смотрите у меня... (Улыбается зрителям, шепотом) А в коридорах давно пора установить нормальное освещение! (Исчезает)

Занавес

Название: Лучше всех на свете
Задание: Этап IV (Ситуация — "История с похищением")
Размер: 3780 слов
Жанр/категория: драма, гет
Рейтинг: PG-13 (12+)
Персонажи: Аракано/НЖП-нолдэ, НМП-нолдо/НЖП-нолдэ (та же, пейринг односторонний)
Примечание: Текст содержит описание ряда действий, физически невозможных для человека, но, по мнению автора, возможных для эльфа. Так что читайте и наслаждайтесь, но не пытайтесь повторить это в реальной жизни. Вообще ничего из описанного в этой истории не стоит повторять в реальной жизни.

Дерево было высокое, полных пять дюжин футов и еще сверх того. В Эндорэ такие деревья не водились — за всю жизнь не только Эльдамилмэ, но и мать ее ничего похожего не видела, а уж ее мать где только не побывала, пока Моргот не бежал из Валинора. Потом-то, конечно, стало уже не до дальних путешествий, даже во время Долгого Мира, и матушкины истории о том, что она видела далеко-далеко за Синими горами, Эльдамилмэ слушала словно сказки, как, впрочем, и ее отец, валинорский нолдо.
Но таких деревьев не было и за Синими горами. Даже в Валиноре они выделялись своей высотой и звались на всех здешних языках Зелеными Великанами. На три четверти высоты от земли ветки у них не росли.
Зато те, что были, так и просили, чтобы на них построили талан. По крайней мере, так казалось Эльдамилмэ: уж очень сами ветки удобно расположены, и видно оттуда далеко, и никто не потревожит снизу.
Но и строить-то не особо удобно, поэтому о таланах на ветвях Зеленых Великанов Эльдамилмэ до недавних пор только фантазировала. А теперь вот пришлось построить.
Эльдамилмэ вздохнула. Сил на постройку ушло куда больше, чем она предполагала. И если бы ее не подгоняли гнев, обида и страх, она наверняка бросила бы эту затею.
А так ничего, закончила.
Только вниз лучше не смотреть, а то голова закружится. Даром что лесная эльфийка. А впрочем, только наполовину.
С такими мыслями Эльдамилмэ аккуратно отошла от края и села в середине талана, скрестив ноги. Теперь спящий Аракано неотступно притягивал ее взгляд, хотя смотреть на него она совсем не хотела.
Во сне он, такой большой, сильный и бесстрашный, казался странно беззащитным, что одновременно было и трогало, и пугало. К тому же злиться на него становилось труднее.
А Эльдамилмэ не должна была, не могла позволить себе простить его сейчас, потому что тогда сил у нее совсем не останется, и вся затея пойдет прахом.
И они никогда, никогда не будут счастливы. А этого нельзя допустить.
Аракано беспокойно пошевелился во сне, на лицо набежала тень.
Сердце Эльдамилмэ тревожно дрогнуло. Неужели его мучают дурные видения? Но сонная пыльца не должна их вызывать. Это Эльдамилмэ выспросила у подруги, которая училась у Лориена и Эстэ. А пыльцу сама собрала в Лориэне: тамошние растения хоть и волшебнее прочих, даже валинорских, но все равно растения... Правда, она боялась, что валар, владыки Лориена или другие, прознают ее замыслы и велят ей остановиться, но этого не случилось.
Может быть, она была слишком маленькой и незаметной, чтобы ее дела бросились в глаза великим. А может — эта мысль приносила ей своеобразное удовлетворение — валар тоже считают, что Аракано повел себя как дурак.

***

Аракано спал и видел сон. Сон был очень странный. А самым странным было то, что Аракано осознавал, что спит, но не мог сказать, когда этот сон начался. Он не помнил, что останавливался на отдых, устраивался где-нибудь, чтобы ступить на Дорогу Грез.
Ничего подобного.
Он ехал верхом на Варнэ и думал об Эльдамилмэ. Впрочем, об Эльдамилмэ он думал всегда: когда ехал и когда останавливался, когда бодрствовал и когда спал. И когда твердил себе, что должен перестать о ней думать.
Ведь он сам все решил. Они не будут вместе. Она не станет его женой. И вовсе ни к чему без конца представлять, какой могла бы быть их жизнь. Или вспоминать, как она смотрела на него, когда...
Словом, Аракано ехал и думал об Эльдамилмэ. А потом она вдруг появилась прямо перед ним на тропе. И это уже точно была часть сна... Так что, наверное, он уснул сидя верхом, чего, правда, никогда раньше с ним не случалось...
Лицо у Эльдамилмэ было бледное и сосредоточенное, словно она готовилась идти в бой. Такой она обычно ему не снилась. В его грезах Эльдамилмэ была или веселой, или, наоборот, разгневанной и печальной, как при последнем их разговоре, когда у нее под конец стал такой взгляд, словно он причинил ей боль... Ранил ее. Убил.
Раз во сне он в самом деле увидел, что убил ее: она смотрела на него тем самым взглядом, а у него руки были перепачканы в ее крови, и он не знал, как так вышло, ведь он хотел как лучше... Своим криком он тогда переполошил весь дом.
Это было прямо перед отъездом. Перед его отчаянным бегством куда глаза глядят в компании Варнэ, единственного близкого живого существа, которое не считало своим долгом сообщить ему, что он поступил как последний глупец.
А может быть, дело было в том, что Варнэ просто не умел разговаривать. Ведь ему тоже нравилась Эльдамилмэ, и всю дорогу он, кажется, косился на хозяина осуждающе.
Так или иначе, они уехали вдвоем. Аракано направился в леса Оромэ, потому что хотел оказаться подальше от общества любых эльдар... и потому что эти леса тоже напоминали ему об Эльдамилмэ, хотя в этом он не склонен был признаваться даже сам себе.
И вот она появилась прямо перед ним с сосредоточенным лицом и решительным взглядом. Правда, когда Варнэ приветливо заржал, увидев ее, Эльдамилмэ улыбнулась, но это была лишь быстрая тень ее обычной улыбки. А потом она шагнула прямо к Аракано и... выставила вперед руку, ладонью вверх. На ладони лежала горсточка какой-то серебристой пыли. Эльдамилмэ сдула ее с ладони прямо Аракано в лицо. Пыль почему-то оказалась совсем не щекотной. И Аракано уснул.
Уснул во сне. Такое бывает, хотя и редко. С ним самим, кажется, и вовсе никогда не бывало.
Но теперь он уснул, но все еще продолжал чувствовать, что едет куда-то... Потом как будто полетел... А еще потом как будто остановился и лег на что-то... И тут его поразила неприятная мысль: "Где же Эльдамилмэ? Куда она пропала?" Да неужто и в своих снах он не может смотреть на нее, сколько пожелает? Мысль была ужасно горькой. И Аракано поморщился.
Где же она? Где Эльдамилмэ? Он пробовал искать ее и не находил. И вдруг почувствовал, как кто-то гладит его осторожно и нежно по лицу и волосам. Вот где Эльдамилмэ! Конечно, это она. У кого еще такие нежные руки? Чье прикосновение доставит ему столько счастья? Только ее.
Аракано улыбнулся.
Это был прекрасный сон, и он не хотел просыпаться.

***

Конечно, Эльдамилмэ не выдержала долго. Еще крепилась, пока Аракано только морщился, но когда он застонал, не смогла больше. Приблизилась к нему, села рядом и принялась гладить его по лицу и волосам.
Вот сейчас она случайно разбудит его, и придется им окончательно объясниться. Эльдамилмэ сама этого хотела, затем все и придумала. Однако теперь этот момент пугал ее.
Но Аракано и не думал просыпаться, он заулыбался блаженно, словно самая сокровенная его мечта нечаянно сбылась у него на глазах, и заснул глубже и спокойней.
Эльдамилмэ продолжала гладить его волосы. И вспоминать, вспоминать...
Впервые Эльдамилмэ увидела Аракано во время Войны Гнева. Они могли бы, наверное, встретиться и раньше — двое Рожденных Заново, решившихся снова рисковать своими жизнями в Эндорэ. Но не встретились.
Она увидела его однажды после боя. Он был усталым и грязным, как... Как после боя, иначе не скажешь: там всегда особенная усталость и особенная грязь, от которых и дух словно тускнеет на время.
Но Аракано все равно показался ей почти ослепительно ярким, как высокий огонь, только цвета звездного серебра. Удивительно прекрасный, лучше всех, кого она когда-либо видела.
Странно, но он тоже ее заметил, хотя она была усталой и грязной, и совсем обычной, ничего удивительного. Но он — вот чудак — вспоминал о встрече с ней с таким же восторгом, как она о встрече с ним.
— Я сидел, и в глазах у меня было темно. Словно копоть и кровь от боя так и продолжали висеть в воздухе прямо перед моим лицом и заслоняли от меня свет. А потом я увидел тебя, и ты была вся яркое серебро, словно Луна, только ближе и теплее. Я смотрел на тебя, и тьма вокруг меня с каждым мгновением таяла.
С того дня они жили друг для друга. Хотя война то и дело разлучала их, и несколько раз сама смерть едва не встала между ними.
Но все же оба благополучно возвратились в Валинор. Он в дом своей матери, она к родителям, которые успели выйти из Мандоса за время ее отсутствия. И это было такое счастье!
Чуть позже Эльдамилмэ познакомилась с Оромэ и стала его ученицей. Нет, не просто стала его ученицей — с головой ушла в ученичество! Аракано навещал ее, шутил, что и сам сделался неплохим следопытом, разыскивая ее по лесам Валинора.
Серьезно же говорил, что где угодно может почувствовать ее, пройти хоть с закрытыми глазами и связанными руками, чтобы быть рядом с ней.
Он слушал ее рассказы о лесе так же, как ее отец слушал рассказы матери. Он говорил ей, что она похожа на его мать. С леди Анайрэ Эльдамилмэ познакомилась и теперь принимала эти слова как незаслуженный, но, безусловно, приятный комплимент.
Свадьба была между ними делом решенным, настолько решенным, что они даже не обсуждали этого никогда. Никогда он не просил ее стать его женой.
Они просто знали, что это случится. И скоро. Ученичество Эльдамилмэ подошло к концу. Из Мандоса вернулся старший брат Аракано. Самое время радоваться.
И тут, словно гром среди ясного неба... Выражение, придуманное Людьми, которые почти совсем не предчувствуют погоду, и подхваченное нолдор, которые разбираются в этом не намного лучше...
Как гром среди ясного неба, Ойратирмо попросил ее стать его женой.
— Всем сердцем, всей душой я люблю тебя, — говорил он.
А у нее в ушах словно шумел горный обвал.
Никогда ей и в голову не могло прийти выйти за него замуж.
Нет, она была с ним знакома, конечно. Ведь он друг Аракано. Они дружили и до того, как оба погибли и оказались в Мандосе, а после сдружились, кажется, даже сильнее. Аракано много раз повторял, что обязан Ойратирмо жизнью, а тот скромно отвечал, что никогда не делал ничего особенного. Но Эльдамилмэ, конечно, понимала, что раз Аракано говорит, что обязан другу жизнью, так оно и есть, и за одно это она любила Ойратирмо. Но не так же, чтобы назвать его мужем!
Эльдамилмэ в ужасе пыталась припомнить, делала ли когда-нибудь или говорила что-то, что могло дать ему надежду на взаимность.
А он продолжал говорить что-то о том, что не стал бы вмешиваться, если бы они с Аракано любили друг друга, как сначала казалось, но теперь, когда уже ясно, что они не пара друг другу... Что Эльдамилмэ гораздо ближе не блеск Тириона, а тишина лесов... Он, Ойратирмо, решился открыться ей... Они подарят друг другу тихое, спокойное счастье, которого так жаждет ее душа...
Эльдамилмэ в этот момент не чувствовала себя ни тихой, ни спокойной, а больше всего жаждала объяснить Ойратирмо, что он слеп как крот.
Что она и сделала сразу же.
Это было жестоко. Конечно, это было жестоко! Ойратирмо — хороший эльда. Любит ее, и любовь ослепила его, так что он принял за истину то, чего сам желал. Он не заслужил ее гнева и презрения.
Но Эльдамилмэ даже не могла перед ним извиниться, потому что при одном воспоминании о его словах ее снова охватывала ярость.
А потом вдруг явился Аракано и сказал, что им не следует быть вместе.
— Я не могу так, — твердил он. — Просто не могу. Ойратирмо мой друг с детских лет, в каком-то смысле он мне даже ближе, чем братья. И он трижды спасал мою жизнь: один раз в Хэлкараксэ и два уже после возрождения, во время Войны Гнева. То, что сейчас я здесь, а не в Мандосе, целиком его заслуга — все годы, которые я провел с мамой и с тобой. Теперь и Финьо вернулся к нам. А Ойратирмо одинок, никто из его родных еще не возродился, и я не могу отнять у него...
— Меня? — вмешалась Эльдамилмэ не в силах более слушать. — Но я не принадлежу ему. — В ней бурлили в равной мере ужас, обида и гнев, и она продолжала: — Я не принадлежу и тебе, чтобы ты мог отдать меня ему как дар дружбы и благодарности.
Аракано отступил на шаг, словно она ударила его. Потом сказал тихо:
— Надежду, я не могу отнять у него надежду, что ты еще, может быть, полюбишь его.
— Я не люблю его, — ответила Эльдамилмэ. — Я люблю тебя, только тебя. Ты понимаешь?
Аракано сжал зубы, как тот, кто заставляет себя делать что-то, преодолевая боль, но продолжал упрямо:
— Но если бы меня не было, ты могла бы полюбить кого-то...
— Или никого, — возразила Эльдамилмэ. — И уж точно не Ойратирмо. Да я уже ненавижу его! — в сердцах воскликнула она. — Я и тебя почти ненавижу! Уходи!
Так они и распрощались в последний раз.

***

Аракано проснулся мгновенно, чувствуя себя отдохнувшим и бодрым, чего с ним давно не случалось. Он огляделся, увидел небо над головой, деревянный помост, на котором лежал, лес под этим помостом, как зеленое море. Эльдамилмэ.
Значит, его сон не был сном. По крайней мере, какая-то часть.
Аракано встал и, недолго думая, посмотрел вниз, свесившись с края помоста.
У корней огромного дерева Варнэ щипал траву. Он был крупный конь, под стать всаднику, но отсюда казался довольно миниатюрным, и Аракано поразился высоте помоста.
— Ого! — только и сказал он, чувствуя, как начинает кружиться голова.
Затем встал и отошел от края.
Улыбнулся Эльдамилмэ: глядя на нее, он просто не мог не улыбаться. Потом спросил:
— Может, расскажешь, как я попал сюда?
— А больше ты ничего узнать не хочешь? — откликнулась она, приподняв брови.
Аракано покачал головой:
— Вопросов столько, что, считай, их и вовсе нет. А это... просто любопытно.
Эльдамилмэ усмехнулась:
— Я могла бы рассказать тебе длинную и печальную историю о нолдор, которые не понимают, что связь с природой, умение понимать животных и говорить на их языке — это тоже сила. Даже те, кто учится у Оромэ, по-настоящему этого не понимают. А остальные еще хуже.
— Ты и сама нолдэ, — напомнил Аракано. — Ты носишь квэнийское имя, выглядишь, как нолдэ, одета, как нолдэ, ты прожила среди нолдор всю свою первую жизнь и проживаешь вторую.
Теперь Эльдамилмэ покачала головой.
— Не в этом. Иначе бы ты здесь не оказался.
— Так как же? — снова спросил Аракано.
— Сначала я прошла в вашу конюшню и договорилась с Варнэ, что, как только ты соберешься куда-нибудь на нем поехать, он воспользуется случаем и доставит тебя ко мне. Потом я договорилась с птицами, что, как только Варнэ повезет тебя, куда следует, я получу весть об этом и буду ждать вас здесь. Все оказалось гораздо проще, чем я ожидала. Ты сам заехал в лес, а дальше Варнэ вез тебя, куда хотел. Я-то думала, ему придется упрямиться, спорить с тобой, я предупредила его, что ты рассердишься и даже можешь причинить ему боль, но он все равно согласился. Славный конь! — Эльдамилмэ нежно улыбнулась.
Аракано хмыкнул.
— Да уж, куда лучше.
Но всерьез сердиться на Варнэ он не мог. В конце концов, конь привез его к Эльдамилмэ, а Аракано только о том и мечтал. Хоть и не должен был.
— А дальше? — спросил он. — Как мы попали на помост? То есть, — он вдруг вспомнил, как называются такие помосты. — На талан? Неужели ты сама несла меня?
— У меня была такая мысль, — призналась Эльдамилмэ. — Но я, честно говоря, побоялась тебя уронить. Так что мне снова помогли птицы.
— Птицы? — ошарашенно переспросил он, думая об орлах Манвэ.
Видимо, эта мысль каким-то образом отразилась у него на лице, потому что Эльдамилмэ сказала:
— Не орлы Манвэ, конечно. Они слишком разумны, чтобы я могла их на такое уговорить, — тут она на мгновение остановилась. — Или просто я недостаточно сумасбродна, чтобы попробовать. Мне помогли лесные птицы. Они подняли тебя на талан. А я забралась сама.
— Поразительно, — сказал Аракано. — Я о таком и в песнях-то никогда не слышал.
Эти слова почему-то всколыхнули в Эльдамилмэ раздражение.
— Я сделала все это не для того, чтобы тебя развлечь, — резко сказала она.
— А для чего же? — спросил он мягко, показывая, что не желал обидеть ее.
— Чтобы раз и навсегда выяснить все между нами, — ответила она.
Аракано захотелось зажмуриться. Или исчезнуть. Он не мог выдержать этого разговора снова. И ответил тоже резко:
— Я уже сказал...
— Что ты думаешь об этом, — закончила за него Эльдамилмэ. — Но я не согласна с тем, как ты распорядился и своей, и моей судьбой. Я думаю, нам нужно поступить иначе. Или скажи, что ты больше не любишь меня. — С этими словами она сделала шаг к Аракано, а он на шаг отступил. — Скажи, что не желаешь быть со мной, — настаивала она, снова приближаясь. — И я дам тебе веревку, чтобы ты мог благополучно спуститься вниз, и больше никогда не потревожу тебя.
Она еще приблизилась, он еще отступил и ударился спиной о ствол дерева. Теперь отступать было некуда. А прямо перед ним стояла Эльдамилмэ, глядя пронзительно и требовательно.
Он не мог выдавить из себя этих ужасных слов. Да и никаких слов вообще.
— Если же ты не можешь сказать этого, — продолжала Эльдамилмэ. — Мы останемся здесь до тех пор, пока ты не признаешь, что мы должны быть вместе. Пока не назовешь меня своей женой.
Тут к Аракано все же вернулся дар речи.
— Но эти вещи так не делаются, есть обычаи, традиции...
Он и сам почувствовал, что говорит что-то не то, и остановился.
Эльдамилмэ только рукой махнула.
— Вздор! Можно легко обойтись и без всего этого. А если ты беспокоишься, что скажут твои родные, то поверь, в этом споре они не на твоей стороне.
В этом Аракано не сомневался. Они сами ему прямо сообщили, что думают.
Финдекано сказал:
— Я все понимаю, он твой друг. Если бы ты решил жизнью своей для него пожертвовать, я бы слова не сказал. Но уступать ему женщину, которую ты любишь, при том что она и сама тебя любит, это самая ужасная глупость, какую я только знаю. А я знаю много глупостей.
Мать выразилась еще резче:
— Если б ты не был моим сыном, я бы сказала, что все страдания, которые уже приносит и еще принесет тебе это решение, ты заслужил!
— А раз сын, значит, не заслужил? — криво усмехнулся Аракано.
— Да уж очень жалко, — вздохнула Анайрэ и обняла его.
Так что и мать, и брат, окажись они здесь, только поддержали бы Эльдамилмэ. А Аракано и так мучительно было с ней спорить. Но он все-таки сказал опять:
— Нет. Я не могу так. Люблю тебя, но все-таки не могу.
На миг лицо Эльдамилмэ исказилось страданием и гневом. Потом она крикнула:
— Тогда оставайся здесь один!
Подбежала к краю талана и бросилась вниз.
На один ужасный миг Аракано показалось, что Эльдамилмэ разбилась насмерть. Он закричал от ужаса и захлебнулся этим криком.
Но почти тут же услышал, как где-то внизу кто-то перепрыгивает с дерева на дерево, удаляясь быстро, как умеют только лесные эльфы.
— Эльдамилмэ!!! — крикнул он.
Но ответа не последовало.
Аракано действительно остался один.

***

Разбегаешься по ветке и прыгаешь! Разбегаешься и прыгаешь! Разбегаешься и прыгаешь... и летишь! От одного дерева до другого, от одного дерева до другого.
— Словно вольная белка, — говорил отец, посмеиваясь над ними с матерью.
— А ты-то предпочитаешь делать это, как вольный лось! — не оставалась в долгу мама.
Отец и вправду не добился больших успехов в своих попытках овладеть этим искусством. И они с мамой любили подшучивать друг над другом. Но гораздо больше они просто любили друг друга.
Эльдамилмэ видела, как эта любовь всегда освещала их жизнь, даже в самые горькие и страшные моменты, даже в смерти она помогла им быстрее многих обрести исцеление и возвратиться в мир живых.
Их пример и убедил Эльдамилмэ, что любовь слишком большое сокровище, чтобы бросить его без борьбы.
Даже если бороться выпало с тем, кого любишь.
Но много ли она может сделать, прежде чем эта ее борьба превратится в принуждение? Да и не сумела бы она принуждать его ни к чему. Как бы ни злилась. Ведь принуждение — всегда страдание. А ей противна сама мысль, что он будет страдать по ее вине.
Она, конечно, отпустит его очень скоро, даже если он не согласиться сочетаться с ней браком. Но она хотя бы будет знать, что сделала все, что могла.
И вдруг ужасная мысль пронзила ее прямо на лету, так что она едва не промахнулась мимо следующего дерева и только чудом успела повиснуть, уцепившись за ветку. Сразу заломило руки и плечи. Но Эльдамилмэ почти не обратила на это внимания.
Ее терзала другая боль.
Что если Аракано тоже прыгнул вниз? Следом за ней, а может, просто чтобы не оставаться на том талане. Что тогда? Ведь он-то нолдо из нолдор. Он уж точно не попадет на удобное дерево внизу. Он может разбиться насмерть!
Что если он умрет по ее вине?
Эльдамилмэ живо представился такой ужасной конец ее затеи, и она заспешила обратно. С дерева на дерево, с дерева на дерево... Теперь полет не был утешением и радостью, как раньше. Как всегда. Он стал досадной необходимостью. Почему нельзя оказаться на месте еще быстрее? Сразу?!
Эльдамилмэ торопилась, еще несколько раз неудачно прыгала и больно ударялась о стволы и ветки. Но все-таки ей хватило сил запрыгнуть на талан.
Аракано сидел, прислонившись к широкому стволу и прикрыв глаза, словно в страшной усталости.
— Ты здесь, какое счастье! — воскликнула Эльдамилмэ.
— Куда же я денусь, — отозвался он, открывая глаза.
— Ты мог бы попытаться выбраться отсюда, — заметила Эльдамилмэ.
— Но я знал, что ты вернешься за мной, — ответил Аракано.
— Да, — вздохнула она, — Я вернулась. Сейчас опять ненадолго уйду, за веревкой, а потом ты отсюда спустишься.
— А как же свадьба? — спросил он. — Я думал, мы не спустимся, пока не поженимся.
— Ты же не хотел ее, — напомнила Эльдамилмэ.
— Знаешь, когда ты ушла и я подумал, что ты погибла...
На этом месте Эльдамилмэ едва не воскликнула: "Что?!" или "Когда?!" Невразумительные восклицания так и рвались на язык, но она сдержалась.
— ..Я понял, что жить не смогу без тебя, — продолжал Аракано. — И даже если это подло по отношению к Ойратирмо...
— Нет, — перебила его Эльдамилмэ. — Он не любит меня так, как ты. Он не знает меня по-настоящему, а если бы знал, я, может, ему вовсе не понравилась бы.
Аракано вдруг поморщился и воскликнул:
— Как невовремя!
— Что?! — все-таки воскликнула в свою очередь и Эльдамилмэ.
— Брат посылает мне осанвэ, — объяснил Аракано.
Через несколько мгновений тишины он неожиданно рассмеялся.
— Он говорит, что ходил к Ойратирмо и тот просил мне передать, что ты теперь скорее пугаешь его. И вовсе не такой он тебя представлял, когда собирался просить твоей руки.
— Я же говорила! — ответила Эльдамилмэ. — И это он еще не знает, что я тебя похитила!
В другое время она, может, и расстроилась бы, что нечаянно запугала кого-то, но сейчас ее переполняло одно только облегчение.
— Если бы речь шла не о Финдекано, — продолжал тем временем Аракано. — Я подумал бы, что он мог как-то и повлиять на Ойратирмо. Но Финдекано не стал бы.
— Я верю, что не стал бы, — сказала Эльдамилмэ. — Ты сам-то не боишься меня теперь?
Спросила почти не всерьез. Почти.
— Нет, — не раздумывая, ответил Аракано. — Я уже знал, что полюбил девушку, которая лучше всех на свете, и только убедился в этом.
— А мне, выходит, достался самый лучший на свете мужчина. Самый отважный уж точно, — улыбнулась Эльдамилмэ. — Тогда вовсе не о чем беспокоиться.
— Да, — согласился Аракано. — Так как ты хотела, чтобы мы поженились?
— О, это очень просто! — заверила его Эльдамилмэ. — Со времен Пробуждения квэнди могли просто выйти на какое-нибудь более-менее открытое место и сказать: "Эту женщину я называю своей женой!", "Этого мужчину я называю своим мужем!", а в конце добавить что-нибудь вроде "и все звезды в том свидетели" или "и весь мир в том свидетель". Потом стали говорить: "И Эру Илуватар в том свидетель".
— Действительно, просто, — оценил Аракано. — Что ж...
Он взял руку Эльдамилмэ в свою и произнес:
— Эту женщину я называю своей женой. И Эру Илуватар в том свидетель.
— Этого мужчину я называю своим мужем. И Эру Илуватар в том свидетель.
Так они поженились. Отныне и навеки принадлежали они друг другу, и никто не мог встать между ними.

@темы: Этап IV: Ситуация, БПВ-4, Воинство F.

---

Воинство забытых героев - этап IV

[Сплетник на завалинке]

Название: Злые слуги Келегорма
Задание: история с похищением
Размер: 2200 слов
Жанр/категория: джен, ангст
Рейтинг: G
Персонажи/Пейринги: ОМП, Маэдрос, сыновья Диора

В предвечерних сумерках хрипло прогудел рог. Это был не яростный призыв к атаке, не тревожный звук отступления – всего два ровных сигнала, означавших общий сбор. Битва закончилась. Беглецы были уже далеко, немногие, кто сдался или оказался в плену волею случая – находились под надежной охраной. Остальные мертвы. Общий сбор – значит, будем считать потери. Самому Астарве потери были уже известны, а в то, что в разоренном дворце вдруг отыщется злосчастный Сильмарил, он не верил.

Задремавшие было товарищи поднялись. После возвращения к дворцовым воротам все четверо так и сидели у корней одного из исполинских буков, стоявших у входа в подземный город. Костер разводить было некстати, и пушистый снег, успевший нападать воинам на плечи, не торопился таять. Какой же лютый холод! И это в самом начале зимы…

Построением командовал Риганор. Никого из лордов не было, и Астарве догадывался, почему. Нолдор строились прямо напротив ворот, у крутого берега Эсгалдуина. Река не замерзла, и слышно было, как под мостом шумит вода. Падая на темную поверхность, исчезали снежинки. Рог снова гудел, созывая уцелевших.

Нестройные ряды победителей представляли собой довольно унылое зрелище. Те, кто был ранен или запредельно устал, сидели прямо на замерзшей земле, другие стояли, создавая видимость строя. Тягостная тишина повисла над собравшимися – не было ни веселой переклички, ни обычных шуточек.

Уже почти все нолдор покинули дворец, внутри остались лишь тяжелораненые. Наконец, в воротах показались лорды. Их было четверо. Иного, подумал Астарвэ, и нечего было ждать. Лорд Келегорм – не принцесса Лютиэн, Намо Судия вряд ли отпустит его обратно. Но зрелище представших перед войском четверых лордов неожиданной болью резануло по сердцу, и он невольно прижал кулак к груди. Перчатка звякнула о стальной нагрудник, Астарве опомнился и выпрямился. При появлении лордов на ноги поднялись даже те, кто, казалось, и сам встать-то не сможет. Строй выровнялся. Астарвэ оглядел свою поредевшую сотню. Испачканные в крови и грязи лица, некоторые без шлемов. Глаза, заледеневшие в ожидании.

Речь лорда Маэдроса была краткой, и после нее стало ясно, что оплакивать потери еще не время. Сейчас предстоит позаботиться о раненых, похоронить павших – своих и чужих. Наладить работу лазарета и полевых кухонь, выставить дозоры. Астарвэ успел распорядиться установкой шатров, когда к нему подбежал оруженосец Маэдроса, Эйтель.

- Лорд требует к себе всех, кто видел королевских детей или что-то знает о них.

- Что ты ему про меня сказал? – Астарве обратил на него взгляд, в котором заметно было напряжение.

- Что видел их с тобой и твоими воинами. – Юноша взглянул ему в глаза, а потом, уже мягче, добавил: - С ними же ничего плохого не случилось?

Астарвэ не ответил.

Баралин стоял в двух шагах, выжидательно глядя на командира. Гвендор и Моэгонд тоже как-то невзначай очутились рядом.

- Пойду, - сказал Астарве.
- Пойдем вместе, - отозвался Баралин, коснувшись его локтя. Гвендор шагнул к ним.

Вместе они направились к воротам – ставка лордов располагалась во дворце. Уже в пути их нагнал Моэгонд. Однако в пещеры им входить не пришлось – лорд Маэдрос вышел навстречу сам.

На лице его читалась тревога, но, стоило присмотреться внимательней, глубже, само лицо начинало казаться неживым, точно замерзшим, оледеневшим на этом проклятом морозе.

- Где сыновья Диора? Эйтель видел их с вами.

Несмотря на то, что товарищи Астарве стояли рядом, Маэдрос обращался только к командиру.

- Камня при них не было, - ответил Астарве, пытаясь угадать, к чему клонит лорд. Но не угадал.

- Знаю, - отрезал Маэдрос. – Где они сами?

Астарвэ медлил с ответом.

… Отступающие дориатцы могут забрать камень с собой – стоило подумать об этом, и в душе не оставалось места ни жалости, ни милосердию. К тому же, охрана дориатских принцев дралась неистово, и это вызвало у атакующих новый приступ ярости. У потайных ворот их настигли и перебили всех. Когда стало понятно, что основная часть отступавших успела покинуть дворец и увести принцессу, нолдор бросились в погоню. Астарве задержался, и Эйтель на бегу крикнул ему, чтобы он отвел мальчиков к лорду Маэдросу. Эти слова задели Астарве, напомнив о том, что лорд Келегорм, которому он присягал и чьи приказы должен был выполнять, мертв.

Баралин и Гвендор остались с ним. Моэгонд оказался рядом случайно – в разгар схватки он повалил принцев на пол и прикрыл собой, чтобы их не задели в кровавой неразберихе. Мальчишки были уже не маленькие, но для эльдар своего возраста были явно недостаточно ловки и сообразительны. А может быть, подумал Астарве, они были младше, просто крупнее обычных детей.

Едва Моэгонд ослабил хватку, они попытались сбежать, а когда их поймали, то пинались и крутились, отбиваясь, как бешеные хорьки. Один из мальчишек даже укусил Гвендора за руку. Астарве пришлось грозно прикрикнуть на них, только тогда они затихли. Не на какие вопросы отвечать они не желали.

Надо было решить, что делать с принцами. Оруженосец Маэдроса был Астарве не указ, а самому лорду Маэдросу явно было не до детей. Вот если бы удалось выяснить у них, куда взрослые унесли или спрятали Камень…

Он присел на корточки, чтобы оказаться с ними вровень.

- Скажите мне, где Сильмарил, и я вас отпущу.

Сжавшиеся от страха дети молчали, глядя исподлобья. Гвендор тряхнул их обоих за шиворот, но и это не помогло.

- Наверно, они просто не понимают, о чем их спрашивают, - зло бросил Гвендор. – Это ублюдки смертного, они, наверное, просто… туповаты.

Но Астарве вовсе не считал сыновей Диора слабоумными. Он подозревал, что они, как и все дети, достаточно наблюдательны, чтобы знать о планах взрослых, но вот обманывать они не умеют. Может быть, они ничего и не скажут, но, если им встретится путь, по которому ушли из Менегрота беглецы, или тайник, они выдадут его взглядом, или просто замедлят шаг…

Снаружи была глухая ночь. Воздух был обжигающе холоден. Кое-где тьму рассеивал свет факелов. Основной отряд, преследовавший дориатцев, ушел далеко, но от них уже вернулись вестники – след был потерян. В погоню отправились следопыты, но едва ли их ожидал успех.

Последняя, и без того слабая, надежда найти камень таяла на глазах. Снова они сеяли смерть, теряли товарищей, а сокровище, к которому они так стремились, ускользнуло из рук. При мысли о том, что лорд Келегорм погиб, так и не достигнув цели, Астарве стало горько до слез.

Внезапно на ум ему пришло воспоминание, от которого по телу пробежала холодная дрожь. Он не смог добыть для лорда Камень, но исполнить другое его желание он еще способен. Астарве потянулся было к мечу – но понял, что совершить это прямо здесь выше его сил.

… Свет фонаря выхватывал из темноты колонны стволов. Смерзшиеся листья шуршали под ногами. Маленький отряд углубился в чащу леса. Дети устали, теперь у них не было сил вырываться. И спотыкались они теперь не из упрямства, а от изнеможения. Астарве остановился.

Близилось утро – из черного мрак становился серым. Они стояли молча. Моэгонд, державший за плечи одного из мальчиков, беспокойно поглядывал на товарищей.

- Наследники Диора, - Астарве выговорил эти слова с таким трудом, словно долго копил силы на них. И все равно сил едва хватило. – Последний раз говорю вам: или вы поможете нам искать Сильмарил, или вы умрете.

Мальчишек била такая дрожь, что, казалось, выпусти их Моэгонд с Гвендором, и они упадут. Но они молчали. Меховые воротники их дорожных курточек покрылись инеем, с дыханием в воздух вырывались облачка пара. Когда Астарве взялся за меч, мальчики замерли, не отводя от него глаз. Сам Астарве избегал сейчас смотреть на них – боялся, что при виде детского испуга не сможет поднять меч. Или – теперь он и сам не знал – боялся увидеть, что они не испугались?

- Завяжите им глаза.

Баралин с Гвердором недоуменно переглянулись, потом засуетились. Оторвав от подола рубахи полосу, Баралин разорвал ее пополам. Моэгонд стал таким же бледным, как дети Диора.

- Ведь мы не можем… - начал он было, но Баралин грубо велел ему замолчать.

Астарве снова положил руку на рукоять меча. Воины Первого дома редко поминали Валар. Сейчас Астарве подумал, что не отказался бы от их помощи, но, казалось, даже мысли, не только губы, застыли на морозе, и он не смог воззвать к Стихиям. Он потянул меч из ножен, и в предутренних сумерках звук этот послышался с мучительной четкостью. Астарве пронзил неожиданный, болезненный ужас. Ему показалось, что это вспышка осанвэ – кто-то из мальчишек тоже услышал этот металлический звук, и страх ребенка отозвался в его сердце. Но то было лишь воображение. Потом ему представилось, как лишенные возможности видеть сыновья Диора чутко прислушиваются, стараясь уловить малейший звук. Он понял, что не сможет…

Нарочно громко вернув меч на место, он знаком велел поднять сидевших на земле детей на ноги. Потом по его приказу Баралин с Гвендором связали им руки и лодыжки. Связанных, их снова усадили на землю. Моэгонд стоял молча, точно прирос к месту. Когда под ногами уходящих нолдор зашуршали листья, дети все еще молчали…

- Мы же хотим их только напугать, верно? - еле слышно спросил Моэгонд. Ему никто не ответил.

Серые предрассветные сумерки сменил бесцветный день. Астарве казалось, что он замерз внутри, заледенел навсегда. Он с трудом понимал, куда идет, следует ли кто-то за ним. С неба падали редкие снежинки…

… - Так где Элуред и Элурин? - Голос лорда Маэдроса был холоднее всякого льда. Астарве не понял. Жестко взглянув ему в глаза, Маэдрос повторил: - Элуред и Элурин. Сыновья Диора.

- В лесу.

- Они живы?

- Да, – Астарве кивнул. Глубоко вдохнул, выдохнул, поняв, что не сможет солгать лорду. – Были живы, когда мы их видели. Утром.

- Ведите, - повелительно махнул рукой Маэдрос. Астраве послушно шагнул вперед, и Маэдрос подтолкнул его – бегом!

… В снова сгущающемся мраке белел свежий снег, теми же темными колоннами высились деревья. Позади плясало желтое пятно от фонаря в руках Эйтеля, но эту дорогу Астарве мог бы найти и ощупью.

Они остановились между поваленным деревом и кустом бересклета. Даже под слоем снега внимательный взгляд мог заметить примятые листья. Астарве с удивлением огляделся, а Баралин шагнул вперед и вытащил из снега обрывки своего пояса, которым он связал мальчиков.

- Кто-то нашел их раньше нас. – В его голосе слышалось явное облегчение. Маэдрос перевел дыхание. Но тут Моэгонд сказал:

- Нет.

Все посмотрели на него.

- Когда мы уходили, я вернулся и развязал их.

- И где они теперь? - спросил Маэдрос.

- Не знаю, - потерянно проговорил Моэгонд.

Фонарь в руках оруженосца качнулся, желтые отблески заплясали на лицах.

- Если бы ты не развязал их, - медленно произнес Баралин, - они были бы здесь и были бы сейчас спасены.

- Или уже замерзли бы насмерть, - добавил Гвендор, сжимая озябшие руки.

- Может, их нашли свои? - неуверенно предположил Эйтель. Лорд вырвал у оруженосца фонарь и принялся осматривать землю. Если следы и были, их давно засыпало.

У Астарве голова шла кругом. До сих пор он думал, что делает то, что должен, а теперь был рад, что не смог довести дело до конца – до такого конца, за которым не было бы надежды на прощение. Маэдрос, отчаявшись найти хоть малейший след, выпрямился, обвел присутствующих глазами – и взгляд его безошибочно нашел Астарве. Брошенный в снег фонарь не потух, лишь замигал неровным пламенем. Лорд шагнул вперед и взял бы командира за грудки, но рука скользнула по железному нагруднику. Астарве попятился, прижался спиной к дереву. Рука Феаноринга притиснула его к стволу.

- Ты! Объясни, зачем ты это сделал?

Астарве подумал, что совсем скоро тот же вопрос ему задаст Владыка Намо, и стоит уже сейчас обдумать ответ.

- Этого желал лорд Келегорм. Я выполнял его волю. Хотел выполнить – но не преуспел.

Маэдрос, казалось, не поверил услышанному. Глаза его расширились, рука поползла к горлу воина.

- Этого не может быть!

- Келегорм твой брат, ты не можешь не знать, как он относился к потомкам Берена. Он не приказывал, но я слышал его слова: «Если они не вернут Камень, пусть никого из рода Берена не останется в живых». Для меня этого достаточно.

Маэдрос отвернулся, закрыв лицо ладонью. Он застыл, но только на миг, а потом яростно развернулся.

- Как ты мог! Я знаю, что думал Келегорм, да смилуются над ним Валар, но ты – не он. Какие у тебя счеты с детьми Диора?

Страх вдруг оставил Астарве. Это была его последняя возможность объяснить свое деяние – не только Маэдросу, но и самому себе. Он заговорил тихо, но твердо.

- Ты же знаешь, лорд Маэдрос – выбор делается единожды. Потом ты следуешь за тем, кого выбрал. Я выбрал. Слово твоего брата было для меня всем. Я делал то, что он хотел. Ни закон, ни любовь – так говорили вы. Ведь это его - и твоя, Маэдрос – клятва: смерть всем, кто коснется камня или укроет его. Сыновья Диора были достаточно взрослыми, чтобы встать между Домом Феанора и Камнем. Значит…

- Безумец! Это дети! – закричал Маэдрос. – Что бы ни говорил мой брат!

- Если бы я счел слова лорда Келегорма просто словами… А для Диора, который вцепился в Сильмарил так, что готов был пожертвовать ради него жизнями близких, это был бы просто камень… Тогда и вы могли бы отказаться от Клятвы – ведь это просто слова?

Маэдрос вздрогнул. Астарве подумал, что сейчас узнает, что чувствует fea, разлучаясь с hroa. Но лорд справился с собой и отвернулся. Подобрал фонарь и приказал Эйтелю собирать добровольцев на поиски мальчиков.

- Я не желаю больше вас видеть. Никого из вас, - обратился он к бывшим дружинникам Келегорма. – Если только не приведете принцев Дориата живыми. Ступайте.

Он поднял фонарь, огляделся и направился в гущу леса.

Свет фонаря какое-то время еще мелькал между деревьев. Астарве помедлил и тоже зашагал прочь, за ним последовали Баралин и Гвендор. На месте, где были брошены дети, остался только Моэгонд.

- Лорд Маэдрос! Прости меня! Я не хотел… - Слова остались без ответа, точно повиснув в морозном воздухе. Моэгонд упал на колени и закрыл лицо руками.

Ледяная ночь опустилась на леса Дориата. С черного неба сыпался снег, заметая последние следы.

Название: Mereth Aderthad
Задание: история с похищением
Размер: 480 слов
Жанр/категория: гет, юмор
Рейтинг: G
Персонажи/Пейринги: Фингон/ОЖП, Келегорм
Примечание: Будущая супруга Фингона здесь — не родственница Кирдана, как считается в фэндоме, а одна из тех, кто следовал за Нолофинве.
Мы ждали-ждали, что Воинство F. напишет про жену Фингона, и не дождались — пришлось самим.

- Нет! Не смейте! - Мериль встала между принцами нолдор, раскинув руки. - Иначе вы испортите весь праздник!
Сидящие вокруг костра онемели. Стройная, изящная дева в скромном, хоть и по-праздничному нарядном платье решительно стояла между лордом Келегормом и принцем Фингоном, готовыми схватиться в рукопашную.
- Принц Фингон, простите мою дерзость, - отступила она, убедившись, что драки не будет. - Я все объясню.
Мериль сделала шаг в сторону от огня, приглашая Фингона следовать за собой. От нее не укрылись сдавленные смешки младших Феанорионов, однако дело казалось ей слишком важным, чтобы смущаться по пустякам.
- Я, конечно же, помню, что мы условились встретиться после танцев возле старого дуба на опушке. Что вы, я ни на мгновение не забывала об этом — ни с кем мне еще не было так легко танцевать, как с вами. Ну да, я танцевала еще. С Ларко, Ринганором, Астарве… Всех долго перечислять. Да, и с лордом Келегормом, он тоже неплохо танцует. Пожалуйста, позвольте мне закончить. Потом подошел лорд Келегорм. Нет, я не назначала ему свидания под тем же дубом, он нашел меня случайно. То есть, конечно, он искал именно меня — он знал, что я изучала язык синдар, и попросил прояснить некоторые детали дискуссии его брата с дориатским менестрелем. Да, отвел к меня к костру. Вино пили все, само собой, они угостили и меня. Мне так жаль, что вам пришлось меня искать! Ну видите же, орки не украли. Даэрон и правда чудесно поет, вам стоит остаться и послушать, хотя на мой вкус музыка лорда Маглора гораздо более гармонична и лишена этих варварских местных диссонансов... Хорошо, о музыке потом. Ну да, меня и лорда Келегорма не было здесь, когда вы подошли. Мы были в лесу. Да, мы смеялись, когда вернулись к костру — невозможно было не улыбаться, он был такой милый! Ну что вы, конечно, не лорд Келегорм, хотя и о нем я не могу сказать ничего плохого. Ах, Фингон, постойте! Простите, мой принц. Ради Эру, я не хочу мучить вас! Олененок, там в кустах был олененок, он запутался в ветвях, я почувствовала это, я иногда чувствую зверей, хотя это нельзя назвать осанве… И я позвала лорда Келегорма на помощь — он охотник и тоже понимает животных. Он его спас. Потому мы и смеялись. Вы плачете, принц Фингон? Ах, ну хорошо. Да нет, не надо все время держать меня за руку, и привязывать к поясу не стоит. Здесь не Хелкараксэ, я никуда не провалюсь. Да, мы прошли многое вместе. Вы могли бы мне доверять чуточку больше.
Фингон задыхался от радости и смущения, его глаза сияли. Он опустился на колено и прижал руку изумленной Мериль к разгоряченному лбу.
- Конечно, Мериль. Я доверяю. Я доверяю тебе все — всего себя, свою жизнь, свое сердце! Melde!
Две фигуры стояли в тени деревьев, на самой опушке леса, а на поляне сверкали огни, кружились пары, звенела музыка. Сполохи костров виднелись тут и там, и яркие звезды неспешно вели свой хоровод по черному бархату неба.

Название: Преступление в Бэкланде
Задание: история с похищением
Размер: 474 слова
Жанр/категория: джен, стеб
Персонажи/Пейринги: похитители и жертва
Примечания: кроссовер ВК-фильма, немного книги и немного Гоблина

Тот день начинался, как и многие другие до него, совершенно безобидно. Пригревало сентябрьское солнышко, уже слегка сбавившее летнюю свирепость, радовалась ласковому теплу и свету очухавшаяся после августовской жары пышная зелень, пахнущий какими-то цветущими травами ветерок ласкал землю, подсушивая ее сверху…

Мы с соседями уж решили, что этот день, как и все до него, будет вполне себе обычным и не омраченным никакими странными событиями, и просто наслаждались этой предосенней благодатью, глядели в небо, подставляли тела ветеркам и любовались причудливыми формами облаков, которые принимали обличье то птиц, то насекомых, то кротов и мышей, а то и вовсе уж неузнаваемых тварей.

Залетная сорока, присев на забор и оглядев грядки, принялась вещать что-то о непонятных всадниках на дорогах, о ворюгах, выносящих урожай мешками с чужих огородов, о том, что какой-то там мистер Бэггинс затеял переехать в наши края…

До чьих-то там переездов нам, если честно, не было особого дела, в конце концов, не собирался же этот неизвестный Бэггинс нас есть… Вести про всадников и прочих бандюганов вызвали у всей нашей компании лишь здоровое недоверие. Испокон веков не было в наших спокойных краях такого непотребства, все ж таки Бэкланд не Бри какой-нибудь, где всякой твари по паре шастает. Тишь да гладь вокруг, хоть и граница рядом, а все же таки про злоумышленников всяких не слышно никогда, разве только мальчишки иногда пару грибов утащат, да и наутек, убоявшись хозяина и его собак.

Тревожно застрекотав, сорока повертела головой и вдруг сорвалась с места, взлетев на ближайшее дерево. А в следующий миг земля сотряслась от стремительно приближающегося топота четырех ног.

- Где мешки, едрен-батон?! – сердито прошипели в кустах. – Мешки давай, вона тут сколько!

- Тише ты, услышат!

- Быстрей давай!

Выскочив из кустов, двое бандитов схватили меня и, не успела я опомниться, уже затолкали в недра своего вонючего мешка, в котором, как назло, не нашлось ни одной приличной дыры, через которую можно было бы сбежать. Мешок резко тряхнули, поволокли по земле, немилосердно шибая об каждую кочку…

Вдалеке раздался знакомый лай.

- Мать твою, спалились!

- Хватай вон эту и валим!

Мешок дернулся, едва ли не вывалив всех нас, а затем сверху в него упали еще пара кустов картошки, кочан капусты и охапка морковки, заполнив его под самую горловину.

- Не лезет!

- Так тащи, пошли!

И бандиты, уже не трудясь скрываться, рванули прочь, унося нас, несчастных пленников в своих мешках.

Моя мирная и спокойная жизнь закончилась, и, кажется, вскоре подобное ожидало весь Бэкланд, а то и весь Шир…

***
- Ворье растет! – кричал фермер Мэггот, с собаками и с дубиной наперевес преследуя похитителей его урожая. – Поймаю – пасть порву, моргалы выколю, рога поотшибаю!

- Вот же контра недобитая, кулацкий подпевала! – ругался один из злоумышленников, пыхтя под тяжестью мешка с неправедно добытым богатством. – Картошки ему жалко!

«Знали б вы, уроды моральные, как мне самой себя жалко! - мысленно жаловалась на жизнь лежащая в темном грязном мешке похищенная картошка. – А ведь как хорошо день начинался-то!»

@темы: Этап IV: Ситуация, БПВ-4, Воинство забытых героев

---

Воинство Гаваней Сириона - Этап IV

[Воинство Гаваней Сириона]

Название: Жаворонки
Задание: история с похищением
Размер: 1154 слова
Жанр/категория: джен, ангст
Рейтинг: PG-13
Персонажи/Пейринги: Эльвинг, ОЖП, ОМП

В домике на отшибе пахло свежим маслом и мукой. Старая Хитанор достала с печки с рассвета поставленное и уже поднявшееся тесто — по-весеннему светлое, сладкое, тянущееся.
— Насыпь-ка муки, — деловито велела она, и Эльвинг, помогавшая старухе, потянулась насыпать из горшка немного на стол, под разделку. Не удержала, глиняный горшок выскользнул из рук и с грохотом упал, расколовшись; мука неровной горкой рассыпалась по полу.
Хитанор всплеснула руками, на её лице отразился даже не гнев — она никогда не сердилась — а ужас.
— Мука! — ахнула она и кинулась было собирать, но Эльвинг и Хунтор, внук Хитанор, остановили старуху — она была совсем слепой, да и наклоняться старалась поменьше; особенно весной, когда старые колени болели и ныли. Потому дети и старались помогать ей, вот и сейчас оба принялись бережно собирать муку. Хитанор всё стояла рядом, тихо причитая, что всё не собрать, в досках застрянет, в половике…
— Не беда, — попыталась утешить её Эльвинг. — В закромах довольно запасов, я точно знаю. Хватит до нового урожая!
Но Хитанор была безутешна. Только когда всё, что можно было, собрали в новый горшок и аккуратно поставили его подальше от края стола, она немного успокоилась и присела на табурет.
— Ты уж прости меня, маленькая княгиня, что я так близко к сердцу принимаю, — мягче проговорила старуха. — Не могу я, когда мука пропадает без толку.
Но тут же сама неловко улыбнулась, точно досадуя на себя, и принялась, отрывая понемногу тесто, крутить из него толстенькие крендельки. К крендельками крепились маленькие кусочки-крылья, прилеплялся нос, вставлялись сушёные ягодки черники — и выходили маленькие, смешные птички, «жаворонки». Такие булочки эдайн пекли весной; в тяжёлые годы — из муки с водой, сейчас же тесто было сладким, тяжёлым, «богатым», как говорила Хитанор.
Дети охотно помогали — Эльвинг затем и пришла к своему другу, чтобы помочь старухе; гостеприимная Хитанор так радовалась непривычному ей изобилию, что хотела угощать всех, кого только могла, и жаворонков нужно было испечь много.
На третьей птичке она вдруг заговорила:
— Ты верно сказала, маленькая княгиня: в закромах довольно еды, и голодать, должно быть, не придётся. Только, прости старуху — так уже бывало у нас: сегодня довольно еды, а завтра всё переменилось. А без муки выжить трудно.
Эльвинг кивнула — она понимала, о чём говорит старуха, но успела уже привыкнуть снова к сытой, счастливой жизни.
Однако по тону Хитанор чувствовалось, что та готова разговориться, и Хунтор сделал беззвучный жест подруге: молчи. Хотя эдайн могли рассказать немало историй из прошлого, таруха почти всегда отмалчивалась, когда её спрашивали о старых днях, и даже Хунтор почти ничего от бабушки не слышал — потому ему очень хотелось узнать хоть что-то.
— Это было в августе, — негромко продолжала Хитанор, то ли ничего не услышав, то ли сделав вид, что не чувствует ничего. — И год был добрый, и закрома Дор-Ломина ломились от запасов — но всё переменилось, когда пришли вести о поражении на севере. Мы ждали домой наших мужей — а пришли вастаки и орки. Они отнимали наши запасы, отнимали себе всё, что желали — и к нам пришёл голод. Кто смог, бежал, а я не могла — я была на сносях, средний ещё за юбку держался, да и старшей моей семи не было, хотя Кирлин и тогда была боевой.
— Угу, — не удержался Хунтор. Он не сомневался, что тётка родилась с мечом и луком, и в глубине души отчаянно старался подражать ей.
Хитанор снова не заметила, а может быть, не захотела услышать.
— Осень и зиму пережили, а на следующий год было ещё хуже. Посевного зерна не так уж много нам оставили, мужчин не было, чтобы тянуть плуг, лошадей не было. Сами тащили. Кирлин с маленькими оставалась, а я с женщинами в поле. А без эльфов, под тёмными земля много хуже родила, точно чуяла чужаков. Ту зиму мы голодали, а к весне — что ты, какие жаворонки. Хлеба не оставалось. Молока у меня не было, а чем трёх детей кормить? Лебеду ели. А однажды Кирлин домой прибегает — тихая, как тень, а в руках мешок с мукой, не полный, конечно, едва треть там оставалась, но всё же; и как только дотащила. Я ахнула — откуда? а она молчит, только глаза горят злым. И тут я догадалась.
— Украла? — тихо спросила Эльвинг, чтобы не сбить рассказ.
— Конечно, — пальцы Хитанор не останавливались ни на мгновение, продолжая крутить птичек из теста, и дети, заметив это, тоже вернулись к работе.
— За воровство наказывали жестоко; и хотя мука эта дала бы много дней без голода — мне было страшно, очень страшно: а если видели Кирлин, а если найдут? Но — Валар милостивы, не нашли.
Я отругала её, конечно, сильно — больше из страха; но и потому, что воровство — недостойно. Кирлин промолчала, а через три дня принесла ещё муки… и сыра. Он нас и выдал — запах, наверное, заметили, и к нам в дом пришли вастаки.
Хитанор замолчала и открыла дверцу печи; пахнуло жаром, но Эльвинг поёжилась. Хунтор замер, боясь спугнуть бабушку.
Убрав в духовку противень с жаворонками, Хитанор закрыла дверцу, задвинула заслонку и продолжала:
— Я увидела их в окно и услала Кирлин на речку с братом; младший-то ничего бы не понял, спал себе в колыбели и спал. Они в заднюю дверь выскользнули, а эти в парадную вошли. Старший из них смотрит на меня, глаза наглые, сильные — господин пришёл. И спокойно так: ты, говорит, украла из моей кладовой? Я, отвечаю. Он смеётся.
Обыскали дом, муку забрали, эту вот головку сыра. Меня скрутили — и плетьми… так полагалось. За кражу. Ничего… а вот потом.
Хитанор говорила спокойно, без гнева, без слёз; а Хунтор сжимал кулаки так, что костяшки побелели, и Эльвинг тоже, хотя сама не чувствовала этого.
— Он меня за подбородок взял, в глаза посмотрел — и достал из печи головню. А ведь ты, говорит, в глаза мне смотрела — и солгала. Так вот тебе за это, чтобы не смела больше… и головнёй — к глазу. Дальше не помню ничего, помню, что сознание потеряла от боли — а потом, как соседка в чувство приводила, что-то с ожогом делала…
Хитанор повернулась к детям лицом — её глазницы раньше не казались пугающими, но теперь…
— А я ему до сих пор благодарна. Понял ведь, что я солгала — но Кирлин не тронул.
И жестом остановила внука.
— Не надо, прошу тебя. Не брани и не обещай отомстить. Я этого наслушалась. Не нужно. На твой век врагов хватит — будущих и настоящих, не тех, что остались в прошлом. А этот… этот погиб всё равно. Его убил Турин.
Спорить с тоном всегда мягкой и доброй Хитанор не смогла даже Эльвинг; а внук старухи притих и подавно. Эльвинг смутно понимала, почему старуха не желала мести; она не могла бы объяснить, но сердцем соглашалась с ней.
— Ой, что же это! — вдруг спохватилась Хитанор и быстро подковыляла к печке. — Про жаворонков я и забыла! Нынче-то они у нас добрые, с мёдом, с яйцами… вот берите, берите, — достав из печи противень, она высадила на тарелку четверых птиц и протянула внуку. — И бегите, что вам со старухой сидеть и слушать ужасы. Радуйтесь весне. Радуйтесь — есть ведь чему.
И в голосе старухи звучала искренняя, неподдельная радость тому, что в окно светят тёплые лучи, а в весенних булочках есть сладость.

На крыльцо дети вышли медленно. Эльвинг отщипнула у жаворонка хвост, сунула в рот, не чувствуя вкуса, и осторожно потрогала пальцем маленькие глазки-черничинки, которые так заботливо выкладывала каждому жаворонку слепая Хитанор.

Название: Мы делили Сильмарилл
Задание: История с похищением
Размер: 4100 слов
Жанр/категория: джен, драма, АУ
Рейтинг: PG-13
Персонажи/Пейринги: Маэдрос, Маглор, Эльвинг, Элрос, ОП

Ни один из них не надеялся, что вернется из этой авантюры живым. Впрочем, другие варианты были ещё хуже. Когда Маглор понял, что неизбежное приближается с каждым днем, он предложил старшему брату безумную идею. Но кем они были, если не безумцами, обреченными рабами собственной… Глупости? Недальновидности? Честолюбия? Упрямства? Можно было называть это как угодно — когда-то Менестрель пытался найти слова, но слова оставались только словами, которые ничего не в силах были уже изменить. Никто был не в силах.
Альквалондэ. Лосгар. Дориат. Маглору очень не хотелось продолжать этот страшный список, тем более, что были ещё тысячи других поступков, больших и малых, гордиться которыми не приходило в голову. Впрочем, все это уже было не важно.
Камень, отцовский Камень звал и требовал крови. Очередной крови, и вспоминая три растерзанных мертвых тела, Менестрель думал, что безумно больно видеть мертвыми тех, чье рождение ты мог вспомнить: сотни, тысячи событий, прожитых вместе и по отдельности. Когда был убит Финвэ, было страшно. У тела отца казалось, что весь мир превращается в пепел прямо на твоих глазах, и ты остался в нём один, потерянный и неприкаянный. Но братья… У Маглора не было детей, но именно в тот момент он понял, что чувствовал бы, если бы их потерял. Чёрное отчаяние, сжавшее сердце и не отпускавшее с тех пор ни на миг. Потом просто научишься с этим жить: просыпаться по утрам и ложиться на ночь. Но след от потери и острое чувство вины: должен был, но не смог уберечь, — останется, наверное, до конца времен, даже если потом они и смогут вновь встретиться в Мандосе. Никакого возрождения им — проклятым и изгнанным, обездоленным убийцам и предателям, — не будет. Да и не особо-то уже и хотелось. Жизнь давно уже превратилась в тяжкое бремя, которое ничем не радовало, но давило на плечи и тянуло вниз. Хотелось лечь и уже никогда не подниматься. Но Клятва…
Их всё же оставалось четверо. Только четверо. Менестрель до сих пор не мог к этому привыкнуть и раз за разом с болью в сердце неожиданно понимал, что остальных ждать не нужно. Больше — не нужно. Однако Камень… Он потребует новых жертв и не только среди самих феанорингов. Когда Маглор это осознал в полной мере, ему стало тошно. Настолько, что хотелось выйти и повыть на луну, но не хотелось так пугать её, а то ещё не появится больше.
Идея пришла внезапно, безумная, невыполнимая, но единственная, что давала хотя бы призрачную надежду. Две жизни против сотен. Это стоило того, чтобы рискнуть. Как ни странно (а может быть, как раз вполне ожидаемо), Маэдрос посмотрел на него как на совсем свихнувшегося от своих мрачных песен, но согласился без колебаний. А что им было терять? Если они не вернутся, близнецов Клятва всё равно рано или поздно тоже прикончит. А если им улыбнётся удача…
Наверное, в тот день весь мир сошёл с ума вместе с ними, потому что удалось не только абсолютно незамеченными пройти по чужой территории, войти в город, пробраться в дом правителей, ни разу ни с кем не столкнувшись, но и беспрепятственно оказаться в итоге в комнате Эльвинг, девочки, которая выжила. Вернее, сумела бежать вместе с Камнем, и от которой теперь зависело многое, если не всё. Менестрель не сомневался, что она поступит так же, как и её упрямый отец, и искренне не мог понять, почему. Ими же не двигала Клятва, так зачем ставить свои и чужие жизни ниже какого-то, пусть самого прекрасного в мире, но всего лишь камня, драгоценности, безделушки?! Пусть в нём был утерянный свет, но почему именно этот свет принес в мир зла больше, чем Моргот и все его прихвостни вместе взятые?!

Братья стояли посреди комнаты, размышляя над тем, где именно владычица Арверниена могла бы хранить Сильмарилл. Да, они пришли его украсть. Феаноринги. Тайком. Утащить то, что и без того принадлежало им по праву. Так что не такая уж это и кража, скорее — восстановление справедливости. И потом украсть — все-таки лучше, чем убить. Пусть они навеки прослывут ворами, но это спасёт город и его жителей от гибели, а их верных и братьев от очередной братоубийственной войны. Теперь уже точно братоубийственной, ведь среди беженцев, как известно, и нолдор. Идриль и ее потомки приходились кровными родичами самому Маглору. Да и без этого на его совести было уже столько, что если можно избежать добавки, на это стоило пойти без колебаний.
В комнате царил не столько беспорядок, сколько стремление вместить в неё слишком много для её небольшого размера вещей, пусть и абсолютно необходимых хозяйке. Всеми вещами активно пользовались, и не всегда их возвращали на место.
Иными словами, где искать Сильмарилл, было совершенно непонятно.
Пока братья осматривались, ни к чему особо не прикасаясь, в коридоре послышался шум и шаги. Маглор прислушался, но Маэдрос уже потянул его за рукав в сторону, и они едва успели нырнуть за портьеру, как шаги прекратились, а голоса стали громче, раздаваясь прямо за дверью. Неужели их невероятное везение, позволившее зайти так далеко, кончилось, быстро, банально и безрезультатно?! Оставалось только надеяться, что говорившие отправятся дальше по своим делам и позволят феанорингам закончить свое темное, то есть светлое дело по спасению города. Может быть, даже вот этим самым беседующим они как раз спасали жизнь, кто знает?
— Я присоединюсь к вам позже. Начинайте пока без меня! — уверенный голос прозвучал неожиданно громко, и Маглор понял, что женщина все-таки открыла дверь в комнату. Была ли она хозяйкой, он знать не мог, никогда прежде дочери Диора не встречал.
— Я передам им, чтобы не ждали, — донеслось издалека. То ли второй собеседник отправился выполнять указание и отвечал уже на ходу, то ли женщина решила, что разговор закончен и закрыла дверь, а сама… А сама осталась внутри. Какая досада! Впрочем, её где-то ждут. Может быть, она забежала на минутку и скоро отправится дальше по своим делам. Нужно только ничем не выдать себя, а там…
Маглор прислушался, пытаясь по звукам понять, что происходит в комнате, и почувствовал, что брат, наблюдающий через щель между портьерой и стеной, как-то напрягся, а потом отпрянул назад и посмотрел так… Менестрель моментально положил руку на рукоять меча, не зная, что ожидать, но старший отрицательно качнул головой. Нет? Не опасность, но тогда что?!
Осторожно, стараясь не коснуться портьеры, эльда прильнул к щели и торопливо окинул взглядом комнату. Женщина стояла к ним спиной и рылась в шкафу у дальней стены. Она явно что-то искала, потому что перекладывала предметы с места на место и просматривала какие-то свитки, убирая их назад или откладывая на стоящий рядом стул. Уверенные движения подсказывали, что это всё-таки была сама хозяйка: кто бы еще мог позволить себе вот так вот обходиться с чужими вещами? Эльвинг, если это была она, явно торопилась, брошенный на кровать тёплый плащ либо скоро будет вновь надет, либо оставлен так в спешке. Она скоро уйдет и тогда…
То ли они были неосторожны, то ли женщина просто что-то почувствовала, но внезапно обернулась, и Маглор чуть не подавился дыханием: знаменитое ожерелье блистало на её груди, а не узнать отцовский Камень можно было только навеки ослепнув. Вот проклятье! Они могли искать его до конца времен и все равно бы не нашли тут, потому что дочь Диора носила ожерелье открыто, так же, как прежде её отец, а перед ним Лютиэн…
Всё пропало. Затея, так хорошо начинавшая воплощаться, с грохотом понеслась в пропасть. Ворами, думалось, быть лучше, чем убийцами? Ну-ну… А теперь на счёт три найти бы вариант, как заполучить ожерелье с груди живой женщины. Безоружной. Одинокой и беззащитной. Теперь понятна мертвенная бледность, залившая лицо брата. Он тоже понял: или уходить ни с чем, или… Нет! Этого они сделать не смогут! Или… Маглора даже бросило в жар. Неужели Клятва заставит их пасть уже настолько, чтобы… Нет! Сначала они будут сопротивляться ей. Столько, сколько смогут. А потом… Потом, может быть (Эру, пожалуйста!), может быть, она всё же уйдет, окажется вне пределов досягаемости, под защитой своих воинов и своего народа. Вдвоём им со всеми не справиться, значит, они погибнут, и этот кошмар наконец-то закончится… И не будет выбора. ТАКОГО выбора.
— Кто здесь?
Портьера качнулась слишком явно для того, чтобы исключить возможность предположить наличие ветра в комнате с закрытым окном. В голосе женщины звучал не страх — удивление. И властное требование подчиниться. Братья переглянулись в полутьме, и Маэдрос слегка коснулся его рукой. Скрываться дальше не было смысла. Сейчас она позовёт на помощь, и их обнаружат. И придётся или позорно объясняться, или пробиваться с боем, так долго, пока хватит сил. Не вышло. Ну что ж, за всё придётся платить!
Брат прощался? Или же пытался дать понять, что может выйти хуже — хозяйка заглянет за портьеру сама. Способна. Не желая сокращать расстояние между собой и несостоявшейся жертвой, братья шагнули вперед почти одновременно. Приблизится сама — может и состояться…

***

Сомнительное путешествие — не место для гербового доспеха, но горящие отчаянной решимостью лица не скроешь. Эльвинг так и замерла на месте, прижимая к груди свитки. Замерла, но самообладания не утратила, по крайней мере, пока. Она с удивлением рассматривала мужчин, явно нолдор, покрытых пылью дальних дорог, и в направленных на нее взглядах различала ужас.
— Кто вы? Что вы тут делаете?
Растрёпанные рыжие волосы, рука на рукояти меча. Левая рука. Единственная?!
Незнакомцы не двигались с места. Не поприветствовали ее. Не ответили на вопросы. Вообще не произнесли ни слова. И безумная догадка, промелькнувшая просто так, начинала приобретать вполне конкретные очертания и смысл. Воспоминания ударили сразу же. Изо всей силы. Наотмашь. Самые страшные и яркие воспоминания — детские. Ребёнка, враз потерявшего все — родителей, братьев, дом, привычную и счастливую жизнь. Ребёнка, которого чудом спасли от того, чтобы тоже быть убитым. Жестоко убитым. Взрослыми, пришедшими, чтобы разрушать и уничтожать. Взрослыми, от которых не стоило ждать пощады или жалости. Они не пожалели никого — ни других взрослых, отдававших свои жизни, чтобы девочку успели спасти, ни ее маленьких братьев, уж точно ничем не угрожавших нападавшим. Они жаждали только крови. Вот с таким же отчаянием на лицах. Словно и не хотели вовсе, но не намеревались останавливаться.
Неожиданно накатила такая слабость, что Эльвинг чуть не рухнула на пол там же, где и стояла. Руки опустились, и свитки разлетелись по комнате, но она этого даже не заметила, не в силах отвести взгляд от своего прошлого. От своего кошмара. И от своей смерти. У неё не было ничего, чтобы защитить себя. Да и не смогла бы она защититься от двух опытных вооруженных воинов, убивавших не одну сотню лет. Почему-то вдруг подумалось некстати, что на этих вот самых мечах вполне могли быть когда-то следы крови её семьи или кого-то из тех, кого она знала и любила. Да неважно! На клинках в любом случае кровь её народа, сражавшегося и умиравшего за нее.
Теперь ей уже ничто не поможет. Она не в силах закричать, хотя и это было бы бессмысленно: за дверью никого, а с улицы ее не услышат. Никто не придет сюда, все на совете. А когда её наконец хватятся, будет уже слишком поздно. Она не успеет добраться до двери первой — слишком далеко, да и ноги подгибаются и совершенно не слушаются — она стоит-то едва-едва. Все кончено. Сейчас она умрет. И даже если Эарендилю удастся исполнить задуманное и вернуться, им уже не суждено будет увидеться. И малышей, так же как и её саму, ждет нелегкая сиротская доля. И…
Камень! Эльвинг судорожно сжала в руке Сильмарилл, прижав его к груди. Они пришли за этим, не за ней. Они его заберут и уйдут. Уйдут и, может быть, не станут её убивать. Оставят её её мужу, детям, её народу… И заберут Камень. Камень, омытый кровью её предков. Камень, принёсший им всем благополучие и процветание в черные дни, когда надежды ни на что уже не осталось. Камень, свет которого — чудо, исцеляющее землю, единственная защита против зла.
Нет! Они. Его. Не. Заберут.
Эльвинг не отдаст его до тех пор, пока может дышать. Только не его! С ней самой пусть будет что угодно, но Камень… Эта мысль словно придала ей силы и добавила решимости. Не менее отчаянной, чем у тех, что стояли напротив. Колени перестали подгибаться, и Эльвинг еще крепче сжала в руке спасительный Камень. Пока они вместе, она не боялась ничего.
— Что вам нужно? — уже вполне уверенно, вспомнив, что это её владения и она здесь хозяйка, поинтересовалась дочь Диора. — Что вы делаете в моей комнате?

***

Маглор стоял плечом к плечу с братом и чувствовал себя последней тварью в этом мире. Эльвинг их боялась. Девочка, осиротевшая по их вине. Моргот, пришедший в Форменос, возжелал взять чужое. Они пришли в Дориат вернуть свое, но почему, во имя Эру, в их действиях было такое отвратительное сходство?! Почему?! Как?! Когда они успели стать такими?! И насколько еще распространится это сходство?!
К их стыду и своей доблести, Эльвинг достаточно быстро справилась с собой. И раз она не спросила, кто они, значит сама догадалась. Что ж, тем лучше, не придётся представляться и позорить свои имена. Впрочем, куда ещё сильнее можно было их опозорить?.. Может так прямо и сказать ей, зачем пришли?
— Сильмарилл принадлежит нам, — раздался напряженный голос брата. — Отдай нам его, и мы уйдём. Мы, действительно, не желаем кровопролития, только хотим восстановления справедливости.
— Справедливости? — возмущённо откликнулась Эльвинг, словно окончательно позабыв про страх. — Вы полагаете справедливым смерть моих братьев, моих родителей? Всех тех, кто там погиб, когда вы напали на нас?! Такой справедливости придерживается только Бауглир!
— Не смей сравнивать нас с ним! — вырвалось у Маглора, хотя совсем недавно эта же мысль пришла ему в голову самому.
— Мы предлагали Диору решить вопрос миром, — сухо ответил Маэдрос, с трудом, но сохраняя большее самообладание, нежели его брат. Он умел сдерживать любые эмоции, даже разрывающие изнутри. Пришлось научиться однажды. Бауглир, значит… Пусть! Сейчас нельзя было отвлекаться, главное — идти к цели. А цель того стоила. Остальное — потом. — Он сам не захотел.
— И был убит! — резко вмешалась Эльвинг. Ее уже тоже почти трясло от бешенства. — Достойное решение, ничего не скажешь!
— Он мог согласиться!
— Вы могли не нападать!
— Не могли, — перебил её Маглор, и в голосе прозвучала скорбь. — Ты не понимаешь, Клятва. Она дана была именем Создателя, и мы не можем от неё отказаться. А Диор мог…
— А мне плевать на вашу Клятву! — возразила Эльвинг. — Тем более, если вы поклялись убить моего отца, мою мать, моих братьев! Что они вам сделали?! Зачем? За что?! Это было мирное решение вопроса?!
— Камень принадлежит нам, — все так же сухо пояснил Маэдрос, с видимым усилием борясь с ураганом в своей душе. — Ты же знаешь, что его создал наш отец. И мы должны его вернуть. Мы предлагали Диору…
— Кому вернуть? — не унималась Эльвинг, никогда не представлявшая себе, что такой разговор может состояться, и все же всегда знавшая, что рано или поздно они придут. За Камнем. — Феанор давно мертв. И кроме того, что же вы не возвращали его, пока он был у Бауглира? Или с ним справиться у вас сил нет, а мы…
— У вас тоже нет сил, чтобы с ним справиться! — снова не смог удержаться Маглор. Он сам не мог понять, зачем говорил это, но слова слетали с языка сами, словно молчать он просто больше не мог. — Ни у кого их нет. Ни теперь, ни раньше.
— И все же этот Камень не у Бауглира! И не вашими стараниями! — Она разжала пальцы, позволяя Сильмариллу засиять ярким светом. Все взгляды невольно притянулись к ожерелью. — Их есть еще два. Почему же вы явились ко мне за этим? Или меня убить проще, чем его? Безоружная женщина — не такая уж большая преграда, так ведь.
— Что ты несешь?! — перебил ее Менестрель, но тут вмешался Маэдрос:
— Этот Камень тебе тоже не принадлежит. Моргот украл его у нас. Берен и Лютиэн всего лишь забрали его у вора. И теперь его нужно вернуть. Вот и все. Просто отдай его нам, и мы уйдём.
— А то что? — Эльвинг насмешливо скривилась. — Заберёте силой? Убьёте меня? А убивайте! Только я вам его все равно не отдам! — Она откинула в стороны руки, слегка подалась вперёд и выпятила Сильмарилл. — Берен и Лютиэн заплатили за него своей кровью. Государь Элу Тингол. Мои родители. Вы полагаете, мой отец из чистого упрямства отказался отдать вам Камень? Тогда вы просто ничего не поняли. Свет этого Камня не простой. Он принёс благополучие и процветание нашему народу, и мы…
— Смерть он принёс вашему народу! — вмешался Маглор. — Берен погиб из-за него, и только чудо вернуло его к жизни, не Сильмарилл. И Тингол, и гномы, возжелавшие поживиться чужим. И твой отец, решивший, что Камень стоит отданных за него жизней. Он безумец!
— Нет! — вскрикнула Эльвинг. — Нет! Он стоит! Вы не понимаете. Когда вокруг тьма и отчаяние, и вдруг вы обретаете свет, разве не отдадите вы свою жизнь и всё, что у вас есть, ради того, чтобы его сохранить, сберечь, не потерять снова?! Это чудо для всего народа. Это — благо. Как он мог отдать его вам?!
— Но он принадлежит нам, — снова отозвался Маэдрос, уже взявший себя в руки окончательно и ни капли не проникшийся её доводами. — И я сомневаюсь, что Сильмарилл обладает хотя бы частью тех свойств, что вы ему приписываете. Отец был величайшим Мастером, но он не создавал чудес.
— Уходите, — неожиданно предложила ему Эльвинг. — Я прикажу, чтобы вас выпустили. Уходите и запомните, что никогда никто из нас не отдаст вам Камень, хранящий наш народ. Последняя надежда. Почти последняя. Вам придётся перебить нас всех. До последнего ребёнка. И только тогда вы сможете его забрать. Только так. Каждый из жителей нашего города, к какому бы народу он ни принадлежал, будет сражаться с вами до последнего вздоха. И только тогда вы его заберёте, когда ему уже некого будет хранить.
Феаноринги оба посмотрели на дверь, но не двинулись с места. Может быть, она и не лжёт, и правда позволит им покинуть устье Сириона живыми. Но уйти вот так, стоя в двух шагах от Камня?! Да к тому же уйти, чтобы вернуться…
— Ты сумасшедшая, как и твой отец, — с бесконечной тоской в голосе заметил Маглор.
— Что же вы не уходите? — проигнорировала его замечание Эльвинг. — Не верите мне? Даю слово, вас никто не тронет. Уходите! Вот вам «мирное решение вопроса», — усмехнулась она. — Как видите, теперь я предлагаю его вам.
— Ты что, не понимаешь, что мы вернёмся? — устало поинтересовался Маэдрос, только что от жеста, обозначающего степень глупости поступка, воздержался. Из вежливости: женщина, всё-таки, хоть и упрямая дура.
— Понимаю, почему нет, — снова усмехнулась в ответ Эльвинг. — Но ваше войско придет сюда, даже если вы оба не вернётесь. Это ничего не изменит, а ваши жизни мне не нужны. Я — не убийца, в отличие от вас.
— Если мы убийцы, как ты говоришь, — Маэдрос тоже усмехнулся, мрачно и жестко. — То что нам мешает убить тебя сейчас и уйти с камнем? С чего ты решила, что ты здесь хозяйка положения? — А про себя подумал, что ясно с чего: за окном ЕЁ город, в котором живут ЕЁ подданные. И даже если они сейчас её убьют, чего они, конечно же, делать не собирались (Эру, правда ведь, не собирались?!), с Камнем им отсюда всё равно не выйти. Да и без Камня, в общем-то, тоже. Глупая была затея, в общем-то. Теперь придётся за неё расплачиваться. Им ведь тоже не нужна её жизнь, и если нет шансов на успех, стоит ли её отнимать?
— Мы — не убийцы, — заметил Маглор, вынырнув из собственных мыслей. — А вот ты — да, если готова развязать войну, когда её можно избежать. Ты предлагаешь нам уйти, думая, что делаешь нам великое одолжение и демонстрируя невероятную доблесть. На самом деле это — невероятная глупость с твоей стороны. И ты толкаешь нас к выбору, нелёгкому выбору: или сейчас принять твою милость и уйти, сохранив жизни себе и тебе, но обрекая на гибель десятки, сотни. Здесь не Дориат. Тут вам будет сложнее защищаться. Или мы можем наступить на горло своей чести и совести, пожертвовать ими и тобой, и собой, но попытаться остановить войну. Спасти остальных. Разве такой расчёт не будет более справедлив?
Эльвинг усмехнулась, теперь уже зло.
— Вот как?! А может просто отдать вам Камень, и вы уйдёте?
— Именно за этим мы и пришли, — подтвердил Маэдрос, тоже с изрядной долей сарказма. Но издевался он не над ней — над собой. Они сами загнали себя в тупиковую ситуацию, из которой теперь не найти выхода. Можно сколько угодно насмехаться и шутить, но что делать на самом-то деле?!
— Так почему, когда я вам говорю: уходите, вы утверждаете, что я провоцирую войну? Это ВЫ собираетесь вернуться и убивать нас, если я не отдам Камень. Мы на вас нападать не планируем. Вы поклялись убить нас, так почему это наша вина, если мы не пытаемся избавить вас от исполнения вашей клятвы? Благополучие моего народа для меня сто раз важнее каких-то ваших там обещаний всем отомстить. Мстите, если вам так надо. Только не лгите себе, что в этом виноват мой отец или я. Это ваша собственная вина.
— Не стоит говорить о том, что тебя не касается! — оборвал ее Маэдрос. Рассуждать можно долго, но это ни на шаг не приблизит их к развязке. А тянуть таким способом время глупо и бессмысленно тоже. Решение не возникнет с течением времени. Оно уже было, только совершенно неприемлемое.
— Я бы и не говорила, если бы не касалось!
— Пожалуйста, послушай меня, Эльвинг, — устало попросил Маэдрос. — Я не для себя прошу. С нами всё кончено. Мы не можем не выполнять Клятву, даже если бы и хотели. Мы — не можем. Ты — можешь, пожалуйста, ради всех, всё ещё оставшихся в живых, давай предотвратим очередное кровопролитие, жестокое и бессмысленное. Ты видишь — я прошу тебя и надеюсь на понимание, ты же женщина…
Закончить он не успел, как и собеседница — отреагировать на его слова. Под кроватью раздался неожиданный шум. Эльвинг отступила назад, Маэдрос всё-таки схватился за меч, а Маглор нагнулся, заглянул, неожиданно отклонился в сторону, а потом стремительно опустился на колено, сунул руку под кровать и вытащил оттуда мальчишку. Ребёнок извивался отчаянно и пытался ткнуть обидчика небольшим, по росту, мечом. Оружие было тупым, к тому же Менестрель успешно уклонялся, стараясь не только не уронить мальчишку, но и не навредить ему ненароком.
— Элрос! — в отчаянии кинулась вперед Эльвинг, но уткнулась в кровать на своем пути. А кроме того осознала ужасный факт: ЕЁ ребенок был сейчас в руках её ВРАГОВ, обещавших совсем недавно убить её и всех тут за право обладать Камнем. Женщина судорожно прижала Сильмарилл к груди, выдав свои мысли, и круглыми от ужаса глазами уставилась на феанорингов. Если они потребуют отдать его сейчас… Что сделала бы мама? А леди Идриль? О Эру!..
Маглор и без того не собирался удерживать ребенка силой. Он просто пытался не уронить его, но когда взглянул в лицо его матери… Худшего момента в своей жизни Менестрель припомнить бы не смог. Он по её глазам видел, ЧТО она сейчас подумала. Какая мерзость! И до чего нужно было дойти, чтобы иметь ТАКУЮ репутацию?! Впрочем, ясно до чего — до Дориата и дальше… Побледнев от отвращения и отчаяния, эльда шагнул к кровати с другой стороны и не просто выпустил — подтолкнул ребёнка в сторону матери, чтобы только она перестала так смотреть. Мальчишка бросил своё оружие и кинулся к ней на шею, запнувшись на мягкой постели. Эльвинг выдохнула и сжала сына так, словно вырвала его только что из лап самого Моргота.
Маглор переглянулся с братом, молча убравшим в ножны ненужный клинок. Всё. Мальчишка был последней каплей. Нужно уходить. Уходить быстрее, пока Клятва не заставила… Впрочем, до этого они бы не дошли. По крайней мере, им хотелось в это верить. Да и больше здесь нечего делать, даже если там за дверью их ждала смерть.
Они уже сделали несколько шагов к двери, даже не обернувшись на Камень, когда раздался стук. И почти сразу дверь распахнулась: ответа стучавший дожидаться не стал. Феаноринги не успели выхватить оружие, а на пороге появился явно синда, не особенно молодой и совершенно безоружный. От неожиданности он сперва отпрянул назад, а потом на лице моментально проступило узнавание.
— Даурион! — Эльвинг собралась моментально и решительно бросилась вперёд , не выпуская сына из рук. — Успокойся! Не нужно паники! Мы обсуждали с ними важные вопросы. А теперь я прошу тебя проводить лорда Маэдроса и лорда Маглора до границ контролируемой нами территории. Дальше они сами доберутся. А до тех пор я прошу тебя обеспечить их полную неприкосновенность. Они прибыли сюда на переговоры, озвучили свое предложение и получили мой ответ. Безопасность парламентеров — вопрос нашей чести. Надеюсь, я могу на тебя положиться. Это мой приказ и моя личная просьба. Прощайте! — повернулась она к феанорингам. — Надеюсь, прощайте! Но если нет, то до встречи! Мое мнение вы знаете, остальное решать вам.
Братья уходили, все еще не веря, что всё действительно случилось с ними наяву. И то, что они смогли беспрепятственно пробраться сюда. И то, что смогли сейчас уйти. К сожалению, им придётся вернуться. Это понимали и они оба, и женщина, которая их отпустила, и даже их провожатый, не знавший толком, в чём дело, в котором верность приказу своей владычицы пересилила ненависть к врагам, уничтожившим его страну и лишившим его дома и благополучия.
Но главное, они смогли уйти сейчас. Это значило, что Клятва ещё не окончательно лишила их разума и воли, и пока ещё они смогли найти в себе силы не переступить хотя бы последнюю черту. Хотя бы пока. Это была не победа, но ещё и не поражение, что уже значило не так мало.
Эльвинг смотрела им вслед, обнимая сына, и надеялась, что а вдруг чудодейственный Камень повлиял и на них, раз они пощадили и её, и ребёнка, хотя спокойно могли бы расправиться с обоими. Вдруг что-то в них изменилось, и они смогли её услышать и не придут сюда больше? А если придут… Ну что ж, они ведь давно уже ждут такого развития событий. Только Камень она никому не отдаст. Свет принадлежал только им, и делиться им они были не намерены.

@темы: Этап IV: Ситуация, БПВ-4, Воинство Гаваней Сириона

---

Воинство дориатских пограничников - Этап IV

[Воинство дориатских пограничников]

Название: Утраты
Задание: История с похищением
Размер: 623 слова
Жанр/категория: джен, драма
Рейтинг: G
Персонажи/Пейринги: Даэрон, Саэрос, Маблунг, Белег
Примечание: Сказано, что после бегства Лютиэн Даэрон отправился за ней и потом уже в Дориат не возвращался. Автор сделал допущение.

– …он просто украл ее! Ворвался, перевернул все вверх дном и украл. И не думай, что только у тебя – у всех!
Даэрон сидел на поваленном дереве и рассеяно смотрел по сторонам. Белег и Маблунг устроились рядом: один шевелил прутиком в траве, другой за этим наблюдал. На ногах был один только Саэрос, он расхаживал взад-вперед и ругался.
– Ну вот что молчишь? А я говорил: надо было сразу его пристрелить. И уже потом идти к Тинголу и ябедничать. И ничего бы не было. Хотя знаешь, ведь еще не поздно... Что тут добираться, недалеко… Как думаете?
– У тебя злой язык, – покачал головой Белег, – он тебя погубит.
– У меня быстрые ноги, – отмахнулся Саэрос и продолжил: – И я сразу сказал: ничего хорошего от Последышей ждать не придется.
– Ничего подобного ты не говорил, – не поднимая головы, возразил Маблунг.
– Значит, подумал, – снова отмахнулся Саэрос, – уверен, они все такие же. Ворвались в наш мир, бродят, лезут везде, хотят чего-то…
– Вообще-то это и их мир тоже, – заметил Белег.
– …попомните мои слова: однажды мы оглянемся, а они уже повсюду, и нам угла не осталось. Все будет украдено.
– Не замечал за тобой дара провиденья, – Белег вздохнул и, переломив прутик, отбросил его прочь. – Хватит мельтешить.
– Не знаю про провиденье, мне достаточно собственного разума, – ходить Саэрос не перестал, только замер на мгновение и красноречиво постучал себя по лбу. А затем вовсе участил шаг и повысил голос. – Он вломился, он украл покой принцессы! Затем украл саму принцессу, а вместе с ней покой Тингола, Мелиан и всех нас. Вломился к Финроду и украл Финрода! И даже – обратите внимание! – Сильмарилл он тоже украл. Он вор и все люди такие же. Отвратительные выскочки!
Даэрон негромко засмеялся, но ничего не сказал. Все посмотрели на него, переглянулись, и Маблунг добавил:
– А еще научил принцессу плохому, и уже она украла его из Мандоса. Так?
– Именно. И теперь он думает украсть ее вовсе? Навсегда забрать с собой из нашего мира? Ее, прекраснейшую из Детей Илуватара, уведет за собой оборванец-однодневка?! Да как бы не так!
Маблунг промолчал, Белег вздохнул в сторону.
На поляне стало тихо, все четверо замерли, и каждый думал о чем-то своем. Затем на ноги поднялся Даэрон.
– Что ж. Пора.
Белег и Маблунг как по команде встали следом. Саэрос встрепенулся и раскинул руки.
– Стой. Хорошо, мы славно подурачились, и будет. Забирай свою котомку: возвращаемся. Пострадаешь, напишешь пару сотен грустных песен, а потом все образуется. Сколько ему осталось? Двадцать лет? Тридцать? Он сгорит и оставит ее плакать над горсткой праха. И потом она одумается и вернется. Тебе нужно только подождать.
Даэрон поправил на плечах ремни мешка и, снова не сказав ничего, усмехнулся. Ответил Маблунг:
– Довольно. Ты сам знаешь, что несешь чушь.
– Я несу чушь?! Я?! То, что он собрался уйти и сгинуть, Моргот знает где, это не чушь, а я – чушь?..
Договорить не успел, потому что Даэрон, шагнул вперед и крепко его обнял. Обрывок фразы повис в воздухе, Саэрос, помедлив, уже негромко, уже словно другим голосом спросил:
– Может?..
Даэрон качнул головой. Они отстранились друг от друга, Саэрос замер. Подбородок у него дрогнул, он отвернулся и отошел в сторону.
– Что ж… – начал и снова не закончил. Отрывисто махнул рукой и, не взглянув больше, пошел прочь – прямо через заросли. Затрещали ветки, закачались, скрыли его фигуру.
На поляне остались трое. Они стояли недвижно, глядя друг на друга, прислушиваясь к лесным звукам. А затем разом шевельнулись и тоже обнялись.
– Присмотрите за ним, – помолчав, произнес Даэрон.
– Хорошо.
– И за Тинголом.
– Хорошо.
– И сами будьте осторожны.
В третий раз Маблунг повторять не стал, только кивнул. Замолчали.
– Ты уверен? – наконец, спросил Белег.
– Как никогда, – и Даэрон снова улыбнулся той же отстраненной улыбкой. Подбросил на плечах котомку, сжал две потянутые крепкие руки и пошел прочь.
Зелень сразу укрыла его, и лес проглотил шаги. Последние двое еще какое-то время постояли в тишине, но и они скоро ушли, оставив на поляне одно лишь поваленное дерево.

@темы: Этап IV: Ситуация, БПВ-4, Воинство дориатских пограничников

---

Воинство изгоев - этап IV

[Воинство изгоев]

Название: Последний год Кардолана
Задание: История с похищением
Размер: ~2600 слов.
Жанр/категория: джен, драма
Рейтинг: PG-13
Персонажи/Пейринги: ОМП в некотором количестве, Арвелег
Примечания: Дата падения Амон Сул - 1409, дата Кастамирового мятежа - 1437.

215 год четвертой эпохи, Умбар
- Багровые лучи вокруг затменного солнца - один из домов харадских морэдайн, - указательный палец Финдуилас скользил по широкому манжету рубашки Азразора от одной вышивки к другой. - Три золотых паруса - дом Бельзора, правивший в Умбаре с двадцать пятого по двадцать девятый век. Корона над мостом - в Умбаре вообще есть кто-то, не ведущий род от Кастамира?
Палец Финдуилас остановился на самом краю манжета.
- Гончая? И семь снежинок? Серьезно?
- Очень быстрые корабли, - начал Азразор с видом "вру, и ты знаешь, что вру, но правды не скажу"


1409 год третьей эпохи, Амон Сул
Рудаурца я невзлюбил с первой же нашей встречи. Его звали Анкалимарт, но прозвище "рудаурец" прилипло к нему мгновенно – несмотря на то, что он был не единственным беженцем, а чистотой западной крови не уступал нашему принцу Артамиру. Которого, к слову, тоже никто не звал по имени, а "наш принц" из титула стало чем-то вроде прозвища.
Были они одногодками, и оба застали тысяча триста пятьдесят шестой, едва войдя в возраст отрочества. Мы, родившиеся позже, могли лишь гадать, что чувствовал наш принц, узнав, что никогда не станет королем. Сколько синяков получил от бывших товарищей рудаурец, в один миг став родичем арнорских захватчиков – только лишь за то, что князь Аргелеб решил вернуть Рудаур короне Арнора. Наверное, много, раз с таким упорством оставался в Рудауре до последнего.
К нам на Амон Сул рудаурец заявился в самом начале года, а с ним – полсотни воинов да сотни полторы мирных – жены, дети, старики. Торги шли долго и нервно; в обмен на приют для своих семейств рудаурцы были готовы служить Арвелегу и сложить за него свои головы, а Арвелег с радостью согласился бы, но желание рудаурцев селиться кучно и вместе же служить, без распределения по уже имеющимся отрядам, настораживало короля. Понятно, что на чужой земле будешь держаться своих – даже тех, с кем на родине ругался до поросячьего визга. Но и предать гостеприимного хозяина не в пример проще.
Да, Арвелег не доверял рудаурцам, а их предводителю – вдвойне. Тот в долгу не остался, развернулся к нашему принцу, стал на колено и сказал, мол, если твоему королю не нужны вассалы, то я присягну тебе. Никто раньше столь явно и непринужденно не ставил под сомнение власть короля, а этот рудаурец с насмешкой в глазах словно говорил: я прожил полсотни лет под властью Ангмарца и выжил, в искусстве интриги вы против меня дети.
После этого разговора я не видел рудаурца до марта. Из трех частей границы - Эмин Сул, тракт и Митэйтель - его отряду досталась вторая, причем ближе к реке, дальше от нашей крепости. Паршивый участок, крепостей там не стоили - смысл в них, когда можно обойти по равнине? Поле - оно поле и есть, у кого конь быстрее да стрел больше, тот и молодец. Вернулись рудаурцы, как я и сказал, в марте, потеряв чуть больше половины отряда убитыми. Враг перешел Митэйтель - не как раньше, мелкими отрядами, единственной задачей которых было поджигать одинокие хутора на окраине княжества, а армией. По льду, как еще. Никто не ждал этого в марте, зима теплой была, а тут…
Чары, не иначе - у нас на Амон Сул даже ветер не поменялся, никто и не догадывался, что в ста милях к западу все замерзло за одну ночь. Так и обвел всех вокруг пальца Король-Чародей. Отряд нашего рудаурца прорвался, но вести, которые он принес, заставили нашего принца взбежать, не дослушав, на самый верх башни, туда, где был видящий камень, источник многовекового раздора.
Вернулся наш принц бледный, старательно пряча дрожащие руки.
- Тарбад пылает, - выдохнул он. - Тарбад, считавшийся самым безопасным уголком княжества.
- Выманивают, - отрезал Арвелег. - Хотят, чтоб мы вышли из Амон-Сул, тогда они разобьют нас на юге, а крепость возьмут походя.
- Что же теперь, не защищать свой народ? - принц сжал кулаки.
- Отзовем армии отряды из Эмин Сул, - вмешался рудаурец таким тоном, будто был равным королю и принцу. - Ангмар обойдет Ветренные холмы с севера, если захочет ударить по Форносту; единственная ценность крепостей к северу от нас - возможность уйти отсюда, если прижмут осадой. Гарнизон там сейчас ни к чему.
- Крепости уже спасали нас, - Арвелег смерил рудаурца взглядом. Определенно не забыл, как тот заявился сюда впервые. - Амон Сул сдавать нельзя, значит, нельзя допускать и полного окружения.
- Полно вам, ваше величество, армия по тем холмам не пройдет, а одиночек отстреляем. Надо будет - северным путем прорвемся на раз-два.
- Ваше величество, - глухо отозвался наш принц. - ваш отец обещал моему…
- Я знаю свои обязанности, как короля Арнора, - перебил его Арвелег. - Народ Кардолана такие же мои подданные, как и народ Артедайна. Я… должен подумать.
Спустя час вся Амон Сул уже гудела новостями: уходим спасать земли Кардолана, а на наше место придут ребята из северных укреплений. Пару-тройку суток подождать.
Спал в ту ночь я плохо, в следующую - еще хуже, сон бежал от меня, как заяц от охотника. Я бродил по крепости неприкаянный, когда услышал голос рудаурца из-за двери спальни нашего принца.
- Люди Арвелега не будут защищать Амон Сул. Не для того они прибыли.
- Чушь, Анкалимарт. Ты понятия не имеешь, что для него эта крепость. Да он прожил в ней вдвое больше, чем в Форносте.
- Они не изучают крепость.
- Незачем. Многие из них уже служили здесь раньше. Знают каждый коридор, каждую бойницу.
- Нервничают.
- Или просто устали с дороги, только два часа ж как прибыли.
- Прячут глаза. Даже друг от друга. Готов поклястся, что они знают приказ, и он им ох как не нравится.
- Или просто знают, что погибнут...нет, не отвечай, они давно знают, что погибнут и готовы к этому тоже много лет.
- Они из разных гарнизонов Эмин Сул, а не из одного, как сказал Арвелег. Видел как обнимались, перекидывались новостями. А, значит, когда король говорил вам “можете идти на помощь своим, войска из других гарнизонов подойдут позже” - чистейшая ложь.
- Зачем оставлять войска в северных крепостях, оставив Амон Сул под защиту трех десятков солдат?
- Чтоб было кому прикрыть отступление в Форност? Вы же понятия не имеете, что там, на севере. Что он вам сказал, чтобы отвадить от палантира?
За дверью замолчали, и я испугался, что мое присутствие обнаружили, но нет, спустя несколько секунд разговор продолжился.
- Не он. Отец говорил, что нам, боковой ветви наследников Исилдура, нужно больше сил, чтоб смотреть в камень; что палантир может свести нас с ума.
- Но палантир создан не Элендилом. Какая разница для его создателей-эльфов, кто из людей будет смотреть в него? Может, ваш отец просто боялся, что вы восстанете против господства Артедайна?
- Жаль, что я уже не могу спросить его о том.
- Но вы можете проверить. Увидеть Тарбад было сложно?
- Я был взволнован… да я был в бешенстве, в отчаянии, в ужасе… я вообще мало что помню, если честно, о том, что было вчера вечером.
- Так проверьте. Заодно узнаете, чего испугался Арвелег на севере.
Я поспешил отступить к стене. Дверь отворилась, наш принц в компании рудаурца поспешил вниз, к переходу в башню палантира. Не знаю, зачем я пошел следом. Тогда даже мысли не было, что нужно вернуться к себе, а не следить за нашим принцем.
Подниматься на башню палантира я не стал, хватило ума понять, что спускаться наш принц с рудаурцем будут тем же путем. Но я мог и предположить, что, едва зайдя в комнату с палантиром, они тут же выбегут из нее.
Назад, - подумал я и тут же возразил себе: нет.
Что-то случилось, и моя помощь может понадобиться.
Кто? Где? Когда? - доносились до меня сверху обрывки разговора, и я понял - палантир украден. Я стоял как вкопанный где-то минуту, и, конечно, был обнаружен.
- Мне просто не спалось, - попытался оправдаться я.
Рудаурец махнул рукой.
- Идем с нами. Меч с собой?
- Кинжал есть, - ну в самом деле, зачем бы мне сейчас был меч.
- Ну и Моргот с тобой, пригодишься.
Мы выбежали из башни. Отсветы факелов возле северного прохода указали нам путь.
В проходе стояла телега, и не было сомнений, что прикрытый тканью груз в ней - палантир. Ужасно неудобный полутораметровый палантир Амон Сул.
Похитители носили форму с семизвездьем Арнора, а предводителем их был…
- Ваше величество? - не поверил своим глазам я.
- Словно вор, под покровом ночи, - сплюнул рудаурец. - Значит, не врали, когда говорили, что князья Артедайна не имеют прав на камень Ветренной… иначе с чего бы вот так…
- Я король Арнора, - властный голос прогремел в тишине. - И это мое имущество, я не обязан отчитываться перед кем бы то ни было. Я мог бы сделать это открыто но, уверен, это вызвало бы панику. Я мог бы сделать это завтра, но, враг идет по тракту сюда, и будет у ворот на рассвете.
- И вы молчали, мой король, - прошептал наш князь.
- Не хотел, чтоб вы, принц, разрывались между верностью народу, которая вынуждала вас уйти из крепости, и верностью королю, которому нужно, чтоб вы прикрывали его отход. Ваше имя будет покрыто славой, клянусь ва…
Слово застряло в глотке у Арвелега, прерванное свистом кинжала. Король успел потянуться к пронзенному горлу - и упал.
- К балрогу славу, - процедил рудаурец.
- Стойте, - никогда не слышал, чтоб голос нашего принца звучал так звонко и так громко.
Выкрикнул он это вовремя - солдаты Арвелега после секундного замешательства обнажили мечи.
- Именем короны, я арестовываю тебя, Анкалимарт, за убийство короля. Как принц Кардолана, я обязан защищать это место наравне с князем Артедайна, таков был договор полвека назад. Я напоминаю об этой клятве, а она делает меня теперь, когда Арвелег мертв, а его сын далеко, предводителем защитников крепости и его камня. Оставьте палантир. Можете возвращаться в Форност. Или можете остаться с нами.
Солдаты переглянулись.
Утром Амон Сул защищало на тридцать человек больше, чем могло бы.
Кроме этих тридцати, тайну гибели Арвелега знали только мы трое - наш принц, рудаурец и я. После первой же попытки штурма крепости наш принц подошел к палантиру и сообщил принцу Арафору, что тот теперь король… всего того, что может защитить, добавил бы при этом рудаурец, но он был арестован - для всех, не знавших правды - за попытку самовольного доступа к палантиру.
- Зачем ты это сделал?- упрекнул я его; в это время двое солдат Арвелега охраняли двери, а я заносил рудаурцу еду. - Мы могли бы договориться, покинули бы крепость ночью и теперь преследовали бы рудау… ангмарцев на юге.
- Или те, кто нас сегодня штурмовал, раскатали б нас по чистому полю, рассмотрев с вершины Амон Сул, где мы находимся. Раньше надо было выходить, чтоб успеть смыться. Принц понимает это, поэтому и остался.
- Палантир…
- Без него нам очень быстро придет конец. А так - подергаемся.
- Его захватят.
- Кое-какой план у меня есть, и наш князь в курсе его. Колеблется пока. Кстати, если хочешь помочь - помоги убедить князя.
Я вопросительно посмотрел, и рудаурец продолжил.
- Гондор. В то время, как Арнор увядает, Гондор цветет. Много ли давал на тарбадский мост его величество Арвелег, пока был жив? Слышал, что почти всю заботу взял на себя Валакар, хотя могу поспорить, с трудом нашел бы Тарбад на карте. Форносту не до нас, и если Кардолан станет частью Гондора, Арафор вряд ли сможет что-то сказать против…
Я не мог поверить, что слышу это. Уговаривать своего принца изменить королю и присягнуть другому правителю, пусть даже родственной династии? Впрочем, суток не прошло, как я не помешал убить нашего предыдущего короля…
- Не торопись, - рудаурец улыбнулся. - Понимаю, что мысль тебе кажется кощунственной.
- Ты за этим его убил? Чтоб продать нас Гондору?
- Арвелега? Нет. Я… вспылил, веришь? С детства не люблю, когда меня предают. Он же видел, как ангмарцы идут на юг, чтоб перейти Митэйтель. Но не сказал никому и ничего. Мы бы успели перегруппировать отряды... нас бы не разбили поодиночке. Просто послать гонца - сложно было? И знаешь что еще? Он даже не признал, что Ангмар захватил часть Арнора. Я бывал в Артедайне, там всегда говорили “Рудаур присоединился к Ангмару”, но на самом деле… да катись ты к балрогу, лучше скажи принцу, что у меня есть планы на тело Арвелега. Пусть не спешит хоронить. И уточни, как продвигаются его упражнения с палантиром.
Судя по тому, что к следующей атаке мы были готовы, с палантиром у нашего принца сложилось неплохо.
- Все думают, что только род Элендила умеет в камни смотреть, - пояснил мне рудаурец, когда я пришел к нему на следующий день. - Король-чародей знает, что палантир поддастся любому, но знает также, что Арвелег охранял палантир от чужих глаз. Ангмарцы уверены, что без Арвелега никому не придет в голову пользоваться зрячим камнем, и мы будем слепы. Улавливаешь?
Я отрицательно замотал головой.
- Пусть они увидят тело короля после очередной атаки. Выбросите его со стены, нет, не бледней, ты и так по уши в этом дерьме, сильнее испачкаться сложно. Ангмарцы воодушевятся. Так нельзя? Ха, очень даже можно. Они будут думать, что мы деморализованы, и, к тому же, ослепли без палантира. Пойдут в атаку решительно и позабыв об осторожности. Тогда… пусть соберут всю солому, все матрацы, все, что хоть как-то горит.
...так мы сожгли Амон Сул.Так родилась легенда, что Арвелег погиб на склонах Ветренной, а палантир спасли и увезли в Форност.
Впрочем, до Форноста еще следовало дожить.
Телега пригодилась, палантир увезли все через те же лабиринты Эмин Сул, и так же вышли оставшиеся защитники. Рудаурца выпустили прикрывать отступление, и эта живучая северная гончая выжила. Амон Сул пала, но война продолжалась.
Сбежав от ангмарцев, наш принц отправился в южные холмы. Часть ангмарской армии к тому моменту, пройдя смерчем по землям Кардолана, направилась на север, осаждать Форност. А мы уничтожали оставшиеся отряды. Один за одним, пока, наконец, король-чародей не понял, в чем дело. Могу поспорить, он и о палантире догадался. В августе Форност получил передышку - если бы не это, Арафору пришел бы конец, и история Арнора завершилась бы в тысяча четыреста девятом году третьей эпохи, но… летописцы не хотят о том писать. Эру им судья.
Мы окопались среди курганов. На второй день шутка про “зато хоронить не придется” приелась всем, а на третий за нее уже грозились дать по лицу. Мы воевали, нас становилось все меньше, и в конце концов наш принц позвал меня на серьезный разговор наедине.
- Мы должны вернуть палантир. Мы сделали, что должны были - отомстили там, где не смогли защитить. Большего нам не отмерено. Будешь за главного, с тобой пойдут четверо. Пройдете через Сарн Форд, дальше - через Шир, до Эмин Берайд, там эльфы вас сами проводят.
- Мой принц…
- Мы действительно не можем оставить камень ангмарцам. В крайнем случае, если поймете, что за вами хвост - утопите в Барандуине.
Мне все еще не хотелось умирать, и я, наверное, должен был радоваться, что меня отсылают. Но больше, много больше я не хотел, чтоб погибал мой принц.
И тогда я вспомнил, что говорил рудаурец о Гондоре, и пожалел, что выбросил его слова из головы.
- Позвольте еще слово. Вы можете спастись на юге. Присягните Валакару, скройтесь у эльфов. Не ради вас, если это так важно, ради Кардолана.
Принц вздохнул.
- Анкалимарт. Он и тебе этим мозги проел?
- Я не думал о его словах до сегодняшнего дня!
- А я думал. Много раз думал, глядя в камень. И знаешь что? Пойдем, покажу.
… я видел Гондор. Эру, я не думал, что бывают столь величественные дворцы, столь большие и ухоженные сады, столь изящные арки и фонтаны…
… а потом я увидел, как рушится купол, как огонь пожирает всю эту красоту, услышал, как светловолосый юноша кричит “дядя, не надо” - а миг спустя на него опускается меч, и голова отделяется от тела…
- Это Осгилиат, - произнес принц. - Это - будущее Гондора. Не пройдет и трех десятков лет.
Я сглотнул.
Палантир увозили ночью, и я уже забрался на телегу, когда увидел рудаурца.
Он шел ко мне, и смотрел прямо в глаза. Я потянулся к кинжалу, понимая, что вряд ли успею раньше.
Но рудаурец поднял руки.
- Не бойся. Я просто хотел предложить…
- Нет, - отрезал я.
- Ладно. Но я все-таки скажу: лучше утопи его. И нет, я бы не предал нашего принца.
Он развернулся и вернулся в лагерь. Телега тронулась. Не то, чтоб мы не торопились, но когда достигли Эмин Берайд, там и без зрячих камней все уже знали, что последний принц Кардолана принял свой последний бой.
Заглядывал ли я в палантир, пока ехал? Было. Я должен был видеть, как погибает мой принц, не имел права отвести взгляда.
А рудаурец, балрог его забери… его серый плащ с гончей и семью снежинками мелькал рядом с принцем до последнего.


215 год четвертой эпохи, Умбар
- Ну да, быстрые, словно гончая корабли, которые ходили так далеко на север, что даже снег видели, - Финдуилас повторила ответ собеседника. - Я пять лет провела в гильдии летописцев перед тем, как открыть свою лавочку в Умбаре. И знаешь что? Об этом гербе читала. Правда, о том парне говорилось, как о погибшем.
Произнеся последние слова, Финдуилас задумалась. А точно ли там шла речь о смерти Анкалимарта? Может, погиб только князь, а рудаурец был ранен, а потом… ну уполз, что ли…
- А парень знатный был или так себе? Слушай, это Умбар, а я умбарец. Если вести свой род от этого парня выгодно, я хорошо заплачу. А если нет, то мне все равно, от него я произошел или от его троюродной тети.
- Ну… вряд ли очень знатный, - призналась Финдуилас. - А когда этот твой предок в Умбар попал и как?
- Из Гондора. С Кастамиром. Но там запутанная история...

PS. музыкальный спонсор текста - Эльфище

Cкачать Эльфище Боже храни британию бесплатно на pleer.com

@темы: Этап IV: Ситуация, БПВ-4, Воинство изгоев

---

БПВ-4: Темы этапов

[Битва Пяти Воинств]

Обязательные этапы:
Этап I: Жанр
Тема "Трагикомедия"
Число работ: 1-3
Выкладка - 7-9.10

Этап II: Период
Тема "За секунду до"
Число работ: 1-3
Выкладка - 14-16.10

Этап III: Локация
Тема "Замкнутое пространство"
Число работ: 1-3
Выкладка: 21-23.10

Этап IV: Ситуация
Тема "История с похищением"
Число работ: 1-3
Выкладка - 28-30.10

Этап V: Персонаж
Тема "Подкидыш"
Число работ: 1-3
Выкладка - 4-6.11

Этап VI: Свободный
Свободная тема
Число работ: 1-3
Выкладка - 11-13.11

Этап VII: Визуальный
Темы:
- иллюстрация (к любой работе из текстовых выкладок)
- портрет
- свободная тема (на усмотрение участников)
Число работ: от 3 (по 1 на каждую тему) до пределов разумного.
Выкладка - 18-20.11

Дополнительные этапы:
Тема Октября:
Жанры на выбор: Стилистическое АУ

*

(оно же антуражное, оно же историческое), Глобал АУ

*

(все не так; в т.ч. утопия и антиутопия), Гендерсвитч

*

(смена пола героя канона на противоположный)
Число работ: ограничено пределами разумного
Выкладка - 7-31.10

Тема Ноября:
Ситуации на выбор: герой уполз, герой не уполз

*

(умер/погиб, будучи жив в каноне, либо умер/погиб раньше, чем в каноне), героя нет в каноне

*

(напр., мир без Валар, мир без Берена и т.д.).
Число работ: ограничено пределами разумного
Выкладка - 1-20.11

 

запись создана: 21.09.2016 в 17:56

@темы: Организационное, БПВ-4

---

Объявление #58

[Битва Пяти Воинств]

Поздравляем участников с успешным прохождением еще одного Этапа битвы!
Голосование открыто, голосование за предыдущие Этапы продолжается.

Напоминаем сроки следующих выкладок, на этот раз их два:

Этап IV: Ситуация
Тема "История с похищением"
Число работ: 1-3
Выкладка - 28-30.10

Тема Октября:
Жанры на выбор: Стилистическое АУ, Глобал АУ, Гендерсвитч
Число работ: ограничено пределами разумного
Выкладка - 7-31.10

А Тема Ноября будет объявлена уже завтра. Не пропустите!

@темы: Объявления, Организационное, БПВ-4

---

Голосование - Этап III

[Битва Пяти Воинств]

Правила:
1. Голосующим необходимо выбрать минимум две максимум три работы, принадлежащие разным командам.
2. Один голос за команду = 1 очко.
3. Запрещается:
- голосовать от профилей сообществ
- голосовать от общественных и игровых профилей
4. Неверно поданные голоса засчитаны не будут.
5. Формат комментария:
1. Воинство 1 - "название работы"
2. Воинство 2 - "название работы"
3. Воинство 3 - "название работы"

Голосование все Этапы - до 30.11 23:59 по Петербургу.

@темы: Этап III: Локация, БПВ-4, Голосование

---

Воинство дориатских пограничников - Этап III

[Воинство дориатских пограничников]

Название: Мир
Задание: Замкнутое пространство.
Размер: 822 слова
Жанр/категория: джен, драма
Рейтинг: G
Персонажи/Пейринги: Эльмо и остальные
Предупреждение: автор просит прощение за сыроватый текст.
Примечание: О младшем брате Эльвэ и Ольвэ сказано только то, что он жил в Дориате, и Эльвэ его любил. Почему просто жил? А чем занимался? А как участвовал в известных событиях? А когда перестал участвовать?.. Автор полагает очевидным, что единственная цель появления этого персонажа – вписывание королевских кровей в родословную Келеборна и Нимлот. Но раз уж на то пошло…

Квенди жадны до мира. Всегда были жадны. Может быть, потому, что им никогда не вырваться из него? Оттого, что они навечно заперты в его пределах, а все цели и все устремления их лежат здесь? Не где-то там, за гранью, завтра или потом, как об этом говорят люди. Нет, здесь и только. И потому квенди жадны до мира.
Едва пробудившись, они принялись взахлеб изучать его – глазами, руками, ногами, ушами. Кто как, кому что ближе. Вот Элу, например, познавал мир через других квенди. Ему было интересно, что они думают, как видят происходящее, что им нравится, а что нет, и как все это соотносится с его, Элу, собственным взглядом на вещи. Некоторые говорили, он бывает болтлив, как сорока, и расспросами своими может душу вынуть. Но это был его способ.
Белег изучал мир ногами. Он мог отправиться в путь с началом звездного круга и без устали идти и идти, глядя по сторонам, засовывая голову в дупла, переворачивая попадающиеся камни и подманивая встречных животных. «Зачем?», спрашивали его другие. Он пожимал плечами. Это тоже был способ.
Голодрим поступали иначе. Им нужно было понять, из чего мир сделан. Они хотели раскопать холм и заглянуть внутрь, растопить смолу и посмотреть, что выйдет из этого. Связать вместе палки и сучья, подпереть валунами и проверить, сдует или нет это сооружение ветром. У голодрим был свой способ.
Эльмо жил иначе. Он любил мир в деталях. Он любил детали мира. Он хотел рассматривать его лицо и его красоту в раковинах улиток, в червоточинах листьев, в ряби на воде, в беге теней возле костра… Он хотел обойти все и увидеть, пощупать, изучить каждую деталь, не пропустить ни одной. И это был его способ. И его цель.

В первый раз план дал сбой после возвращения Элу и остальных. Мир сжался. Он должен был отказаться от его цельности и выбрать одну только часть. Но в Валиноре был свет. Это было важно, он решился.
Второй раз наступил позднее. Снова потребовалось решить, взвешивать, сомневаться. Но Элу выбрал Средиземье и Мелиан, синдар и Эльмо выбрали Элу. А потом все вместе – безопасность. И мир сжался опять.
Нет, Дориат не вынуждал его сидеть безвылазно в лесах или того хуже, в пещерах. Он мог бы покидать сомкнувшиеся границы, но теперь поиски и искания не были заботой его одного, а потому не приносили прежнего удовольствия. Дорвэн не осуждала отлучки открыто, но это легко читалось по глазам. Он и сам понимал, что выбор сделан и пора бы с ним смириться. Но ему было жалко. Жажда не позволяла вновь отделить одну лишь малую часть от без того неполного целого. А потому он все тянул и тянул…
В третий раз судьба церемониться не стала.
Они подошли к Амон Эреб с севера, по пути соединившись с отрядами Денетора. Ударили сообща и погнали орков со всей яростью, какая только была в их молодой крови. Они были лучше, были сильнее. Но орки, отступая, подожгли лес. Основным силам это не повредило, а тому отряду, где шел Эльмо пришлось выбираться из пылающей чащи…
Когда он пришел в себя, то не смог открыть глаза и только заворочался на постели. Рядом кто-то сидел, этот кто-то перехватил потянувшуюся к голове руку и прижал к щеке. Щека была мокрая.
– Элу? – слабо позвал Эльмо. Ответа не последовало, но щека увлажнилась сильнее. Раздался судорожный вздох.
Не сразу, но он справился и второй рукой нащупал на лице повязку.
Так мир сжался снова.

Дорвэн тоже плакала по ночам. Говорила, что за двоих, что так легче. Он не спорил, позволял. Сыновья держались. Потом выросли окончательно, окрепли и вроде бы свыклись. Он сам окреп, но свыкнуться не мог долго. Искал, как жить: с жалостью, с чужим чувством вины, с собственной бесполезностью и беспомощностью. И искал другой способ.
Но оказалось, мир не отвернулся окончательно. Он был по-прежнему рядом. Его можно было слышать, чувствовать, осязать. И он начал чувствовать. С жадностью слушал любые рассказы, какие доходили до пределов его сжавшегося в пригоршню мирка. Не позволял запирать себя: ходил далеко, ходил вместе с Белегом. От него же научился лучше владеть луком и дошел до того, что превзошел учителя в искусстве бить птицу только на слух. Сам придумал и упросил Даэрона: тот переписал все сказания и песни начисто и с большим нажимом, теперь пальцы легко осязали знаки, и он снова мог читать. Мир вновь собирался из разрозненных нитей, а сам он не останавливался и хотел большего, хотел снова вырваться за пределы отведенной ему крошечной части.
– Какой он? – однажды спросил Эльмо брата. Они вдвоем остались в сокровищнице, и Эльмо слышал, как открылась крышка шкатулки.
– Дотронься, – предложил Элу.
Ожерелье было холодным, камень твердым. Но каким был свет, Эльмо не узнал.
Позднее он снова задавал этот же вопрос. В последний раз – Диору.
Они встали на полпути между границей и Менегротом. Диор был неподвижен, но опирался на меч, а тот скрипел, уминая ножнами снег.
– Какой он? – спросил Эльмо.
– Он прекрасен, – ответил Диор.
– И стоит того, чтобы умереть?
– Не он. Мир.
Этот ответ Эльмо понравился.
Потому, когда пришла пора отступать, он отказался. Его мирку предстояло снова сжаться – до темных чертогов небытия. Забиваться перед этим в постылые пещеры было бы глупо.

@темы: Этап III: Локация, БПВ-4, Воинство дориатских пограничников

---

Воинство Гаваней Сириона - Этап III

[Воинство Гаваней Сириона]

Название: Совсем иначе
Задание: Локация: замкнутое пространство
Размер: 571 слово
Жанр/категория: джен, драма
Рейтинг: PG-13
Персонажи/Пейринги: Мэлет, Элронд, Элрос

— Сидите тихо, — говорит Мэлет, и голос ее чуть слышно дрожит. — Тихо-тихо. Чтобы никто не подумал, что вы тут есть.
— Но отец, — осмеливается возразить Элрос, — он ведь рассказывал, что когда к ним пришли... — он сглатывает, жмурится, но все-таки договаривает, — когда к ним пришли враги, хуже всего было тем, кто прятался. Ты же сама там была, Мэлет! Скажи, разве не так?
— Это были совсем другие враги, — возражает Мэлет, переходя на шепот. — Им нужно было... — и сама закрывает глаза, и ее окружает пламя, которого нет, которое осталось только в памяти, пламя города, сгоревшего раньше, чем родились эти двое.
Отцу этих мальчиков она рассказывала страшные сказки об огненных тварях Врага, которых сама никогда не видела — с чужих слов; увидев вблизи, рассказывать перестала. Хватило взгляда со стен, чтобы хотелось только бежать, только спрятаться, укрыться в доме, крепки белые стены Гондолина, крепче пламени любого, неужели не защитят? Да и куда бежать, кроме дома, той, которая выросла в Сокрытом Городе и места безопаснее никогда не знала?
А дальше было горячо и горько, и дымом тянуло, горячим черным дымом, и камень был горячим, и казалось — еще немного, и сквозь него будет видно насквозь, как через стекло. Так жарко, должно быть, в кузнечном горне, но она ведь не сталь, не железо, она не расплавится, она просто сгорит, и не будет более ничего. Впрочем, думалось тогда задыхающейся в дыму женщине, может и лучше так, чем попасть живой в руки врагу — там наверняка будет еще хуже, чем просто сгореть вместе с домом; если уж не будет дальше ничего, то и самой — зачем быть?
Кто тогда своротил с петель дверь, кого он искал, кто ее на руках вынес — в обгоревшем платье, слепую от дыма и жара, еле дышащую — так после и не вспомнилось, и не вспоминалось, только руки — все тем же дымом пахли, и от них в голове вконец мутилось, а руки были в ожогах и копоти, и кажется, не ее первую отыскал и вытащил тот воин, от которого у нее не осталось ни имени, ни хотя бы лица.
И был путь под землей, тайным ходом, и помнилось, что пыталась идти сама, собрав все свои малые силы и мужество — и не получалось, все мерещился дым и жара, и страшно было коснуться стены — коснешься, сожжешь ладонь...
И была дорога на перевал — и помнилось только небо, темное даже посреди лета, и горный ветер, и думалось — счастьем будет умереть сейчас, под небом, видя горсти разбросанных по небу звезд — близких, больших и, по счастью, даже на взгляд холодных. Много раз потом думалось — что угодно. Только бы под небом. А еще того дольше, уже в Гаванях, уже взрослым был лорд Эарендиль, уже ушли в море его отец и мать — только в дождь, да еще когда слишком холодно становилось, и могла уговорить себя спать под крышей; а от сошедшего снега и до легшего постель стелила на крыльце, выходившем в сад. Совсем недавно перестала бояться, немногим раньше рождения этих двоих.
— Это были совсем другие враги, — повторяет Мэлет. — Им нужно было, чтобы никого живого не осталось, чтобы все мы умерли. Сейчас не так. Сыновья Феанора пришли за Камнем; Камня здесь нет. Они не найдут его и не станут искать дальше. Только ради всего, что вам дорого, ради друг друга, ради отца, которому вы нужны живыми — сидите тихо!
И Мэлет задвигает нишу, в которой спрятались мальчики, сундуком.
Вот так. Теперь не видно ничего. Если не знать, и не подумаешь, что не просто так сундук под окном стоит.
Осталась самая малость — спрятаться самой. Но самой — так, чтобы в самом крайнем случае обязательно нашли.

Название: Я выстрою дом
Задание: Замкнутое пространство
Размер: 572 слова
Жанр/категория: джен, драма
Рейтинг: PG
Персонажи/Пейринги: Туор, Идриль, Эарендил, Эльвинг

— Ардамирэ, что случилось? — он стоял в самом углу комнаты, прижавшись лицом к стене, замерев совершенно неподвижно. Сердце Идриль на мгновение сжалось: ведь ей казалось, что тоска её сына утихла, когда они достигли Края Ив.

— Здесь пахнет по-другому, — Ардамирэ повернулся к ней, на лице его была странная сосредоточенность. — Не так, как раньше, и не как… — он запнулся — В Городе. Но хорошо.
— Этот дом совсем новый, милый, — Идриль с облегчением улыбнулась, — но строить уже закончили, поэтому он пахнет не как раньше.

«Я выстрою дом,» — сказал ей Туор. «Я выстрою новый дом. Мы поднимем здесь новые стены — вокруг города, все вместе. Но этот дом я выстрою сам».

— Мы теперь будем жить здесь, а не с остальными? А как же няня Мелет? А мастер Пенголод?

— Посмотри, милый, здесь много места. Его хватит и тем, кто захочет остаться, и тем, кто будет приходить в гости.
Теперь у них снова было такое место, куда могли прийти гости. Это опять казалось ей странным — как много лет назад, когда их народ пришёл в Средиземье. Жилище. Стены, ограждающие очаг, привязывающие к земле.

Туор погасил светильник над рисунком, изображавшим новую городскую площадь.

— Это был длинный день, — Идриль остановилась на пороге почти неслышно, но он угадал её присутствие сразу и обернулся, щурясь, вгляделся в очерченный светом силуэт. Её пальцы сжимали дерево дверного косяка.

— Да, но и он окончен, — Туор улыбнулся. — Эарендил заснул?

— Не сразу, — она шагнула вперёд, и он поднялся навстречу. — Новое место…
Дождь застучал по крыше — высокому, надёжному скату, не полотну шатра.

Их бегство кончилось.

***
— …И закончу во-о-н там, — Эарендил завершил широкий жест, обозначая границу. На стене пока не было даже угольного рисунка, повторяющего чернильный узор на листе, и всё-таки, Туор чувствовал, что сын ждёт ответа.

— Отлично, — он вынес вердикт, в котором не сомневался. Но сомнения были у Эарендила, и сейчас Туору очень хотелось бы знать, почему они возникли по такому простому поводу. Мастерство его сына было более чем достаточным. — Этому дому самое время стать красивее, — он не смог сдержать торжествующую улыбку, — ведь всё меняется.

— Да, я… — Ох, как же он любил, когда задумчивое лицо Эарендила вот так озарялось. Новый свет, кажется, был способен разогнать самые мрачные думы, даже если Эарендил этого не осознавал.
«Для него ты точно ярче Камня, о котором столько разговоров, милая моя девочка».

И всё-таки Туор должен был понять.

— Так за чем же дело стало? Я уверен, ты справишься.
— … Без тебя, ты это хотел сказать. Я сам изменю его, и, может, даже привыкну делать это — и не сумею сохранить.
Вот оно что. Этот дом, знакомый до последней половицы, где каждый уголок так любовно был когда-то воплощён его собственными руками, очень скоро перестанет быть его домом.

Туор вздохнул.

— Я строил его для тебя. Послушай, не перебивай. Я останусь с тобой здесь, как бы далеко ни ушёл. Я всегда буду здесь, — он помолчал, взял рисунок со стола и протянул сыну. — И ты будешь.

… — Этот дом действительно меняется, — Пенголод поклонился Туору. — Пускай же к лучшему!
Туор кивнул, подняв кубок.

Он не был честен до конца в том разговоре, — мысль обожгла внезапно и болезненно. Пусть он никогда бы в этом не признался. Эарендил был его сыном, и даже эти стены могли не удержать и его однажды. Даже этот дом, все светлые комнаты, помнившие об отвоёванном у подступающей тени счастье.

«Я оставил ему другое наследство».

— Я не помню подобного, — заметил Пенголод, кивая на узор над головами молодых, — я имею в виду — в Городе. Похоже на совмещение орнаментов, занятно…
— О, избавь, мастер! — Туор рассмеялся. — Для уроков истории ещё слишком рано.

@темы: Этап III: Локация, БПВ-4, Воинство Гаваней Сириона

---

Воинство F. — Этап III

[Femme F.]

Название: Был рете
Задание: Этап III (локация — "Замкнутое пространство")
Размер: 400 слов
Жанр/категория: джен, юмор
Рейтинг: PG-13
Персонажи/Пейринги: король Тараннон Фаластур, королева Берутиэль, кошки Берутиэль
Предупреждение: возможно небольшое OOC, плоские шутки
Примечание: гондорский месяц рете — февраль-март по европейскому календарю

Приходи играть, хозяйкин свитер обшерстить,
Книжку растерзать, об кресло когти поточить,
Приходи ко мне из мира странных зимних снов,
Плюнь на предрассудки — разбуди своих котов.
Песня "Теплые коты"

Король Гондора Тараннон Фаластур после женитьбы нисколько не интересовался досугом своей супруги. Это вполне понятно: брак был заключен в политических целях, поэтому ни о каких общих интересах говорить было нельзя. Не было даже банальной взаимной симпатии. Тараннон знал, что Берутиэль любит кошек, и ему этого хватало.
Но вот наступил месяц рете, и все служанки замка как по команде стали жаловаться на королеву. Жалобы показались Тараннону весьма нелепыми, поэтому он решил сам увидеть и оценить то, что происходит в покоях супруги.
Дойдя до покоев Берутиэль, Тараннон понял, что служанки не соврали: за дверью беспрестанно мяукали кошки, по всему коридору разносился острый резкий запах. Такой вони никогда не бывало ни на конюшне, ни даже в свинарнике. Левой рукой Тараннон зажал нос, а правой постучал по косяку:
— Берутиэль? Это я.
— Заходи. Только дверь широко не открывай. И закрой ее как можно быстрее, — отозвалась супруга.
Тараннон вошел. Ему открылось крайне неприятное зрелище: по полу были разбросаны остатки еды, в углах комнаты и на ковре виднелись свежие пятна и лужи — главные источники непереносимого запаха. Все кошки не умолкали ни на секунду, рвали когтями кровать, шторы и тот же самый ковер. При этом они передвигались по покоям в очень странной позе: лапы поджаты, а голова и хвост вывернуты вверх. Неудивительно, что служанки отказывались работать в таких условиях. Тараннон несколько раз хотел выразить свои мысли по поводу увиденного, но осекался, так как приличных слов не находил. Наконец, он сфокусировал взгляд на супруге.
— Ты бы тут хоть проветрила, — голос его зазвучал довольно грубо.
— Окна открывать нельзя! — отрезала Берутиэль.
— Вот как? Это почему же?
— Неужели ты не понимаешь? У кошек сейчас... как бы это сказать... брачный период, их на улицу выпускать нельзя.
— Да? По-моему, если их выпустить, всем только легче станет.
— Неужели ты хочешь, чтобы кошек стало еще больше?
— Да куда уж больше!
— Ну вот, а если кошки во время брачного периода окажутся на улице, они найдут себе котов, забеременеют. А рождается у кошки примерно по четыре котенка...
— Такая перспектива меня не привлекает.
— Меня тоже. Поэтому надо просто потерпеть, и брачный период закончится.
— Когда?
— Может, через месяц. Может, позже. По-разному бывает.
— Ясно, ясно... В кошках я совсем не разбираюсь, зато понял другое: у нас с тобой брачный период точно скоро закончится!
Тараннон вышел, хлопнув дверью. Кошки жалобно мяукали ему вслед.

Название: Дом есть дом
Задание: Этап III (локация — "Замкнутое пространство")
Размер: 2852 слова
Жанр/категория: драма, джен, немного канонного гета
Рейтинг: PG-13 (12+)
Персонажи: Морвен, Барагунд, Хурин, Турин, Ниэнор и другие.

В детстве Морвен была трусихой. Истории о том, как народ Беора покинул свой дом далеко на востоке и пустился в долгое опасное странствие, чтобы спастись от козней владыки Зла, которого здесь, в Белерианде, звали Морготом, лишали ее сна. А как-то раз Морвен принялась так рыдать, что перепугала всех домашних, и никто не мог ни успокоить ее, ни выяснить, о чем она плачет.
Только отец сумел разговорить ее. Ему она призналась:
— Я боюсь. Что, если нам снова придется спасаться от козней Моргота? Уйти из дому в далекое странствие? Я не дойду! Я отстану, потеряюсь и умру...
Могучий Барагунд рассмеялся и подхватил ее на руки.
— Не бойся, малышка. То, о чем говорят истории, было давно. С тех пор люди стали сильнее и мудрее, чем прежде. Своего нового дома мы не отдадим никому, и никакие козни не помогут Морготу проникнуть сюда. Тебе не придется бежать.
Он говорил так спокойно и ласково, что Морвен всем сердцем хотела поверить ему, но не могла совсем отбросить сомнения.
— А если все-таки придется? — настаивала она.
— Тогда я понесу тебя, — ответил Барагунд. — Я большой и сильный и смогу нести тебя долго-долго, на край света, если будет нужно. Я никогда не позволю, чтобы с тобой случилось что-то плохое. Никогда. Обещаю. Ничего не бойся, доченька.
Тут уж Морвен поверила ему безоговорочно, и, кажется, с того дня росла, не зная страха.
А потом кошмары ее детства с лихвой воплотились в реальность.
Дом народа Беора был сожжен, растоптан и отравлен, и остатки народа Беора под предводительством леди Эмельдир бежали, не имея почти ничего, кроме призрачной надежды на спасение. Морвен, будь у нее выбор, предпочла бы остаться в Дортонионе с отцом. Но об этом не шло и речи. Тринадцатилетней девочке нет места среди обреченных на смерть мстителей.
— Прощай, родная! — сказал ей отец. — Не упрекай меня слишком горько за то, что я не могу исполнить данного обещания.
Морвен посмотрела на него непонимающе.
— В этом странствии я не буду нести тебя на руках, — печально улыбаясь, напомнил Барагунд.
Морвен улыбнулась было в ответ, но из глаз тут же брызнули слезы. Несколько мгновений Морвен боролась с ними, потом сказала:
— Ничего. Я больше не боюсь потеряться и умереть.
Это было чистой правдой: теперь ее терзали страхи куда хуже. Но не говорить же на прощанье об этом? Так что Морвен только обняла отца крепко-крепко, в последний раз. И больше они никогда не виделись.
Во время похода Морвен, высокая и сильная для своих лет, считалась взрослой. Стало быть, ей приходилось делать все, что только могло понадобиться. Она и ухаживала за детьми, стариками и ранеными, и добывала еду, и готовила ее, и стояла в дозорах. У нее был с собой кинжал, который дал ей перед дорогой отец, и теперь больше всего Морвен боялась, что однажды ей придется пустить его в ход, а она не сумеет, как надо, и... Но когда и вправду пришлось, Морвен все сумела. И даже не могла потом сказать, что это было более ужасно, чем все остальное. Не более.
Дорога до Бретиля тянулась бесконечно. Морвен не задумывалась, что будет, если они туда действительно дойдут, потому что не особенно в это верила.
Но они дошли. Мирная жизнь лесного народа после всего, что пришлось пережить беорингам, казалась чудом. Вождь халадинов Халмир, узнав о появлении в своих владениях народа Беора, прислал гонцов с вестью, что берет пришельцев под свою защиту, что они могут остаться, сколько пожелают, и рассчитывать на всю возможную помощь.
И халадины, по большей части, отнеслись к ним с неподдельным сочувствием. Но Морвен все равно слышала шепотки за спиной: "Явились толпой… столько голодных ртов, а работников раз-два да и нету...", "нахлебники", "нищие попрошайки"... А некоторые видели особую доблесть в том, чтобы сказать это ей в лицо. Правда, обычно это были злые мальчишки или пьяные, чьи языки заплетались так, что слова едва можно было разобрать. Но Морвен разбирала, и каждое слово жгло ее, как пощечина.
Морвен не отвечала, чтобы не начинать ссоры. Так распорядилась леди Эмельдир.
— Ни к чему обращать внимание на пустые речи, — говорила она. — Народ Халет принял нас на своей земле и помог в час нужды — это все, что имеет значение. Плохо отблагодарим мы их, если нарушим мир Бретиля. А глупость и высокомерие не чужды, как гласят предания, даже некоторым эльфам, халадины же только люди. Впрочем, как и мы.
Леди Эмельдир легко было говорить. Связываться с ней высокомерные, да и все остальные, глупцы просто боялись. Она могла одним взглядом кому угодно затолкать обратно в глотку любые дерзкие слова.
Морвен так смотреть не умела. Но поклялась себе, что научится. Еще она клялась себе, что однажды у нее будет свой дом, где никто никогда не посмеет сказать, будто она ест чужой хлеб. А пока она молчала, крепко стискивая зубы. И работала до изнеможения, чтобы никто не мог по справедливости обвинить ее в безделье, а также и ради самой усталости, чтобы легче было засыпать ночами.
Но, как бы Морвен ни уставала, сны ее были тревожны. Она вечно теряла что-то безумно важное, отчаянно дорогое ее сердцу, искала и не находила, и, просыпаясь, чувствовала себя одинокой и несчастной больше, чем когда засыпала.
От всего этого Морвен становилась с каждым днем все более тихой и замкнутой. Иногда сама пугалась, замечая, что за целый день не произнесла и полдюжины слов.
Наконец, мать сказала ей:
— Моя семья живет в Дор-Ломине. Они с радостью примут нас, и ты будешь там счастлива.
Снова покидать знакомое место, пускаться в дорогу — одна мысль об этом пугала Морвен почти до смерти.
— Я достаточно счастлива здесь, мама, — ответила она.
Но голос подвел ее, а тени под глазами яснее ясного уличали во лжи.
Так что уход в Дор-Ломин стал вдруг делом решенным. И Морвен с матерью уходили не вдвоем. С ними вместе пускались в путь и другие беоринги. В основном те, у кого тоже была родня среди народа Хадора, но частью и те, у кого очень уж не заладились отношения с местными.
Халмир снова прислал гонцов, предупреждая, что путь из Бретиля в Хитлум с самого конца Осады стал совершенно непроходимым, и советуя остаться в Бретиле. В то же время он просил, если они все же отважатся пуститься в дорогу и доберутся до Дор-Ломина, передать вести его дочери Харет, жене тамошнего вождя. Они, конечно, пообещали, что вести непременно передадут, простились с леди Эмельдир и другими соплеменниками, которые оставались в Бретиле, и ушли.
Во второй раз странствия, как ни удивительно, показались Морвен легче. Но все равно она про себя решила, что, если все же доберется до Дор-Ломина, больше никогда и никуда не пойдет. Даже если ей придется там хуже, чем в Бретиле.
Но родичи матери сразу приняли Морвен как родную. А тревожные сны и вовсе исчезли еще дорогой. И в Дор-Ломине она почувствовала себя почти дома. Почти, потому что все-таки это был не дом. И совершенно забыть об этом Морвен удавалось редко.
А потом из Бретиля нежданно пришли вестники, и вести, ради которых они преодолели непроходимую дорогу в Хитлум, были недобрые. До земель халадинов добрались орки, и, хотя их удалось прогнать из Бретиля, в бою погибло немало воинов, а некоторые пропали без вести. Среди пропавших были Хурин и Хуор — юные сыновья владыки Дор-Ломина.
Так Морвен впервые услышала о Хурине. Услышала, когда его семья и народ оплакивали его смерть. Или его плен, что, по справедливости, считалось участью хуже смерти.
Но, когда со времени скорбных вестей минуло чуть больше года, Хурин и Хуор вдруг объявились в Дор-Ломине, живые и невредимые. Будто с неба упали.
И вскоре после этого Морвен встретила Хурина. Как ей показалось, случайно. Но он почти сразу признался, что нарочно пришел на нее посмотреть.
— Все только и говорят о тебе, — сказал он.
Морвен казалось, что, если в Дор-Ломине о ком-то и говорят абсолютно все, так это о Хурине и Хуоре. Но вслух произносить этого она не стала.
— И здесь, и в Бретиле, — продолжал Хурин.
Морвен запоздало поняла, что Хурин и впрямь был в Бретиле в то же время, когда и она. Думать, что именно он мог о ней слышать, не хотелось. Но Морвен заставила себя спросить:
— И что же говорят?
— Что девы такой красоты еще не рождала Арда, — ответил Хурин без тени смущения.
Такого Морвен не ждала. Она замерла, пораженно глядя на Хурина.
— Так и есть, не рождала, — тем временем заключил он. И вдруг задумался, а потом добавил: — Или рождала, но не среди Смертных. Ты красива красой эльфийских дев. Я так и буду звать тебя — Эледвен.
— А ты много, что ли, видел эльфийских дев? — спросила Морвен, только чтобы не молчать.
— Много, — честно ответил Хурин.
И тут же умолк с видом человека, который явно сказал лишнее.
Морвен стало его жаль. К тому же растерянный и настороженный вид ему не шел: улыбка его исчезала, и без нее меркли и золотые волосы, и необыкновенно синие глаза, словно солнце вдруг померкло, и небо затянулось облаками. А в Дор-Ломине и так было немного ясных дней.
— Не думай, я не стану тебя ни о чем расспрашивать и не скажу никому, — заверила она. — Но ты будь осторожен, слухи уже поползли.
— Спасибо, — ответил Хурин и улыбнулся, словно полуденное солнце засияло в высоком чистом небе.
Такой была их первая встреча.
Хурин действительно стал называть Морвен Эледвен, и вскоре так ее звал уже весь Дол-Ломин. Сам Хурин сделался осторожнее и о Гондолине больше никогда не говорил даже намеком.
Пожалуй, кроме одного раза.
Они с Морвен сидели на берегу Нен Лалайт, и он вдруг сказал:
— Знаешь, какое-то место бывает настолько прекрасно, что почти больно, и ты любишь его всем сердцем, и любишь тех, кто живет в нем, а потом просыпаешься однажды и понимаешь, как давят стены, окружая со всех сторон. И то, что было домом, уже тюрьма.
Морвен покачала головой.
— Нет. Тюрьма есть тюрьма, дом есть дом. Всегда.
Хурин глянул на нее, явно расстроенный тем, что она не понимает. Расстраивался он редко. И Морвен ужасно не любила, когда это случалось. Не зная, как утешить его, она попыталась взять свои слова обратно.
— Но я могу быть и не права. У меня слишком давно нет дома, чтобы...
Это вырвалось само собой. Морвен осеклась, но было поздно.
— Твой дом здесь, в Дор-Ломине, — горячо сказал Хурин и пристально посмотрел на Морвен.
Под его взглядом у нее не было сил лгать.
— Мой дом был в Дортонионе, — ответила она. — И с тех пор как он погиб, у меня нет ничего своего.
— У тебя будет свой дом! — тут же воскликнул Хурин. — Я построю его для тебя. Здесь, на берегу этой реки. Ты будешь в нем полной хозяйкой.
И за три следующих года он построил не просто дом, но целую усадьбу, и попросил Морвен стать его женой. А еще через год они поженились.
С тех пор каждое мгновение в жизни Морвен было освещено присутствием Хурина. И это ощущение не слабело, даже если ему приходилось уезжать надолго. Судьба подарила им сына, а потом и дочь. Нельзя передать словами, как счастлива была Морвен. В ее памяти эти годы навсегда остались временем ясного солнца и высокого неба. Один долгий праздник макушки лета, не прерываемый и не омрачаемый ничем.
Но потом налетел черный вихрь и отнял ее счастье. Урвен — их дорогая маленькая Лалайт — умерла. А за Турина Морвен боялась так сильно и так долго, что вся будто окаменела внутри, и не могла уже плакать ни от горя по дочери, ни от радости, когда сын наконец очнулся от забытья и пошел на поправку. Она снова, как когда-то в юности, замкнулась в себе, в своем молчании.
Муж понимал ее и не упрекал ни в чем, и слишком поздно Морвен заметила, что сын стал сторониться ее, стал искать отклика на свои горести и радости не у нее, родной матери, а у других людей. У тех, от кого он мог этот отклик получить. Морвен в жизни не думала, что может так завидовать хромому плотнику Садору. И все же завидовала. И злилась на себя. И хотела взвыть от бессилия. Но это все не могло вернуть ей доверие Турина.
Она приближалась к нему постепенно, маленькими шажками. День за днем, год за годом Морвен добивалась, чтобы лед между ними растаял. Лед, о существовании которого ее бедный мальчик даже не подозревал, а она чувствовала слишком хорошо. И ей удалось. Ей все удалось, по иронии судьбы, прямо перед катастрофой, которая после получила название Нирнаэт Арноэдиад.
В этой битве сгинула, вместе со многими, слишком многими воинами, последняя, даже самая призрачная, надежда на победу над Морготом. А Хурин лишился свободы. Вскоре его, нет, их с Морвен народ — все что от этого народа еще оставалось — постигла та же участь. Людей не угнали в Ангбанд, сам Ангбанд пришел к Дор-Ломин чужой резкой речью и свистом бичей, непосильной работой и бессильным гневом, голодом и смертью.
Морвен на этот раз не пыталась бежать: сначала просто не успела, а потом уже не могла себя заставить. Ей все казалось, что стоит только уйти, и Хурин появится на пороге, разыскивая ее. Пусть даже на прощание Хурин сам сказал ей, что, если он не вернется, ей нужно уходить. Пусть даже она слышала эти слова в шуме ветра уже после того, как Хурин пропал. Он однажды уже возвращался, когда никто не ждал этого... Да. Он уже возвращался.
Кроме того, у нее был сын... Даже, как вскоре выяснилось, двое детей... далеко ли она убежит по вконец разоренному Белерианду?
И были домочадцы, которых она не могла бросить, как и они не бросили ее.
И сам дом. Как она могла бросить дом, который Хурин построил для нее?
Так что Морвен осталась. Сознательно ограничивая весь свой мир пределами усадьбы, потому что снаружи не ждало ничего, кроме опасности, и зрелища страданий ее народа, которого она могла бы и не выдержать, увидев всю его меру разом.
Морвен осталась, говоря себе, что ей всегда куда ближе была мысль не бежать из родного дома, а дальше будь что будет.
Но дальше было с каждым днем все страшнее: ее дом разрушали и грабили у нее на глазах, а она могла лишь наблюдать, чувствуя себя еще беспомощнее, чем когда-то в Дортонионе. Хлеб у нее был только тот, что Аэрин тайком приносила из жалости, и это было сто крат горше, чем в Бретиле.
Правда, смотреть так, как умела леди Эмельдир, Морвен научилась. Может быть, даже лучше, чем сама леди Эмельдир. И этот взгляд не раз спасал ее, отгоняя врагов прежде, чем они могли понять, как она слаба и уязвима, или разглядеть знаки присутствия в доме Турина. Но рассчитывать, что ей будет так же везти всегда, было невозможно.
И после одного случая, когда Турин случайно едва не выбежал навстречу отряду вастаков, Морвен решилась отослать его в Дориат, хотя в целом свете не было у них никого ближе и роднее друг друга.
Турин стойко держался все время сборов, желая показать Морвен, какой он сильный, почти взрослый мужчина. Но в самый последний момент не выдержал, закричал:
— Мама! Мама! Когда я увижу тебя снова?!
Этот крик стоял у нее в ушах долго, кажется, целую вечность она и не слышала ничего больше. И даже спустя многие годы, когда сын ее уже вырос и должен был быть (если жив! только бы жив!) в самом деле взрослым мужчиной, Морвен вздрагивала, вспоминая, как он кричал.
А жизнь ее без сына стала еще холоднее и беспросветнее.
Родилась дочь, похожая одновременно на Морвен и на Хурина, и ее появление могло бы быть огромным счастьем в другое время, в другом месте. Но не тогда и не там. Тогда и там Морвен, глядя в маленькое личико дочери и думая о ее возможной судьбе, чувствовала только скорбь. Так она и назвала девочку — Скорбь. Ниэнор.
Годы шли. И мир Морвен все больше сжимался. За порог усадьбы она по-прежнему не выходила без совсем уж крайней нужды. А сама усадьба чем дальше, тем больше пустела. Старые слуги, которые оставались с Морвен, один за другим умирали. Другие старики и калеки не приходили к ней, зная, что она ничем не может им помочь. В конце концов, они с Ниэнор остались вдвоем.
Они жили только в одной из комнат дома, и, если бы Морвен задумалась над этим, она поняла бы, что уже с трудом помнит времена, когда было по-другому. Но она не задумывалась, ни о чем не задумывалась, пока однажды Ниэнор не сказала:
— Этот вастак, Лорган, смотрит на меня, как Бродда и сейчас еще иногда смотрит на Аэрин. Я не хочу. Не хочу, как она. И не буду. Я лучше...
От этой речи Морвен будто проснулась. Проснулась и поняла, что дом уже давно не дом. А тюрьма. Или могила. А они еще живы. По крайней мере, Ниэнор, точно жива. Еще. И в могиле ей не место. И Хурин первый сказал бы это, если бы мог.
Не дослушав Ниэнор, Морвен поднялась на ноги.
— Мы уходим. Уходим перед рассветом.
Ниэнор смотрела на нее широко распахнутыми от изумления и страха глазами. Она очень редко покидала даже пределы усадьбы, так что мысль совсем оставить Дор-Ломин не могла не пугать ее. Больше смерти.
— А может... — начала она.
Но так и не придумала, что сказать, и умолкла.
— Нет, мы точно уходим, — ответила Морвен.
Она уже перебирала в уме, где в усадьбе до сих пор спрятано кое-какое оружие, бесполезное в Дор-Ломине, но необходимое в пути, какие еще нужные вещи у них есть, а также, где она может быстро и незаметно раздобыть необходимое.
Впервые за очень долгое время ее разум и тело наполнились силой, вышли из оцепенения. Впервые в жизни она не боялась грядущей дороги.
А Ниэнор боялась. Больше смерти, но не больше брака с Лорганом. К тому же, она доверяла Морвен.
— Как скажешь, мама. Но куда мы пойдем?
Морвен пожала плечами.
— Может быть, мы отыщем твоего брата, — сказала она и уже увереннее добавила: — Да, мы отыщем твоего брата.
А может, и такое место, где Ниэнор будет счастлива. Ведь должно же быть такое место. Где-нибудь. Где-нибудь не здесь.

@темы: Этап III: Локация, БПВ-4, Воинство F.

---

Воинство изгоев - этап III

[Воинство изгоев]

Название: Он и его лук
Задание: Замкнутое пространство
Размер: ~1100 слов.
Жанр/категория: джен, драма
Рейтинг: PG-13
Персонажи/Пейринги: Андрог
Примечания: согласно "Детям Хурина", Андрог был изгнан из Дор-Ломина за убийство женщины.

212 г. четвертой эпохи

- А я не верю, что “Нарн и Хин Хурин” писал один автор, - твердила Финдуилас. - Нет, я не утверждаю, что не было этого самого Дирхаваля из Гаваней, я лишь обращаю внимание, что одни и те же персонажи показаны очень по-разному.
- Это называется многогранность персонажа, и указывает на мастерство автора, - доводы ученицы до сих пор не убедили голвен Лотиэль, но беседа в целом была ей интересна.
- Я имею в виду, скорее, отношение автора к персонажам. В том месте, где Турин с изгоями только заселяются на Амон Руд, летописец явно симпатизирует Миму и терпеть не может Андрога, зато там, где орки штурмуют Амон Руд, гном показан жестоким, коварным, бесчестным. И это полбеды. Мы можем объяснить ненависть Мима к Белегу тем, что тот попытался лишить силы его проклятие. Но почему автор вдруг называет Андрога “доблестным”? Едва ли не с восхищением говорит, что тот “сражался отважней всех из изгоев”? Нет, голвен Лотиэль, в отчаянный нрав Андрога поверить легко. Сложнее - в то, что автор вдруг изменил к нему свое отношение.

472-474 г. первой эпохи

Его хвалил сам Маглор. Или Маблунг? Да, точно, этого лесного эльфа звали Маблунг. А Маглор - это из сыновей Феанора, будь они неладны со своим походом, со своей слепотой - мыслимо ли, довериться чужакам в большой войне, не испытав их верности - и со своей глухотой к предостережениям эдайн о смуглом народе.

Андрог с юности слыл лучшим луком Дор-Ломина, но одно дело - слава среди своих, а другое - уважение эльфа.

Где теперь тот эльф, где его друзья? То ли погибли, то ли спрятались. Лучше бы первое - тогда можно было бы ненавидеть одного лишь Моргота, а не упрекать бессмертных, что за общую войну расплачивается рабством только народ Хадора. Можно было бы не спрашивать себя: если б Хурин с Хуором не прикрывали отступление Тургона, а вернулись домой - хозяйничали б в Дор-Ломине сейчас вастаки?

Андрог осторожно дотронулся до лука. Тот, кто не имеет больше права на свою землю, свой дом, и даже на себя, не может больше носить оружия. Тех эдайн, у кого находили спрятанное - жестоко секли, а кого заставали с оружием в руках… после того, что чужаки сделали с Амлахом, такие эдайн живыми не сдавались.

И все же долго без лука Андрог не мог. Стрелял, сколько помнил себя - спасибо отцу. Жену так нежно не гладил, как сейчас - рукоять лука.

Полгода. Он не натягивал тетиву полгода, но часто приходил сюда, в сарай, открывал тайник, разматывал тряпки и проверял, все ли хорошо с его оружием. Все это время он знал, что однажды не выдержит - и, конечно, это случилось.

Вастаки третьи сутки отмечали рождение солнца, и жена, прислуживающая на празднике, не заметила бы отсутствия Андрога дома. Двухлетний сын спал крепко, так что Андрог решился. В эту ночь он стрелял по деревьям - о дичи не могло быть и речи, но после перерыва длиной в полгода даже это кружило голову похлеще молодого вина и первой брачной ночи.

Домой Андрог вернулся на рассвете, молясь, чтоб по его счастливому лицу жена ничего не заподозрила, но та, придя немногим позже его, просто рухнула в постель и заснула.

Счастья хватило на неделю, затем тоска принялась есть Андрога с новой силой. Он использовал любую возможность, порой рисковал - если была светлая ночь полнолуния, приходилось идти вдвое осторожнее - но неизменно выходил стрелять. И однажды, к концу второго года оккупации, его заметили. И ладно бы вастак заметил, так нет, свой же. Тревогу поднял, глупец.

О луке пришлось забыть на долгих два месяца. Это были бесконечные два месяца, пока вастаки, решившие, что это была разведка эльфов из-за гор, день и ночь прочесывали Дор-Ломин. Потом успокоились. Все вернулось на круги своя, и тут случился заяц.

Два года Андрог только портил деревья стрелами - и портил там, где это не обнаружат. А хотелось охоты. Хотелось бегущей цели, потому что сомнения все чаще приходили к нему, говоря - по деревьям и ребенок сможет, а зайца, поди, уже не застрелишь.

И рука дрогнула. Андрог промазал. Ладно бы просто ушла стрела выше или ниже, а тут - оцарапала, а жертва ушла. Сердце колотилось в груди, и краска залила щеки Андрога. Стыд какой. Подобрав стрелу, он побрел домой, хотя рассчитывал вернуться ближе к утру.

Андрог провалялся полдня, сказавшись больным. Жена ничего не заподозрила, вид у него и вправду был нездоровый, и даже приказала Андвиру близко к отцу не подходить.

А вечером третьего дня весь Дор-Ломин уже судачил о том, что на охоте одному из племянников Бродды попался заяц с простреленным ухом, и теперь вастаки ищут, кто же тот отчаянный дурак, которому закон не закон, и плетей, видно, давно не пробовал.

Луна не успела обновиться - получил свое старый Бронвег за сыновий лук, память о погибшем Асгиле. Нашли на чердаке. Лук сломали, а Бронвег, не вынеся горечи и позора, утопился.

Андрог терпел месяц. Ходил мрачней тучи. А потом застрелил вастакского палача. Утром, когда тот вышел отлить. И ушел, никем не замеченный.

Гнев вастаков обрушился на всех эдайн Дор-Ломина сразу. Аэрин, которой и раньше доставалось от Бродды, не выходила несколько дней - поговаривали, муж так избил ее, что она встать с кровати не могла. Андрогу тоже перепало плетьми - вастаки пытались выбить сведения об убийце, но даже не догадывались, что сам Андрог-то и стелял. Его сарай, как и многих других, дважды обыскивали, но тайник так и не обнаружили.

Но подозрения и плети можно было пережить. Куда тяжелее было узнать, что свои же, эдайн, осуждают таинственного стрелка. Сами ищут, чтоб отходить чем-то тяжелым и выгнать подальше. Даже жена поддерживала их, а он не мог ей признаться.

Второй заяц был неизбежен. Андрог застрелил его и не стал даже убирать. Потом была косуля, перепелки, кабан… Вот кабана-то и обнаружили вастаки. Снова плети и обыски, а охота продолжалась.

Ровно до того дня, когда Андрог развернул тряпки, а лука в них не обнаружил.
На негнущихся ногах он вошел в дом, открыл сундук, достал дорожную сумку, две пары штанов, три рубахи…

- Куда это ты? - окликнула его жена.

- Прости, но мне нужно уйти. Боюсь, скоро за мной придут.

- Никто не придет. И не будет больше ни убийств, ни охоты, - тихо произнесла она, и тут Андрог все понял.

- Ты? Ты забрала его? Куда ты его дела?

Супруга молчала. Андрог не знал, что ему делать, кричать, молить, угрожать. Сперва стоял растерянный, потом гнев захлестнул его с головой, а четверть часа спустя он, рыдая, как ребенок, стоял на коленях перед ее телом.

Когда эдайн собрались, чтоб судить его, Андрог так и не признался, почему убил ее. Молчал не ради себя, ради сына, которого вастаки не пощадят, узнай, кем был отец. А потому другие решили, что убил из ревности, коль она прислуживала чужакам на их пирах.

… Когда, изгнанный сородичами, он однажды ночью наткнулся на мертвого эльфа, то даже похоронил его - в благодарность за чудесный лук и - чего уж греха таить - теплые сапоги и плащ.

212 г. четвертой эпохи

Голвен Лотиэль выдержала паузу, давая ученице остыть.
- Думаю,Финдуилас, все проще. Андвир честно описал Дирхавалю поступки отца. А, прочитав то, что вышло в итоге сказал что-то вроде “Нет, он не был таким уж чудовищем. Вот, например, отважней всех защищал Амон Руд”. Хотя не Амон Руд он защищал, а бегство сына. Вот он, твой загадочный второй автор, но о нем все знают и так.

@темы: Этап III: Локация, БПВ-4, Воинство изгоев

---

Воинство забытых героев - этап III

[Сплетник на завалинке]

Название: Забвение
Задание: замкнутое пространство
Размер: 518 слов
Жанр/категория: джен
Рейтинг: G
Персонажи/пейринги: какой-то нуменорец

Сколько времени уже прошло?
Не узнать теперь. Может, день, может, год, может, век… А может, уже и закончилась жизнь мира там, снаружи? Может, давно уж нет ничего, а мы и не знаем?
Может, и самому времени пришел конец?
Но как узнать?

Тут, кажется, можно бродить вечно. Ходы в камне, не знавшем обработки, никогда не бывают одинаковы: то ли хитро дурят разум, не давая запомнить ни одного перекрестка или поворота, то ли… чем демоны не шутят!

А ведь и правда. Говорили же нам, предупреждали – в Западном краю за морем живут демоны. Отговаривали же короля – дескать, нечего там делать приличным людям, не для нас это место.

Теперь одна судьба осталась – бродить обманными ходами и тоннелями, глядеть на мертво сияющие кристаллы, выпирающие из стен, как обломки земных костей из застывших ран. Куда ни пойдешь, все одно и то же. Все тянется перед глазами бесконечным гадким сном, и ускользает из памяти, едва только отведешь взгляд. Ни единой приметы, все пещеры одинаковы, и не разберешь, первый раз видишь или тысячный.

Точно, демоны шутят. Любят они это дело.

Шутили, когда дразнили зорких мореплавателей белым маяком – навек запретив нам плыть к нему. Шутили, когда называли старость и смерть «великим даром Единого» - сами же вечные, никогда не знавшие этого удела. А веселей всего пошутили – поманив призраком бессмертия и захлопнув затем ловушку.

И чья вина, что не понять людям этих шуток…

Где же все остальные, ступившие на запретный западный берег? Где мои товарищи? Где государь наш Фаразон, за которым мы клялись следовать всюду, куда бы он ни повел нас?

Позвать бы, хоть сотню, хоть тысячу раз – но голос теряется, задавленный тишиной. Словно здешнее эхо, услышав звук, сразу забудет его, не сможет повторить. Поискать бы следы на тех местах, где пол пещер скрыт бледным, как соль песком – но и песок через миг забывает отпечатавшееся на нем, становясь вновь ровным, нетронутым.

Кажется, слышал голоса, шаги – но забыл вскоре, откуда они донеслись, да и вовсе усомнился, не почудилось ли. Мелькнул на краткий миг где-то впереди живой солнечный свет – но обернулся всего лишь желтоватым обломком светоносного кристалла, холодного, негасимого и мертвого.

Кажется ли мне, или и вправду брожу тут уже… вечность? Вот, значит, как пошутили демоны последний раз?! Такое бессмертие назначили нам?

А может, вечность эта лишь внушена помраченному разуму в краткий миг предсмертной агонии?

Нет ответа. Нет никого, ничего, только пещеры, ходы, каменные стены, мертво сияющие кости-кристаллы, беспамятное эхо, беспамятный песок… Пещеры забвения.

И чувствую с ужасом, что сам уже становлюсь подвластен их силе. Все тускнеет моя собственная память, и уж не смог бы сказать уверенно, ждал ли меня кто на Острове, провожал ли в путь…

Не смогу уж и имени своего назвать.

Наверно, еще немного времени пройдет – и забуду сам себя, забуду, как оказался здесь, перестану искать выход – потому что не буду помнить, что такое выход и что значит искать. Но когда это случится со мной? Сколько времени пещерам нужно, чтобы совсем украсть мой разум?

А сколько же времени уже прошло?
Не узнать теперь. Может, день, может, год, может, век… А может, уже и закончилась жизнь мира там, снаружи? Может, давно уж нет ничего, а мы и не знаем?
Может, и самому времени пришел конец?
Но как узнать?


Название: Шкатулка
Задание: Замкнутое пространство
Размер: 1200 слов
Жанр/категория: джен, драма
Рейтинг:G
Персонажи/Пейринги: ОМП
Примечание:

Если вы прочитали, но все равно осталось непонятным время и место действия

Валинор, где-то между 4 эпохой и Дагор Дагоррат

Стемнело, и дождь лил стеной, когда Атьяро возвращался из библиотеки. Проходя мимо дома Эльсурэ, он, как и все последние недели, увидел только темные окна. Однако на этот раз возникло чувство, что дом не пустует. в доме кто-то есть. Зайдя в калитку, Атьяро понял, что так и есть —было слышно, как в конюшне дышал и переступал ногами жеребец Эльсурэ. Атьяро окликнул хозяина, но ответа не дождался. Осторожно, неся перед собой фонарь, поднялся на крыльцо. Дверь распахнулась внезапно.
- А, это ты… - рассеянно проговорил Эльсурэ.
В желтоватом свете фонаря черты его лица показались непривычно резкими. Эльсурэ стоял посреди темного холла, с плаща еще стекали струйки воды.
- Я не вовремя? - спросил Атьяро, и его друг пожал плечами, что можно было истолковать, и как «проходи» и как «нет, конечно, но что ж с тобой поделаешь».
Атьяро часто бывал здесь, и потому уверенно направился в комнаты, зажег от фонаря свечи и завозился у очага.
- Тебя давно не было. А тут еще такая погодка. Говорят, такое часто бывало в Эндорэ, в сезон увядания листьев. Хотел бы я на это посмотреть, - Атьяро говорил, не оборачиваясь, пока, наконец, в очаге не затрещал веселый огонь. Потянувшись за чайником, он обнаружил, что Эльсурэ так и стоит, прислонившись к дверям.
- Что, так холодно? - Атьяро подошел к товарищу, начал расстегивать плащ, потрогал руки, как ребенку, проверяя не замерз ли. Руки были ледяные.
Атьяро снял с друга мокрый плащ и усадил в кресло у огня.
- Говори же, наконец, что случилось?
Эльсурэ протянул к огню ладони. Вскоре забулькал чайник, и Атьяро отвлекся, разыскивая на полке специи и доставая из шкафа запыленную бутылку вина. Отправив все это в чайник, он принес две глиняных кружки.
- Вот теперь пей, может, наконец, оттаешь, - он протянул другу горячий, остро пахнущий напиток. Эльсурэ осторожно глотнул.
- Спасибо, - на губах появилось некоторое подобие улыбки. - Хотя на эту бутылку у меня были другие планы.
- Ну, считай, что планы поменялись. И я ждал тебя не просто так — если ты пропадал в библиотеке на Тол Эрессеа, то у меня к тебе уйма вопросов. Я дописал еще две главы. Так вот, помнишь, мы как-то с тобой говорили…
- Я не был на Тол Эрессеа, - тихо сказал Эльсурэ, прерывая поток рассуждений.
- А где? - удивленно спросил Атьяро, ничуть не обиженный таким безразличием к его научным изысканиям.
Повисло молчание. Трещал огонь в очаге, в стекло барабанили капли, за окном под порывами ветра шелестели деревья.
- В Мандосе.
Атьяро чуть не поперхнулся, расплескав горячее вино.
- Ты? З-зачем?
- Это было глупо. Конечно, он не разрешил, - Эльсурэ поморщился и уткнулся в кружку.
- Ты говорил с ним? - Атьяро был потрясен.
- Да. Это было… тяжеловато. Или Намо хотел просто, чтобы я оставил свои глупые мысли. Но, понимаешь, она мне снится постоянно! Мне душно, мне тесно здесь… - Эльсуре, забывшись, заговорил громко, дернул ворот куртки и вдруг снова умолк.
- Она? Что тебе снится? - спросил Атьяро, уже не в силах сдержаться.
- Я не говорил тебе. Стена. Мне снится стена, отделяющая Арду от остального мира. Залитая солнцем, из розового камня или же черная как уголь, гладкая как зеркало, или сложенная из огромных валунов, увитая плющом, она всякий раз разная, но я знаю, что это она. Нам никогда ее не преодолеть. Я просил Намо показать мне Путь людей, те ворота, через которые они покидают Арду. Но он не разрешил. Чертоги — для мертвых, сказал он. Путь людей — для Вторых Детей, не для нас.
Атьяро молчал, совершенно ошеломленный этим признанием. Потом вспомнил про остывающую чашку в руках, спохватился, не глядя отпил глоток.
- Но зачем?
Эльсурэ поднял измученный взгляд.
- Мы заперты в Арде, словно в лакированной шкатулке. Живем мы или умираем — для нас нет выхода.
Он тяжело выдохнул, произнеся вслух то, что терзало душу. Атьяро обвел глазами комнату, углы которой терялись во мраке, словно пытаясь вообразить видения своего друга, и наконец, встряхнул головой, рассеивая наваждение.
- Сурэ, Арда не шкатулка! Это огромный мир, и он прекрасен! Каждый лист, каждая капля, луч света или глоток воздуха стоят того, чтобы любить Арду всей душой!
- Я люблю ее, - сокрушенно откликнулсяЭльсурэ.
- Каждый новый день, каждая минута — это возможность узнавать ее и творить новое, создавать красоту, подобную творению Валар — и иную, насколько это доступно нам. Познавать мир и его законы…
- Да, Аттьо, познавать законы мира — в этом весь ты… Про это говорил мне и Намо. Но ведь все это — и творчество, и мастерство, и даже любовь — все только для того, чтобы отвлечься на время от неизбежности конца. Арда конечна, это ни для кого не секрет. Шкатулка будет разрушена, и мы, запертые в ней, исчезнем.
- Исчезнем, - эхом откликнулся Атьяро. - А как же надежда на Возрожденную Арду, о которой говорят Мудрые, о которой писал Финдарато Атандил? Может, тебе стоит поговорить с ним?
- Я говорил. Финдарато сочувствует мне. Он действительно всей душой верит в высокое предназначение атани. Он надеется. Но ему не снятся кошмары, на него не давят стены Арды.
Эльсурэ закрыл лицо руками. За окном завывал ветер. Атьяро заглянул в опустевший чайник, поднялся и загремел банками на полках.
- Не здесь — в шкафу за списками «Природы Света» Феанаро, - махнул рукой Эльсурэ и замолчал, глядя, как друг выливает в чайник вторую бутылку.
- Если бы Намо позволил — я бы только взглянул, что там, за Стеной. Но он напомнил мне о Нуменоре. Может, он прав, и я завидую участи смертных так же, как потомки Элроса позавидовали судьбе эльдар.
Эльсурэ поднял глаза на своего товарища и усмехнулся.
- Ты сейчас так смотришь, словно не веришь. Ты думаешь, что люди слабы, болезненны, их старость и смерть ужасны. Финдарато сказал мне, что для нас смерть hroa тяжела не менее, а может и более, чем для них. Никто не может сравнивать. А потом… Когда я вспоминаю о Стене, я думаю, что за ней — неизвестность. Но она не пугает. Это радость дороги, предвкушение удивительного путешествия, самое захватывающее приключение. Всего этого мы лишены.
Горячее вино приятно обжигало горло. Слова друга взволновали Атьяро, щеки его горели и голова кружилась, стоило представить недоступные, бесконечные пути.
- Но ведь Аман — это необъятные просторы! - возразил он, возможно, самому себе. - Ты не обошел и десятой их части, как бы далеко ни путешествовал. И даже если тебе они наскучили — есть Эндорэ...
- Запретное для нас. Погоди.
Эльсурэ поднялся и вышел. В передней что-то грохнуло. Вернулся он со ссадиной на лбу и двумя темными бутылями ваньярского крепкого, за которыми спускался в погреб. Оно согревало душу и без гвоздики и бадьяна.
- Так это все потому, - догадался Аттьо, поставив кружку и едва не промахнувшись мимо стола, - что ты — внук Элронда Полуэльфа? Поэтому?
Эльсурэ хотел промолчать. Потом тряхнул головой и ответил:
- А разве это важно? Владыка Судеб сказал, что для живых — для меня — есть Сады Лориэна, где fea может найти успокоение. Но я не хочу. Не хочу забывать о том, что мы живем в шкатулке. Кто-то же должен помнить.
Когда ваньярское закончилось, Атьяро уложил друга, уставшего после долгой дороги и разомлевшего в тепле, в постель. Уходя, он отдернул занавеси и распахнул окно. Пахнуло холодом, мокрой листвой и травой. Дождь прекратился, и в небе над Валинором сиял ослепительный диск Итиля. Серебристая дорожка пролегла к самому изголовью — отблеск древнего света, берущего начало из-за пределов Арды.


Название: На свободу
Задание: Замкнутое пространство
Размер: 2142 слова
Жанр/категория: джен, драма, АУ
Рейтинг: PG-13
Персонажи/Пейринги: ОМП,

Спойлер

Рог - эльф из нолдор, лорд Дома Молота Гнева Гондолина, один из военачальников армии Тургона
Примечание:

Спойлер

Этот арт вдохновил автора на создание оригинальной биографии для канонного персонажа: pp.vk.me/c626320/v626320386/35922/v0N06ZSOYvY.j...

Владыка Ангбанда был не в духе. Не то чтобы он когда-то бывал радостен и лучился благодушием: наверное, таким Мелькора помнил только Илуватар. Но сегодня Темного обуял гнев настолько сильный, что Тангородрим сотрясся до самого основания.
Подземные тоннели корежило так, что орки скулили от ужаса, закрывали свои безобразные морды лапами и прижимались к стенам.
Еще хуже дело обстояло в рудниках. Там начались множественные обвалы, и стража бежала оттуда, оставляя жалких рабов погибать под ударами рухнувшей породы, задыхаться в каменных мешках. А что такого? У Господина будут еще сотни невольников, а своя шкура одна.
В одной из выработок, начатой не так уж давно, обвалился ненадежный свод, погребая под собой троих. Когда затих вызванный толчками грохот, и начала оседать каменная пыль, в тесной штольне стал слышен чей-то хриплый стон и придушенный визг. Возле чудом уцелевшей стены виднелись два темно-серых комка. Мало кто признал бы в них эльфов. Но вот один из них шевельнулся, цепляясь за стену, и медленно поднялся. Наверное, когда-то давно он был статен и силен, и даже десятилетия плена и рабского труда не лишили его мощи. Пыль рудника покрывала все его тело, будто вторая кожа, так что на сером исхудалом лице ярко выделялись глаза, сохранившие эльфийскую ясность. Он с усилием распрямился, замотал головой, наконец решился – ступил раз, другой. Звякнула натянутая цепь. Мужчина споткнулся, ведь после землетрясения в шахте воцарилась кромешная тьма. Даже зрению эльфа с ней было не совладать. Рудокоп опустился на колени и стал ощупывать земляной пол. Спустя какое-то время ему повезло. Пальцы ухватили кожаный ремешок фонаря. На поясе у него висел маленький мешочек с единственным имуществом, что дозволено было иметь рабам – небольшим кресалом и трутом. Ловкие пальцы на ощупь отвернули ударопрочное стекло, отыскали фитилек, с осторожностью высекли искру. Эльда поднял светильник, внимательно осмотрелся. У стены неподвижно, лицом вниз, лежал его товарищ по несчастью.
Эльф склонился над напарником, осторожно перекатил на спину.
– Тандиль… Тандиль, ты меня слышишь? – ответом был лишь болезненный стон, нимало не смутивший эльфа. Он заулыбался и продолжил с воодушевлением. – Жив! Молодчина. Потерпи немного.
С величайшими предосторожностями Тандиль был подхвачен подмышки и устроен у стены. Бедняге все же досталось.
– Кажется, ребра сломал, – прошептал Тандиль и, словно желая подтвердить свои предположения, попытался сделать глубокий вдох. После чего болезненно скривился, сжался.
–Ничего, что-нибудь придумаем. Ты подожди! – Напарник отыскал среди обломков кирку и направился туда, где в стену было вбито кольцо. К этому кольцу и тянулась одним концом цепь, другой был продернут через ошейники на шеях у обоих эльфов. Послышался звон, металл бил по металлу. Тандилю оставалось лишь гадать, что окажется крепче: кирка или злополучная цепь. Через десяток ударов эльф почувствовал, что натяжение в звеньях пропало. Удары возобновились, а вскоре к нему подошел довольный товарищ, закинувший немного погнувшийся инструмент на плечо. Кандалы с рук и ног он снять, конечно, не смог, но звенья, соединявшие их, разбил.
– Давай-ка и тебя от этих пут избавим.
Через малое время Тандиль был свободен. Это было такое облегчение, что он блаженно запрокинул голову и тихонечко, стараясь не вдыхать глубоко, засмеялся.
– Спасибо. Как же хорошо!
Понимающе кивнув, друг на миг сжал ему плечо, потом поднялся и пошел туда, где обломок скалы настиг свою жертву. Это был мелкий орк. Камень перебил ему правую лапу, подмял под себя ноги. Он лежал навзничь и слабо повизгивал. Увидев подошедшего, орк замолк, не мигая уставился на эльфа. В расширившихся зрачках смешались страх и мольба. Эльф будто в раздумье склонил голову к плечу и тяжело вздохнул. Навалился плечом на обломок, спихнув его с зажатого орчонка. Тот взвыл не своим голосом. Бывший невольник не церемонясь, схватил его за грудки, подтащил к насыпи и усадил там. Орк ныл на одной ноте.
–Заткнись, пока я тебя не прибил! – зло прикрикнул эльф, замахиваясь кайлом. Горемыка разом замолк, будто был нем от рождения. Не стесняясь, Рог стащил с охранника безрукавку и рубаху, обыскал сумку, в которой нашлось огниво, какая-то солонина, небольшой бурдюк с горючим маслом.
– Нам пригодится, – колюче бросил он, тут же разрывая рубашку на полосы.
После чего поднялся на ноги, прихватив куртку и бинты, и пошел было ко второму эльфу. Через пару шагов остановился, приглядываясь к земле, и поднял с нее измятую фляжку.
…Напарник долго не возвращался, и, когда до него долетел жуткий вой орка, Тандиль не выдержал и крикнул в темноту: «Рог!» – в то мгновение представив, что он остался один или того хуже – вернулись надсмотрщики.
– Я в порядке! Сейчас вернусь.
Что там делал напарник, Тандиль не видел, кажется, что-то рвал. Время тянулось подобно древесной смоле, дышать было тяжело, хотелось заснуть. В сознание его вернул внезапный окрик: «Ну-ка, не спи!»
Рог вернулся с кучей тряпья в руках. Привел друга в чувство, помог сесть.
– Надо сделать перевязку, иначе далеко не уйдем, – и приладил к ребрам первую полосу ткани. – Выдохни, а я затяну.
Тандиль лишь стиснул болтающиеся звенья.
Противный скрип: каменное крошево под ногами. Дробный перестук: отскочивший осколок. Сдавленное оханье: незамеченный в темноте острый камень попал под ногу. Оборвавшееся ругательство и стон: двое измученных эльфов все-таки упали.
Лежа в каменной пыли, Тандиль вдруг захохотал. Он смеялся, кашляя и морщась от боли, и не мог остановиться – это походило на истерику. Чтобы остановить себя, он заговорил о той, чей образ всегда спасал в тяжелые минуты.
–Ты помнишь леди Нэрданэль?
Это был настолько неожиданный, странный для этих места и ситуации вопрос, что Рог сначала не нашелся, что ответить. В молчании он в который раз поднял его с пола, помог сесть у стены. Устроившись рядом, вытащил из сумы фляжку с водой. Сам пить не стал, но Тандилю позволил сделать пару глотков. А потом, глядя в темноту, ответил:
– Помню. И ее, и нашего учителя.

Конечно, он помнил. Помнил тонкую, как молодое деревце, изящную дочь Махтана. Она была всегда приветлива с учениками своего отца и могла дать добрый совет. Рог не раз любовался, с какой удивительной легкостью Нерданэль управляется с кузнечным инструментом. Он даже помнил, что встречал Тандиля в доме Махтана, но тогда не придал этому знакомству значения. Совсем юный нолдо интересовался камнем и скульптурой и как привязанный следовал за Махтаниэль. Кое-кто даже шутил, что мальчишка влюбился. Тандиль молчал и хмурил брови, а вскоре на пальчике у Нэрданэль появилось серебряное колечко, и разговоры стихли сами собой.
Сам Рог почитал ваяние не слишком стоящим для мужчины занятием. Его тянуло к металлам, к умению управлять их свойствами, создавать новое. Поэтому он и пришел к Махтану и, как все в доме учителя, более других Валар почитал Аулэ. Там же в мастерских Рог повстречался с Феанаро: сначала просто одним из подмастерьев, впоследствии ставшим лучшим учеником, превзошедшим самого учителя. Сына Финвэ отличала решительность, даже дерзость. Он не боялся смелых экспериментов, и этим притягивал к себе многих. К нему прислушивались. Эти дерзость и нежелание останавливаться на достигнутом, наверно, и послужили причиной тому, что Феанаро перестал появляться у Махтана. А потом были Сильмариллы, смута, затмение и Исход. Рог был один из немногих учеников Махтана, последовавших за Феанаро в Эндорэ. Нити судьбы сплетались в свой страшный узор: Альквалондэ, бушующее море, горящие корабли в Лосгаре, Дагор-нуин-Гилиат. Рог своими глазами видел, чем закончились переговоры Нельяфинвэ с посланником Моргота – не все нолдор тогда погибли. Так он оказался в рудниках Темного валы. Нолдо был потрясен, когда, спустя несчетное время, надсмотрщики втащили в штрек Тандиля. Потом напарник рассказал, что последовал в Исход за Нолофинвэ, прошел Льды. На вопрос, как он попал в плен, Тандиль знакомо хмурил брови и молчал. А едва он оправился от ран, как случился обвал.
– Я действительно ее люблю.
Слова друга вырвали Рога из воспоминаний. Он с недоверием смотрел на него, а Тандиль продолжал говорить.
– Я даже приходил в дом Махтана, когда на Валинор пала тьма, и стало ясно, что в исход Феанор уйдет один. Леди Нерданэль прогнала меня прочь. Она запустила мне вслед каким-то сосудом с мраморным крошевом. И я решился последовать за Нолофинвэ. Так будет лучше, подумал я, – он снова засмеялся. Но смех тут же оборвался, обратясь в отрывистый кашель.
– Говорил бы ты поменьше, – Рог лишь покачал головой. – Силы зря тратишь.
Надо бы идти дальше. Эльф устало поднялся и помог встать товарищу. Им везло, на пути не встречалось крупных завалов. Одно из ответвлений тоннеля было загромождено, и Рог долго стоял, чутко прислушиваясь, не донесутся ли какие-нибудь звуки с другой стороны. Затем с мрачной решимостью пошел дальше, увлекая за собой Тандиля. Выражение лица у него было злое.
– Бесполезно тут стоять. Этот коридор вел в еще один штрек. Там либо никого нет, либо все погибли.
– Не вини себя, – с трудом выговорил Тандиль. Движения отнимали у него последние силы.
Когда они дошли до очередного нагромождения камней, преградившего им дорогу, Тандилю казалось, что проще было умереть под обвалом. Боль впивалась в ребра острыми иглами при каждом вдохе, легкие жгло. Он буквально рухнул на землю и зашелся в приступе кашля. Во рту появился металлический привкус крови, воздуха не хватало, сознание мутилось. На помощь снова пришел Рог, дал воды, уложил у стены набок, пристроив под голову их немудреную поклажу. Когда взгляд прояснился, Тандиль рассмотрел обеспокоенное лицо напарника, опустившегося на колени возле него.
– Дышать больно. Зря ты меня тащишь… Вдвоем точно не выберемся…
– Если легкое задето, то чего болтаешь. Лежи и отдыхай, – одернул его Рог. – Я пока что осмотрюсь.
Он взял фонарь и подошел к уходящей вверх стене из камней. Осторожно поднялся по ней, рассматривая камни и прислушиваясь к эху от ударов киркой. Вернувшись к Тандилю, Рог с удовольствием потянулся и стал рассказывать о своих наблюдениях.
– Завал небольшой. Скорее всего, мы уже у выхода: сверху тянет свежим воздухом, и звук при ударе гулкий. Попробую сдвинуть несколько камней.
Он глотнул воды и уже хотел подниматься, когда Тандиль решился на разговор, давно зревший в его мыслях.
– Если выберешься, прошу тебя, отнеси весть в Гондолин. Это очень важно.
Рогу хотелось прикрикнуть на парня, но, вглядевшись в бледное, синеватое лицо, он спросил другое.
– Куда? Какой еще Гондолин? Это ты там по просторам вольным гулял, а я все больше под землей копошился как крот.
– Ондолиндэ. По велению Ульмо Лорд Турукано выстроил город и увел туда часть нолдор. Я пошел за ним. Ты был в Битве под звездами. Помнишь горную цепь, что была перед вашим лагерем? – Рог утвердительно кивнул, и Тандиль продолжил, вцепившись в запястье друга. – Между ней и соседней грядой есть ущелье. Оно заболочено из-за слияния рек. Тебе нужно спуститься по течениюдо острова с крепостью. Из Минас-Тирита в Нарготронд идет дорога, но лучше, если ты обойдешь ее стороной, чтобы не привлекать внимания, и пройдешь вдоль левого берега до устья Пересохшей реки. Здесь тебе надо подняться вверх по течению.
Долгий разговор вытягивал силы, слова сбивали дыхание, голову будто обложили ватой. Чтобы не утратить ясность сознания, Тандиль сильно закусил губу.
- Но она же пересохшая?
- Только летом, весной река наполняется водой с гор. Надо подняться вдоль нее.
- Но там же только горы, и довольно высокие. Что мне делать там?
- За кольцом гор скрыта долина. Река выведет тебя к тоннелю. Будь осторожен, лучше иди днем, а то ненароком подстрелят.
– Отлично, ты отправляешь меня невесть куда, с какой-то вестью, да еще говоришь, что чужим там не рады и подстрелить могут, – напарник ухмыльнулся и заломил бровь. – А сам решил тут остаться. Даже не надейся, со мной пойдешь. Я доведу тебя до твоего Гондолина, а потом отправлюсь на поиски короля Нельяфинвэ. То есть, лорда Маэдроса, если верить твоим рассказам.
Тандиль слабо улыбнулся.
– Нет, так не получится. Город скрыт от всех. Если войдем за ворота, то ты сможешь его покинуть только с дозволения короля. А получить его очень сложно.
– Ты же как-то ушел, правда, очень неудачно, – Рог нахмурился и как-то нервно передернул плечами.
– Был разведчиком и выполнял приказ короля.
– Я ушел из Амана, чтобы обрести свободу, – четко проговаривая каждое слово, заговорил Рог, при этом его голос все набирал высоту, и к концу фразы эльф практически кричал, – а вместо этого оказался здесь. И теперь, когда есть шанс, ты предлагаешь мне снова добровольно зайти в клетку. Очень удобную клетку. Да ты с ума сошел, Тандиль! Тебя камень еще и по голове ударил, не иначе!
– Рог, выслушай.
– Нет. Мы постараемся добраться до северной крепости лорда Нельяфинвэ, а оттуда – проваливай хоть на все четыре стороны.
– Прошу тебя, дослушай до конца. Верховный король и лорд Маэдрос собирают союз против Моргота. Я был отправлен в Эйтель Сирион к Фингону с посланием, что Гондолин вступит в битву, – Тандиль судорожно вздохнул. – Я уже возвращался в Гондолин, когда на меня налетел отряд орков. По счастью, бумаг при мне не было, послание к брату Фингон передал устно. Ты хоть представляешь, чего мне стоило сохранить эту тайну?! Я должен передать королю время битвы. Мы должны выступить одновременно, это единственная надежда на победу. Это последняя попытка. А времени потеряно слишком много. Ты сможешь помочь лорду Маэдросу, ты сможешь выйти на битву против Моргота. Если мы победим, нужды в скрытности не будет. Мы все будем свободны.
Тандиля начал душить кашель, в уголке его рта показалась струйка крови.
– Проклятье! Проклятье! – Рог ударил кулаком по земле. Он с трудом взял себя в руки, и немного погодя осторожно потряс товарища за плечо. – Тандиль, Тандиль! Открой глаза. Я пойду с тобой. Только держись, сам расскажешь свою весть Турукано.
Разведчик в ответ слабо сжал запястье друга и еле слышно прошептал:
– День летнего солнцестояния.
Рог вскочил на ноги и бросился к завалу, поднявшись на самый верх, стал разбирать его. Когда он сдвинул один из камней, в темный тоннель хлынул свет.

@темы: Этап III: Локация, БПВ-4, Воинство забытых героев

---

Объявление #57

[Битва Пяти Воинств]

Выкладка работ второго Этапа закончена, все успешно выложились, с чем мы всех и поздравляем.
Голосование стартовало, а пока мы подсчитали очки за голосование первого Этапа и сложили их с первыми оценками Открытого жюри. Приглашаем ознакомиться.
А заодно напоминаем, что у нас есть вот такая тема, где желающие могут поупражняться в пронзаниях авторства работ.

Пока же дружно выдыхаем, читаем, обсуждаем и вынашиваем идеи для следующего Этапа:

Этап III: Локация
Тема "Замкнутое пространство"
Число работ: 1-3
Выкладка: 21-23.10

@темы: Объявления, БПВ-4

---

Голосование - Этап II

[Битва Пяти Воинств]

Правила:
1. Голосующим необходимо выбрать минимум две максимум три работы, принадлежащие разным командам.
2. Один голос за команду = 1 очко.
3. Запрещается:
- голосовать от профилей сообществ
- голосовать от общественных и игровых профилей
4. Неверно поданные голоса засчитаны не будут.
5. Формат комментария:
1. Воинство 1 - "название работы"
2. Воинство 2 - "название работы"
3. Воинство 3 - "название работы"

Голосование все Этапы - до 30.11 23:59 по Петербургу.

@темы: Этап II: Период, БПВ-4, Голосование

---

Воинство Гаваней Сириона - Этап II

[Воинство Гаваней Сириона]

Название: За секунду до: Третья резня
Задание: период: "За секунду до"
Размер: драббл, ~300 cлов.
Жанр/категория: джен, драма
Рейтинг: G
Персонажи/Пейринги: Эльвинг, Элронд, Элрос

Быстрее. Наверх. Быстрее!
Бежать по витой лестнице было ужасно неудобно, дети постоянно спотыкались, нужно было торопиться, но Эльвинг старалась придать голосу как можно больше тепла и спокойствия.
— Не суетитесь, тише.
Они оба были умными мальчиками и понимали, что времени на слезы нет, но от страха никуда не спрячешься, как ни беги.
Эльвинг позволила себе выдохнуть только когда, когда вместе с детьми достигла комнаты на самом верху. Только один выдох – расслабляться нельзя. Синдэ приникнула к двери и прислушалась. Среди звуков битвы не получится различить шаги, но она старалась.
— Мамочка, а что будет? – голос подал Элронд, тихо и робко, не решаясь отвлекать мать.
Она развернулась и мягко улыбнулась сыну.
— Все будет хорошо. Вы только не бойтесь… — она присела на корточки рядом с ним и обхватила руками обоих сыновей, притягивая к себе. Эльвинг слышала, как неровно стучат два маленьких сердечка, и обняла детей как можно крепче, пытаясь передать им свою уверенность.
— И чуть что – сидите тихо, — добавила она, второпях поднимаясь. Элронд кивнул, а Элрос поймал её взгляд, как будто спрашивая: «Что ты знаешь, мамочка?».
Синдэ не знала, откуда это четкое осознание того, что нужно сделать. От сильмарилла, который разливает ясный свет по всей комнате? На другие догадки особо не было времени.
Эльвинг встрепенулась, услышав то, чего боялась. Шаги. Вверх по ступеням. Сюда.
Она бросилась искать, чем бы забаррикадировать дверь, но и стол, и книжный шкаф были слишком тяжелыми. В комнате было не так уж много предметов.
— Прячьтесь! – громким шепотом. Дети поняли команду тут же и юркнули под стол в углу комнаты и съежились там, не отрывая испуганного взгляда от Эльвинг, которая медленно подошла и нежными пальцами схватилась за столешницу.
— Все будет хорошо. Сидите здесь. Не бойтесь, — повторяла она еле различимым шепотом.
Удар. По ту сторону двери. Девушка отскочила от стола, как будто обжегшись об его поверхность.
Еще удар. Эльдар молчали, но Эльвинг точно знала, что их там двое. Как и то, что замок не выдержит.
Мгновение тишины. Громкий удар. Дверь распахнулась.
— Эльвинг! Тебе некуда больше идти.

Название: Надежды и сомнения
Задание: период: "За секунду до"
Размер: около 1000 слов
Жанр/категория: джен, ангст, POV
Рейтинг: G
Персонажи/Пейринги: Гил-Галад
Примечание: активное участие Эрейниона в жизни Гаваней можно считать хэдканоном автора

Ветер пахнет морем и солью. Он слабый и теплый, он нежно касается лица и слегка треплет волосы. Где-то вдалеке кричат чайки, волны с шелестом накатываются на берег, вороша усеянный ракушками песок. А вокруг меня — тишина. Она живая, осязаемая и очень хрупкая. Многие и многие эльдар и эдайн затаили дыхание, боясь нарушить ее. Это продлится всего несколько мгновений, а затем тысячи голосов разорвут ее, развеют, так что и не поверить, как секунду назад могло быть так тихо. Но сколько мыслей может вместить одно мгновение! Я прикрываю глаза и тоже боюсь дышать.
Это самая важная минута в моей жизни. По крайней мере, пока что. Моя жизнь станет совсем иной, и хотя я много думал об этом, порой мне кажется, будто я совершенно не представляю, что же мне делать дальше. Лорд Кирдан мудр, он готовил меня к этому дню, а я не желал и не ждал его. Да и разве мог я желать гибели своего родича? Но судьба редко спрашивает, чего мы хотим, и сегодня я стану королем. Я не испытываю от этого радости и, в чем не признаюсь никому в целом мире, не чувствую себя готовым нести это бремя. Однако я должен. Не скажу — вынужден, но это почти правда. Я мог бы отречься от короны, но это тот выбор, которого на самом деле не существует. Даже нет смысла такое обдумывать.
Через мгновение я не буду вправе сказать даже самому себе, что я не уверен, я сомневаюсь и я боюсь. А сейчас — самое время.
Я родился в Барад-Эйтель, и одним из первых вопросов, который я задал, едва научившись говорить, был: «А что это за три горы на севере?» Эльфы и люди с оружием на боевых постах, эльфы и люди, отправляющиеся к пограничным фортам на Ард-Гален или еще дальше — в разведку — это было настолько привычной и естественной частью моей жизни, что я не представлял, как может быть иначе. Конечно же, о славе воина и полководца я начал мечтать раньше, чем о чем-либо другом. Мать считала, что это неправильно, отец лишь улыбался и давал мне подержать настоящий меч, следил, чтобы я не поранился. А с отцом моего отца разговоры были совсем другими. Если я спрашивал его о мечах, то непременно узнавал, какой формы и баланса они бывают, и в чем различия, из какой стали их куют, и как делать такую сталь. А потом я спрашивал обо всем на свете, и мне казалось, от земных недр до небесного свода не было ничего такого, в чем бы он не разбирался. О том, как править страной он тоже рассказывал, очень просто, чтобы я мог понять, но я все равно думал, будто главное — это побеждать врагов, а остальное неважно. И мне даже в голову не могло прийти, что кто-нибудь займет место моего деда. Так смотришь на скалу или на крепостную стену, высокую и прочную, сложенную из огромных каменных блоков, и не веришь, что в целом мире найдется сила, способная ее сокрушить. И тогда я ничего не боялся.
А потом была ночь, наполненная огнем и черным дымом, когда мне впервые было страшно. А отцу и деду страшно не было — и я уже не узнаю, правда то была или видимость. Но я тоже научился не показывать страх и делать то, что должно.
Рядом с отцом я чувствовал себя по-другому. Он был не скалой, встающей навстречу любой буре, а стрелой, летящей в цель. И он был тем, кто никогда не сдается и не теряет надежды. Но все же отец отправил меня в Эгларест, потому что в другой раз Эйтель Сирион могла не устоять. Он не говорил этого прямо, а я был еще мал, но все понял. И я боялся, что так случится. Шло время, и я жадно впитывал все знания, какие мог получить от лорда Кирдана и других наставников. Я предчувствовал, что они мне пригодятся. Но вовсе не для того, чтобы достойно носить тот венец, который я так скоро надену. А потом была битва, от которой столь многого ждали, и я так рвался стоять в ней рядом с отцом — да только едва успел дорасти ему до плеча.
А после битвы враги пришли раньше, чем вести - и мы все поняли безо всяких вестей. Я не хотел отдавать им Эгларест, и в тот день, когда стало ясно, что город не удержать, я был бы не прочь погибнуть на его стенах, но Кирдан увел меня на корабль. Он был, конечно же прав, и я благодарен ему, как и за все остальное. Я строил город на Баларе и первые укрепления Арверниена, я принимал беженцев из Хитлума, из Нарготронда, из Бретиля, из Дориата, я помогал им найти здесь новый дом, заботился об их защите. И из обломков и осколков постепенно собирался этот приют на самом краю земли, значение которого трудно переоценить. Но все же я не думал и не хотел думать об этом дне.
Я никогда не видел брата моего отца и знаю о нем лишь по рассказам, и даже не все их еще успел услышать. Но известие о его гибели от того не становится менее горьким, а хуже того, мне страшно. Страшно осознавать, что теперь остались только мы — и Феанариони на северо-востоке, но о них ничего неизвестно.
Мой дед и мой отец могли выиграть эту войну. Мой дядя имел куда больше, чем имею я. Если посмотреть правде в глаза, то я загнан в угол, и убегать и прятаться дальше некуда. Да я и не хочу. Я всю свою жизнь убегал и отступал. Теперь хватит. И это вопрос времени — когда Враг придет к стенам Гаваней, а потом найдет способ добраться и до Балара, и тогда от нас ничего не останется.
И все же это последняя минута, когда я могу думать подобным образом. Не знаю, на что здесь можно надеяться, но я дам им столько лет мира, сколько возможно. И когда придет враг, он, быть может, и победит, но заплатит такую цену, что победа не принесет ему радости. Но чего я никогда не сделаю — это не сброшу с головы корону, не отложу оружие и не смирюсь с поражением, пока я жив. И самое худшее, что может со мной быть — это не успеть, не спасти, остаться в стороне, когда я нужен.
Я сделаю все возможное и даже больше того, если потребуется.
И довольно на том.

***
Эрейнион Гил-Галад обводит взглядом своих подданных, собравшихся на площади, и королевский венец сверкает на его челе. Король видит надежду в их глазах и улыбки на их лицах. И он улыбается в ответ.

Название: Хуже может быть
Задание: период: "За секунду до"
Размер: около 1000 слов
Жанр/категория: джен, драма, ангст
Рейтинг: G
Персонажи/Пейринги: Келебримбор, Галадриэль
Предупреждение: возможно, кто-то посчитает присутствие этих персонажей в Гаванях АУ

Странное чувство — встретить здесь, посреди разорённого Белерианда, поселение эльдар. Странное и… радостное? Не вы одни ещё живы, остался кто-то ещё в мире. Кто-то не павший, не сдавшийся, не бежавший. Вроде бы и понимал, и надеялся, что Гондолин был не последним оплотом, но за весь долгий путь — не встретили никого… вдоль всего Сириона — ни одного поселения. Даже Дориат, так много мнивший о себе Дориат, как видно, не выдержал натиска врагов — они видели мёртвый лес; даже Нарготронд, хранимый тайной, пал, и в его землях гуляли орки.
И вот здесь, у моря — город. Адан говорит, что это земля Ульмо; что ж с того? Гондолин и Нарготронд тоже были «его» землями, но они погибли.
Келебримбор не верил в защиту Валар, не верил в чары. Король Тургон говорил убедительно и верил сам, но Гондолин был предан — и Ульмо не помог. Орлы, правда… но они помогли бежавшим, и только.
Зато он верил в силу меча, в стойкость сердец — и в слово, данное королю: защитить его семью. То есть сестру, её сына и её мужа. Последнее его обязательство, которое ещё оставался шанс сдержать.
Ну ладно, вот и дошли. И хватит размышлений.
Он встряхнулся, поправил за плечами лямку дорожного мешка, казавшегося тяжёлым — не потому, что там было много поклажи, а потому, что все они устали за этот бесконечный путь по тёмным землям; здесь, у моря, как будто легче дышалось — наверное, солёный воздух помогал.
Келебримбор стоял чуть позади четы князей, глядя на встречающий их маленький отряд. Синдар держались самоуверенно, ничего не скажешь; как хозяева. Впрочем, они тут первые поселились, так что так и есть — а всё-таки это не Дориат, а держатся, как на пороге своего дворца, как его там называли. Вот только…
… тётушка?
Да, во главе отряда совсем не синдэ, а сестра короля Финрода, и от её взгляда хочется скрыться куда-нибудь. Желательно на другой край Эндорэ.

Взгляды взглядами, а дел много. Договорились быстро, и теперь надо просто следить, чтобы всем хватило крова, чтобы раненных устроили первыми, а женщин с детьми поселили вместе и под крышу, чтобы к каждому котлу — гостеприимные синдар — садились, не уступая друг другу места, чтобы всем хватило…

С тётушкой лучше не встречаться глазами, даже когда говорите о похлёбке, дровах и бинтах. Потому что смотрит так, как будто ждёт измены прямо сейчас.

Келебримбор не стал бы задавать вопросов — зачем, о чём? Дориат пал, как пал Гондолин — для него это горько, но ожидаемо, он никогда не думал, что за чарами можно прятаться вечно. Поплатились за свою трусость, за то, что надеялись отсидеться.
…— Нет, так недавно — три лета назад… — кто-то ощупью ищет слова, чтобы поняли гондолинцы; Келебримбор поморщился от того, как криво и косо смешивались языки, вмешался:
— Три года, — и его тут же втянули — переводить. Трудно было отказать — юный гондолинец воззвал к его авторитету ламбенголмо.
— А Гондолин — всего год назад, — с горечью отозвался юноша. Синда, говоривший с ним, усмехнулся невесело.
— Ваш рок исполняется.
Юноша запальчиво возразил — Келебримбор всей душой поддержал его и перевёл даже жёстче:
— Вот уж Дориат так боялся нашего рока, что сидел за Завесой — много вам помогло?
Синда замолчал, щурясь недобро, а потом ответил с расстановкой:
— Нет, не помогло. Рок пришёл к нам — вместе с голодрим, — и Келебримбор вдруг разом понял, какое имя тот назовёт.
И уже не услышал слов, провалившись в тот морок, что приходил ночами.
Вот уже три года.

***

Жизнь в Гаванях оказалась не то чтобы хорошей, но — сносной. Келебримбор привык быстро — теперь светлые годы в Гондолине казались сном, кратким, хотя и радостным видением. Там было тепло, там было мирно, там появились друзья, надежды, цель, там можно было творить, а не ковать мечи — но всё развеялось, он не сумел ничего и никого уберечь, и мир снова стал прежним: тёмным, холодным и прямым, как лезвие клинка.
Были дозоры на границе, была работа в кузнице, были вечные крики чаек — проклятые птицы, проклятая память — и удивлённые взгляды: тот самый? правда? внук?
Кто-то шарахался. Кто-то расспрашивал. Больше всего Келебримбору нравились те, кто не замечал.
И ещё был внук короля, взрослевший так стремительно, что оглянуться не успеешь — а уже мужчина. И уже свадьба.
Жену Эарендила Келебримбор не любил, но не уважать юную княгиню не мог — никто бы не смог. А родившихся близнецов воспринимал как потомков короля: их он тоже обязан защищать. И растить — на правах родича. Одного из немногих здесь.
Стук в дверь. Кого принесло? Келебримбор повернулся от горна.
— Занят!
Дверь открылась.
Тётушка.
Ладно, эта явно по делу.
— Келебримбор, княгиня собирает совет, — и, видимо, важный, раз тётушка позвала его лично. Он отложил заготовку и медленно вытер пот с лица.
— В чём дело? — усмехнулся.
— Прибыл посланник, — сестра короля Финрода была серьёзна без всякой насмешки. — Келебримбор, тебе нужно быть там.
— От кого посланник? От наугрим? — попытка съязвить — к кому бы его ещё позвали? — обернулась мгновенным осознанием: наугрим здесь враги. Плохая шутка.
Но даже раньше, чем тётушка ответила, Келебримбор вдруг понял, от кого приехал посланник. За мгновение до того, как прозвучало имя.
И мир снова раскололся — только он оказался не на той стороне.
Впрочем, теперь это была именно «та».

***

Обошлось.
Келебримбор был убеждён, что посольству ответят отказом, и будет бой — он почти что умолял княгиню отдать Камень, не доводить до крови, но и сам понимал, что так нельзя, что это трусость.
Но не было ни отказа, ни боя. Решение отложили до возвращения мальчика… нет, князя Эарендила. И, судя по тишине — они тоже согласились ждать.
Когда Эарендил вернётся, Келебримбор поговорит с ним, и пусть он решает.
Он будет сражаться, если придётся, это… страшно, но иначе нельзя.
За четыре года страх уснул.

За час до рассвета пение рогов подняло город на ноги. Тревожно загудел колокол на главной площади.
Келебримбор выскочил на улицу — ещё не в доспехах, уже при мече. Давняя, давняя привычка — собраться в бой быстрее, чем проснёшься.
Враги!
Дозорные видели войско!
Орки?
Келебримбор пробрался к крыльцу дворца, где собрались все командиры города. Обычно при мысли о бое, пусть даже с малой орочьей шайкой, случайно забредшей в эти земли, закипала кровь, и сердце билось быстрее.
Но не сегодня. Сегодня в горле стоял ком.
— Нет.
И всё стало ясно раньше, чем прозвучало имя.

@темы: Этап II: Период, БПВ-4, Воинство Гаваней Сириона

---

Воинство F. — Этап II

[Femme F.]

Название: Память
Задание: Этап II (период — "За секунду до")
Размер: 178 слов
Жанр: джен, tearjerker
Рейтинг: G
Персонажи/Пейринги: есть, и канонные

— Никак не могу понять, почему мы вообще в это ввязались.
— Твой отец решил, что негоже оставлять своего отца.
— Он мог бы попробовать отговорить его еще раз. А то у меня нет-нет, да и мелькнет мысль, что отец сам хотел этого намного сильнее, чем показывал.
— Ты же знаешь, это не так.
— Но ты, мама! Неужели отец отмахнулся от твоих советов?
— Он предлагал, чтобы мы с тобой остались дома.
— И ты отказалась? Вместо того, чтобы убедить и его поступить так же?
— Он не послушал бы меня.
— То есть, ты и не пыталась? Уж этого я от тебя никак не ожидала. О чем ты только думала? Мама, я считала тебя мудрой. А ты... Оказывается, ты ничем не лучше других.

— Это было последнее, что я сказала матери. С этим мне и жить.
— Она все равно любит тебя, Идриль.
— И что она услышала от меня в последний миг? Перед тем, как... Что я жалею о том, что я рядом с ней?
На это ему было нечего ответить. Он коснулся плеча жены, и так они еще долго сидели втроем — он, она и ее память.

Название: На крыльях любви
Задание: Этап II (период — "За секунду до")
Размер: 1200 слов
Жанр/категория: Джен, Гет
Рейтинг: PG-13
Персонажи/Пейринги: Тхурингветиль/Эдрахиль
Предупреждение: AU, вероятно OOC
Примечание: Тхурингвэтиль упоминает не тех орков, которые гоблины, а тех, которые майар.

С когтями, но не птица,
Летит и матерится.
Детская дворовая загадка

Почему все важные, этапные события в моей жизни всегда случаются в последний момент, в последнюю секунду? У меня нет ответа на этот вопрос, но так происходит уже балрог его знает сколько лет...
Может быть, все началось еще со времен Музыки?

Ветер нагоняет паруса. Хлещет дождь, грохочут волны, мачта того и гляди треснет и обвалится. Корабль несется прямиком в Аман.
Я сижу рядом с мужем на скамье вдоль борта. В середине палубы, ближе к носу. Мне неуютно, но дело не в погоде. Дело во взглядах попутчиков. Попутчики пристально и подолгу смотрят на меня. Я понимаю, почему: они чувствуют смутную угрозу, чувствуют, что я — враг. И чувства их не обманывают.
Я уверена, что они отгоняют дурные мысли, говорят себе что-то вроде: «Ну подумаешь, у этой беременной женщины зубы чуть длиннее, чем надо, и глаза настолько светло-карие, что кажутся красными. Ничего в этом страшного нет, у всех своя внешность». Но ощущение угрозы сильнее таких мыслей.

Да, пожалуй, все дело в музыке.
Тогда я пела в общем хоре почти до самого конца. Поначалу все шло гладко, но довольно быстро я заметила, что из общей массы выделилась группа майар под предводительством одного Валы. Слушать их было намного более интересно, чем остальных, но запеть так, как они, я решилась в самый последний момент (нельзя сказать, что в последнюю секунду, потому что время тогда еще по секундам не отсчитывалось).
Потому и получилось, что хоть я и пела вместе с будущими орками и балрогами, в отличие от них сил почти не растеряла и облик менять могу. Правда, превращаться у меня получается только в летучую мышь, больше ни в кого. А если бы в последний момент не запела, глядишь, бегала бы еще в виде жирафа или носорога. Как Гортхаур. Он присоединился к нашему лагерю уже после Музыки, поэтому три облика может принять. Или четыре. Точно не помню.

Один из эльфов не выдерживает и обращается к мужу:
— Простите, а Ваша жена...
— Да, моя жена. В чем дело? — муж волнуется, но виду подавать не хочет, чтобы ненароком не выдать нашу тайну.
— Дело в том, что она очень необычно выглядит.
— Она в положении.
— Да это как раз понятно. А внешность у нее крайне необычная.
— Она из Авари.
— Ах вот в чем дело.
Эльф успокаивается, а мы с мужем переводим дух. Легенду, как говорят разведчики, о том, что я из Авари, мы придумали на ходу, когда стояли в конце очереди на корабль. Но все, кто сегодня нами интересовался, удовлетворились этим объяснением. Эльдар в массе своей об Авари ничего не знают, а читать чужие мысли, по их мнению, некрасиво. Муж знает своих соплеменников. И это прекрасно.

После Музыки в моей жизни долго не происходило ничего существенного. Я за кем-то следила, передавала какие-то сведения, пила чью-то кровь, но все это не имело для меня особого значения.
А потом Гортхаур захватил эльфийскую крепость, а меня туда направили, чтобы в случае чего связываться с Ангбандом. Все шло как обычно, но тут в один прекрасный день в крепость привели двенадцать пленников, одиннадцать эльфов и одного адана. И случилось то, о чем я даже подумать не могла.
Я влюбилась. В одного из пленников. Мне казалось, что это очень глупо, но я ничего не могла с собой поделать. Я понимала, что ни о какой взаимности речи быть не может, но всякий раз, когда волк спускался в яму, я вздрагивала. И каждый раз у меня становилось легче на сердце, когда выяснялось, что погиб не возлюбленный, а его соратник.
Я не знала, как выйти из положения, но подвернулся счастливый случай: Гортхаур решил куда-то сходить по своим делам. На день. Куда — не сказал, да я и не спрашивала. Управлять крепостью он поручил мне, что вполне логично.
Я сразу поняла, что вот он — мой шанс. Возможно, единственный. И, тем не менее, я медлила до самого вечера. Боролась сама с собой. Ведь есть чувства, а есть обязанности и суровые наказания за их неисполнение.
И вдруг снаружи послышался вой. Этот вой я узнаю из тысячи: так воет только Гортхаур при возвращении в крепость, оповещает своих волков, что хозяин пришел. Я уже ни о чем не думала: молнией метнулась в яму, расколола оковы, схватила возлюбленного когтями и взмыла с ним вверх. Уже в воздухе я видела, как Гортхаур заходит в крепость.
Когда мы залетели в глухую чащобу, возлюбленный, поначалу шокированный (еще бы, такое пережить!), немного пришел в себя.
— Решила съесть меня в лесу? — спросил он.
— Не совсем! — рассмеялась я.

Пока ни один попутчик не понял, кто я такая. Но это может случиться в любой момент. По разговорам в очереди я поняла, что на корабле есть какие-то узники Ангбанда. Их немного, потому как таких обычно старались отправить в Аман в первую очередь. И все же они здесь. Если они меня опознают... нет, они, конечно, вряд ли нападут на беременную женщину... Но все может быть.
Да, я смогу преобразится в летучую мышь и залететь куда-нибудь на мачту, где меня не достанут. Но тогда все поймут, кто перед ними. А я хочу до прибытия в Аман сохранить инкогнито. Так будет лучше для всех нас троих.

Тем вечером в лесу я поняла одно: любовь была взаимной. Я не представлю себе, как так вышло, но с фактами спорить бесполезно. Также я узнала имя возлюбленного — Эдрахиль.
А дальше... Дальше — как отрезало. Никаких воспоминаний. Для меня не существовало ничего, кроме него, а для него — ничего, кроме меня. Ну, здесь-то как раз ничего неожиданного нет. Случаи известны.
Не знаю, сколько времени провели мы в таком состоянии, но из оцепенения мы вышли, только тогда, когда вдалеке что-то загрохотало, и задрожала земля. Я вновь приняла облик летучей мыши и полетела на разведку. Тут же, мимоходом, я заметила, что летать мне стало немного тяжелее. И сразу же нашла объяснение: я была беременна.
В итоге я выяснила, что случилась большая война, а скоро начнутся большие катаклизмы, и все вокруг зальет водой. Эльфов срочно эвакуируют в Аман. Вот и перед нами встал выбор: далеко на восток или далеко на запад.
Уходить на восток было рискованно: кто знает, до какого места все затопит? Значит, оставалось плыть на запад. На свой страх и риск показаться Валар. Впрочем, что значит показаться? Манвэ и так все видит, Варда и так все слышит, значит, им о нас уже давно известно. В подробностях. Но оттого едва ли не более страшно.
У возлюбленного, или лучше теперь уже сказать мужа, были свои причины плыть в Аман. Он хотел встретиться с боевыми товарищами и объяснить им, что же с ним произошло в той крепости. Ну, значит, решено.
Когда мы добрались до побережья, мы увидели всего один корабль, очевидно, последний, к которому тянулась большая очередь из эльфов. Мы встали в конец. Ох, чего мы только в этой очереди не наслушались!
А стоило нам заскочить на борт, берег полностью скрылся под водой. Даже канаты рубить не пришлось, сами оторвались.

Стемнело. Ветер стих, дождь превратился в морось. Корабль слегка замедлил ход, но это почти незаметно. Все попутчики уже укутались в плащи и уснули, муж тоже положил голову на мое плечо и закрыл глаза.
Я уже в полудреме пытаюсь понять, что будет дальше. В Амане, наверное, первое время будет непросто. Я плохо знаю Валар, но, судя по тем же разговорам попутчиков, с духами вроде меня они не церемонятся... Тем не менее, я верю, что жизнь, в конце концов, наладится. Не могу сказать, что конкретно произойдет, но все равно верю. И не удивлюсь, если это случится как всегда — в последнюю секунду.


Название: Еще один способ убить дракона
Задание: Этап II (период — "За секунду до")
Размер: 3320 слов
Жанр/категория: джен, драма, общий
Рейтинг: PG-13 (12+)
Персонажи: НЖП-ваниа, НМП-нолдо, много других персонажей, дракон.
Примечание: 1. Автор фика считает, что в последнем бою за Ангбанд вполне могли участвовать не только крылатые, но и бескрылые драконы, раз уж Моргот бросил в бой все, что у него оставалось. 2. Принцесса Ньелледэ — дочь Ингвэ, в каноне не упоминается, и сразу надо оговориться, что в истории с драконом она не принимала никакого участия. Почти.

"От развилки за рощей направо, а дальше дом Эрдонис легко найти по запаху свежеиспеченного хлеба, который распространяется на всю округу".
Так сказали Бронадвэ, когда он спросил, как можно ее разыскать.
И все оказалось верно.
Опьяняющий запах выпечки Бронадвэ почувствовал намного раньше, чем в поле зрения показался небольшой, очень изящно, в моде ваниар, выстроенный дом без ограды.
Хозяйка разложила ковриги, батоны, лепешки, пирожки и булочки прямо на внешнем подоконнике кухонного окна, который был сделан намного длиннее обыкновенного явно с этой целью.
И целое утро Бронадвэ наблюдал, как к дому подходят эльдар и забирают хлеб, иногда оставляя что-то взамен, иногда просто обмениваясь с хозяйкой приветствием, иногда останавливаясь поболтать.
Бронадвэ смотрел, скрываясь в тени деревьев недалеко от дома, и глазам своим не верил.
Такая хрупкая девушка... Правда, высокая... Но все же хрупкая, нежная... Похожая больше на веселую птичку, чем на великого воина. Не может быть, чтобы она... Но все говорят, это так... И песни об этом он тоже слышал. Разные песни от разных менестрелей, но в главном они сходились... Как же...
Эрдонис вдруг выглянула из своего окна почти по пояс и крикнула:
— Ты пришел за хлебом или хочешь узнать, вправду ли я убила дракона?
Бронадвэ не сразу понял, что она обращается к нему. А когда понял, совсем растерялся.
— Хлеб... Да... — пробормотал он.
— Значит, хочешь узнать про дракона, — заключила она.
Бронадвэ хотел в основном немедленно провалиться сквозь землю, проклиная про себя миг, когда ему вообще пришло в голову прийти сюда. Ведь она не диковинка, чтобы с самого Тол Эрессеа приезжать в Валинор специально поглазеть на нее. А он не мальчишка из Смертных, чтобы разинув рот пялиться на героев песен.
И все-таки он приехал. Как только смог, сразу приехал.
Что-то, какое-то чувство, природы которого Бронадвэ не понимал, толкало его к этому с тех самых пор, как он впервые услышал о подвиге Эрдонис.
— Я к тому спросила, что хлеб уже, считай, закончился, а рассказать я в любое время могу, — продолжала тем временем Эрдонис.
Сказала не сердито, но и без намека на хвастовство, а так "ну, надо — расскажу, а не надо — не буду".
Бронадвэ заколебался. Он проделал долгий путь, да и мысли, которые привели его сюда, никуда не денутся, если он просто уйдет. А она его не гонит, и...
— Заходи в дом, — позвала она. — Здесь поговорим, и напою тебя бодрящим травяным отваром, а то, небось, устал все утро там стоять.
Бронадвэ вскинулся было, чувствуя, что она немного, самую малость, над ним посмеивается. Но потом подумал, что и в самом деле, должно быть, выглядит сейчас смешно, и Эрдонис, если бы хотела, могла бы высмеять его куда злее.
Так что он вежливо поблагодарил и, стремительно прошагав расстояние, которое отделяло его от дома, вошел. Потом на голос хозяйки свернул прямо в кухню.
— Располагайся, — сказала Эрдонис, широким жестом обведя стол светлого полированного дерева и такие же стулья.
И тут же отвернулась снять с огня котелок с кипящей водой.
Бронадвэ сел, выбрав стул как можно ближе к двери. С каждым мгновением ему все больше казалось, что он занимает слишком много места и вообще не должен быть здесь.
Так что в конце концов он произнес это вслух:
— Прости, не следовало мне приходить и беспокоить тебя, госпожа.
Эрдонис, не отвлекаясь от приготовления отвара, отмахнулась:
— Какое беспокойство! К тому же, — продолжала она, — ты ведь пришел сюда не за тем, чтобы объяснить мне, как несправедливо, что ваш народ жил и страдал в Сирых Землях всю Первую Эпоху, а потом явились мы и бессовестно украли у вас право отомстить Морготу, верно?
Впервые за время разговора, да и за все это утро, в голосе Эрдонис не было ни капли радости, и это звучало, пожалуй, страшней, чем иная неприкрытая горечь.
Бронадвэ подавил желание воскликнуть: "Неужто кто-то приходил к тебе с такими речами?!" Он был вовсе не уверен, что желает услышать ответ на этот вопрос.
Сказал только:
— Насколько я помню, все было совсем не так.
Разве объяснишь словами, в какую бездну бесконечной усталости год за годом погружались те, кто "жил и страдал в Сирых Землях всю Первую Эпоху"... Совсем отчаяться не давало одно только упрямство, которого, к счастью, всем выжившим из всех народов было не занимать. Да еще нежданно взошедшая в небе новая звезда, которую все, не сговариваясь, почему-то считали добрым знаком, может быть, просто потому, что им очень нужен был хоть какой-то добрый знак.
Но все равно держаться было чем дальше, тем труднее.
Бронадвэ отчетливо помнил, что ощущал себя в ту пору таким же, каким выглядел его доспех: изношенным и тусклым, изогнутым и смятым так, что ни один мастер полностью уже не поправит. Остальные жители острова Балар испытывали примерно то же. Об этом не говорили, разумеется. Но Бронадвэ мог прочесть по глазам достаточно, чтобы понять.
И когда мимо берегов Балара промчался, стремясь достичь Эндорэ, флот прекрасных белых судов, все обитатели острова почувствовали себя так, словно это они достигли суши после долгого изнурительного пути. Причем проделанного исключительно вплавь. И единственное, на что они были способны в тот момент — это вздохнуть, наконец, с облегчением и упасть без сил.
Что они и сделали, даже лучшие из них, даже те, кто продолжал верить в победу, когда ничто в действительности не намекало на ее возможность.
Вот почему первые бои войска Валар, как быстро стали называть объединенное воинство, явившееся из Валинора, прошли вовсе без их участия. Потом уже некоторые из них, собравшись под началом государя Эрейниона, присоединились к битвам.
Но Бронадвэ в их числе не было. Он так и не нашел в себе сил, чтобы попытаться пройти этот путь еще раз, просто не смог. Вот отец Бронадвэ смог бы. Если бы только был жив. Но он погиб еще в Хэлкараксэ. До восточного берега из всей семьи добрались лишь Бронадвэ и его мать. Она-то и дала ему в новых землях новое имя — Бронадвэ — Выживший, которое там быстро сжалось до Бронад, а после возвращения в Валинор снова развернулось в Бронадвэ, как подвядший бутон, который сбрызнули прохладной водой. Только вот был ли это бутон, еще способный стать настоящим цветком или уже срезанный, не мог пока понять и сам Бронадвэ.
— Вот и славно! — сказала Эрдонис.
Бронадвэ едва не вздрогнул, внезапно возвращаясь из своего мысленного путешествия на сотни лет и тысячи миль обратно к настоящему.
Эрдонис поставила на стол чашки с отваром и блюдо с выпечкой, по всему видно, той самой, которая благоухала на всю округу.
— Пей, — сказала Эрдонис. — И булочки попробуй, тебе обязательно понравится. А я пока начну рассказывать.
На словах "обязательно понравится" она гордо улыбнулась, так что Бронадвэ невольно улыбнулся в ответ и потянулся за булочкой. Но улыбка Эрдонис быстро погасла, сменившись выражением серьезной сосредоточенности.
— Знаешь, — сказала она задумчиво, — трудно как следует рассказать эту историю. Я в самом деле убила дракона и могу описать это во всех подробностях очень быстро, минуты за две, что почти на две минуты дольше, чем длилось целое дело. Но это не та история, которую ты хочешь услышать. Она не ответит на твои вопросы.
Бронадвэ чуть склонил голову:
— Если ты так говоришь, госпожа. Я не знаю, за ответами на какие вопросы пришел сюда.
Признавать такое должно было быть неловко, но вышло как-то само собой. И потом только стало слегка неловко.
— Это ничего, — заверила в ответ Эрдонис. — Те, кто знают, обычно до меня не доходят. — Затем она вернулась к прежней теме: — Стало быть, тебе нужна длинная версия моей истории, а с ней никогда не понятно, откуда же начинать рассказывать.
Эрдонис отпила из своей чашки и немного помолчала, Бронадвэ за это время успел съесть булочку, оказавшуюся просто неописуемо вкусной, и потянулся еще за одной.
Эрдонис тряхнула головой, решаясь, видимо, приступить, и вдруг спросила:
— Ты ведь знаешь валу Тулкаса?
Вопрос поставил Бронадвэ в тупик, и не только потому, что был очень неожиданным. Бронадвэ родился в Валиноре и, можно сказать, успел вырасти при свете Древ, его совершеннолетие пришлось на 1495 год, немного позже праздника Урожая... Детство он провел со всей своей семьей в Тирионе, валу Тулкаса видел, кажется, считанные разы, издалека... А потом уже больше никогда не видел. Но слышал о нем, конечно, много.
Так что Бронадвэ все-таки счел возможным кивнуть.
— Знаю.
— У валы Тулкаса всегда было много учеников из моего народа, — продолжала Эродонис после его ответа. — Наверное, каждый четвертый, если считать вообще, и каждый третий, если брать только женщин. Конечно, они учились не только у него самого, но и у его майяр, и у тех эльдар, что уже были его учениками раньше, но все равно все...
— Но Тулкас — боец! — невольно воскликнул Бронадвэ, прикинув, что, по расчётам Эрдонис, у Тулкаса выходит какое-то просто невообразимое число учеников среди ваниар, особенно среди ваниарских женщин.
— Тулкас — защитник, — возразила Эрдонис. — Тот, кто будет противостоять злу, когда другого выхода не останется, когда остальные ослабеют или устанут, или погибнут, или будут скованы страхом. И своих учеников он учит тому же. Учит быть готовым в любой момент не нападать, но защищаться. Учит не отступать ни перед какой угрозой. Учит владеть своим телом. Вот почему с первых дней эльдар в Валиноре у него так много учеников из нашего народа, из наших женщин. У вод Куивиэнэн, в дни нападений Моргота, которого тогда еще звали Темным всадником, всем квэнди пришлось несладко. Настолько, что многие предпочли обо всем забыть, как только представилась такая возможность. Но Первые выбрали помнить. И обучение у Тулкаса стало одной из возможностей хранить эту память. Традицией, которую чтили сотни лет, задолго до моего рождения. Правда, для меня все было иначе...
Тон Эрдонис неуловимо изменился, так что Бронадвэ понял: она уже не рассказывает ему о Тулкасе и ваниар, она начала, наконец, рассказ про дракона — и дал себе зарок ее не перебивать, что бы она ни говорила.
— Я родилась в 1494 году Древ. Я видела Древа, видела их свет. Любила его всем сердцем и, как выяснилось, слишком сильно. Когда Древа погибли, увядание коснулось этой земли: растения стали чахнуть, животные худели и теряли шерсть, а некоторые эльдар из нашего народа, в основном дети, ложились, и больше у них не было сил подняться, и целители, как ни старались, не могли излечить их... Растениям и животным помогли свой силой валар. Природа целиком в их власти, тем более природа Валинора. С эльдар все было сложнее. Им валар не могли одним своим могуществом вернуть волю к жизни, так что, в конце концов, Манвэ призвал наш народ отправить заболевших в Лориен, чтобы там владыка Лориен и леди Эстэ могли позаботиться о них. Мои родители привезли меня туда, положили под деревьями в серебристо-зеленой траве, как указал им один из майяр, а потом мама легла рядом со мной, сжала мою руку, а я, как могла, сжала ее. И так мы уснули. В тот миг отец — он говорил мне потом, когда я стала взрослой — понял, что или мы вернемся к нему вдвоем, или ни одна из нас не вернется. Мы вернулись. Не скоро. Уже при Новых Светилах, первый восход которых я проспала в Лориене, как и большую часть своего детства. Но я приспособилась к отсутствию света Древ, стала снова здоровой и сильной, и почти ничего не напоминало о том, что со мной произошло. Вот только седина, которая появилась в волосах моей матери, пока я умирала, не растаяла до сих пор. Мама всегда прятала ее, чтобы я не расстраивалась, но я все равно знала: она там есть. Я стала ученицей Тулкаса, мечтая о мести. Все знали, что война с Мортогом еще будет, хотя не было ясно, как и когда это случится. Я тренировалась до изнеможения, представляя, как однажды проткну его копьем.
Было очень трудно не перебить ее в этот момент, словами удивления или утешения, Бронадвэ не был уверен, какие больше просятся на язык. Но все-таки он сумел сдержаться.
Эрдонис перебила себя сама. Рассмеялась весело и звонко, словно ветер донес отголосок валмарских колоколов.
— Со временем, я, конечно, успокоилась, и поняла: чтобы отомстить этому врагу, выстроится такая очередь, что, если смотреть с моего места, конца у нее вовсе нет. Да и великий воин из меня выйдет вряд ли. Но просто воином я все-таки стала и научилась владеть копьем, а еще немного кинжалом. И, когда начали готовиться к Походу, я не сомневалась, что должна пойти. Не ради подвигов или мести, а просто потому, что в таком деле никогда не помешает еще одно верное копье. Я понимала, что могу умереть и даже скорее всего умру... особенно после того как из уст Эарендиля мы узнали, как до сих пор шли бои с Морготом... И кто был удивлен, что я дожила до того боя — последнего штурма Ангбанда, так это я сама. Но я была жива, и началась битва. Черные полчища Морготовых слуг были так многочисленны, что, казалось, не только занимают всю землю до самой крепости, но и наползают на небо. Мы даже не думали, что у него осталось еще столько войск. Впрочем, так бывало уже не раз: мы разбивали их подчистую, уничтожали многие тысячи, ни один орк не уходил с поля, а потом нас встречало новое войско, не меньше прежнего, и впору было усомниться, есть ли дно у тех ям, из которых они все лезут и лезут на свет. Но мы знали, что дно должно быть и когда-нибудь мы до него доберемся, а пока нужно только идти вперед. И мы шли. И в этот, последний, день шли к воротам Ангбанда, как до этого шли ко множеству точек во множестве боев, и орда орков перед нами стала таять, но тут... враг и правда оказался в небе. Над полем битвы закружили драконы, огромные крылатые ящеры, каких мы ни разу прежде не видели, и поливали нас сверху огнем. Все вокруг наполнилось пламенем и мучительными криками умирающих.
Эрдонис вздрогнула от воспоминаний, Бронадвэ потянулся было, чтобы утешительно коснуться ее, но в последний момент передумал, видя, как далеко она ушла в воспоминания. Он мог бы, чего доброго, сейчас напугать ее. А она, хоть и смотрела прямо на Бронадвэ, не заметила его движения и просто продолжала говорить.
— Я видела, как мои соратники — и эльдар, и люди — бежали, кричали, беспомощно смотрели в небо, которое привыкли считать своим другом и которое стало вдруг таким враждебным... падали, охваченные огнем... А из Ангбанда во всей этой неразберихе уже выползли и теперь ползали по полю боя, сея вокруг себя смерть, драконы бескрылые. Я тоже кричала, куда-то бежала, делала что-то, чтобы спастись, как все... Потом все исчезли и все исчезло, или так мне показалось. В целом мире остались только я и морда ползучего ящера прямо передо мной. Я подняла копье, дракон лениво выпустил маленькую струйку огня — верхняя часть древка превратилась в пепел, расплавленный наконечник упал куда-то мне под ноги. Дракон смотрел на меня с насмешливым любопытством. Я на него просто смотрела. Солнце совершенно скрылось за тучами черной копоти, но и в отблесках пламени его чешуя сверкала так, что больно глазам, его пасть была огромна. В тот момент он мог бы убить меня очень легко, но не сумел отказать себе в удовольствии насладиться ужасом откровенно более слабого противника... Это дико звучит, однако к тому времени я уже знала, что созданиям Моргота чужие страдания приносят ни с чем не сравнимую радость. И это чудовище забавлялось, глядя на меня. А во мне вдруг поднялась такая ярость, что даже странно, как я могла ее вместить. И я подумала, что не позволю ему вот так просто убить меня, а потом поползти убивать еще кого-то. Я сама его убью. Точно убью. Я не размышляла о том, как это сделаю и хватит ли у меня сил. Единственное, что я знала — мне нужно добраться до его морды, тогда будет какой-то шанс. Используя остатки своего копья словно шест, я прыгнула и приземлилась на спину дракона. Выхватила из ножен кинжал... Не могу сказать, что я собиралась делать, кажется, хотела вонзить лезвие в глаз. Вряд ли у меня получилось бы, но дракон не дал попробовать. Он повернул голову на длинной шее, посмотрел на меня еще раз и раскрыл пасть, явно готовясь спалить меня прямо на себе. Я ударила кинжалом ему в верхнее нёбо, оно было мягким, и клинок легко вошел по самую рукоять. Вонзился прямо в мозг. Я, конечно, не могла этого видеть, но я видела, как жизнь уходит из глаз чудовища. Я отдернула руку, которой сжимала кинжал, за мгновение до того, как из пасти дракона вырвалась последняя струя пламени. Я уже не успевала ни спрыгнуть, ни закрыться, и все же мне казалось, что огонь летит до меня безумно долго. А потом он долетел, и все закончилось. По крайней мере, для меня. Битва продолжалась еще весь день и всю ночь. А когда на следующий день люди из нашего войска нашли меня, обгоревшую, все еще лежащей на туше мертвого дракона, они подумали, что я тоже мертва. К счастью, рядом оказался кто-то из эльдар, кто смог почувствовать, что жизнь во мне еще теплится. Так что меня отнесли к целителям. Мною занялась сама принцесса Ньелледэ, которая в Войну Гнева прославилась в основном тем, что, как выразился кто-то из наших соратников-Смертных, "кого угодно может вытащить прямо из лап Вевантура". Самой принцессе, правда, это выражение не понравилось, она очень чтит валу Мандоса, да и вала Мандос принцессу любит. Впрочем, он вообще благоволит целителям, как все Феантури. Но я совсем отвлеклась.
Эрдонис вздохнула, отпила из чашки уже остывшего отвара, потом продолжила рассказ:
— Леди Ньелледэ спасла мне жизнь. Но даже она не могла спасти мое лицо. Оно было все сплошная рана, а потом стало все сплошной шрам. Только леди Эстэ, уже здесь, в Валиноре, сумела вернуть мне прежний облик. Она сказала: "Шрамам все равно суждено изгладиться, пусть и через тысячи лет. Этот естественный процесс я могу ускорить. Не тревожься ни о чем"... Я заснула, а проснулась уже без шрамов. И сон даже не занял годы, всего неделю. Но я согласилась бы и дюжину лет проспать ради такого. Все-таки приятно, когда, глядя на тебя, эрухини — да и валар — не начинают плакать от ужаса или жалости. И ты не плачь. Не надо.
Только после того, как она произнесла последние слова, Бронадвэ понял, что действительно плачет. Он закрыл глаза, сжал зубы и мысленно приказал слезам не течь. Из этого ничего не вышло. Тогда Бронадвэ попытался стереть слезы со щек, но новые все равно тут же занимали их место, так что он бросил эту затею. И, не глядя, не смея глядеть, на Эрдонис, сказал:
— Прости меня, госпожа. Прости за то, что тебе пришлось пройти через это. Что меня не было там...
— Тише, тише, — мягко, как ребенка, остановила его Эрдонис. — Тише.
Она обошла вокруг стола, присела на корточки около стула Бронадвэ и принялась сама утирать его слезы.
— Успокойся, — приговаривала она. — Ты ни в чем не виноват передо мной. Ни в чем. На том поле было много воинов, кроме меня, но это был мой враг и мой бой, и я ни о чем не жалею. Ни о чем. Я сделала бы это снова, если б пришлось. Конечно, во второй раз мне было бы еще страшнее. Но я сделала бы это снова. Непременно.
Вина. Наконец у чувства, которое Бронадвэ испытал, когда впервые услышал о подвиге Эрдонис, и с тех пор продолжал испытывать, появилось имя. Бронадвэ всхлипнул, но упрямо покачал головой:
— Нет, я должен был быть там, должен был избавить тебя от этого.
— Но даже если бы ты был там, ты не обязательно мог бы меня избавить. Мы могли даже не встретиться. Или ты погиб бы. Или мы оба, — возразила Эрдонис.
Она была права. Бронадвэ понимал, что ее рассуждения разумны, а его — нет. Но никак не мог успокоиться.
— Я не знаю, что со мной, — признался он.
— Я тоже, — ответила Эрдонис, беря его руки в свои. — Но ты не первый, в ком моя история будит вину или гнев, или даже то и другое сразу. Не могу объяснить, почему так случается, — явно взволнованная, она закусила губу. — Говорят, иногда драконы перед смертью проклинают своих убийц, чтобы отравить им радость победы, превратить их жизнь в муку. Тот дракон, которого я убила, вроде бы ничего не говорил. Может быть, не умел или просто не успел. Или я не слышала его. В тот момент у меня так шумело в ушах, что, если подумать, я вообще ничего не слышала. Возможно, я проклята. Да так, что никто не заметил этого, даже валар, ведь и им ведомо не все. А может, это только совпадения. Много совпадений, так тоже бывает. Но мне все это совсем не нравится. У меня такое чувство, что от этого дракон становится чуть более живым, что он радуется, когда эльдар виной и гневом терзают себя и других. Отпусти свою вину, Бронадвэ. Пожалуйста. Отпусти свою вину и убей дракона.
Эрдонис сжала руки Бронадвэ в своих. Он ответил на пожатие, потом, впервые с тех пор как она приблизилась к нему, поднял взгляд и сказал:
— Хорошо. Я убью дракона. Точно убью.
Эрдонис улыбнулась ему.

@темы: Этап II: Период, БПВ-4, Воинство F.

---

Воинство дориатских пограничников - Этап II

[Воинство дориатских пограничников]

Название: Лучше два
Задание: За секунду до
Размер: 642 слова
Жанр/категория: джен, драма
Рейтинг: PG-13
Персонажи/Пейринги: Трандуил, Галадон, Куруфин; Леголас
Примечание: Как мы уже напоминали, Галадон – сын Эльмо, младшего брата Элу и Ольвэ. Отец Галатиля и Келеборна. Орофер, согласно фандомной теории, его младший брат. Трандуил, соответственно, племянник.
Предупреждение: циничный герой циничен.

Трандуил пришел в себя и заворочался. Сверху на нем что-то лежало. Что-то тяжелое, холодное, влажное. Голдо. Он убил его, когда сумел извернуться и всадить кинжал в основание шеи. Хорошо, когда в рукаве есть кинжал. Плохо, когда на голове нет шлема. Падали они вместе, и рослый мертвец придавил Трандуила так, что от удара затылком сознание тотчас его покинуло. А был бы шлем…
Он отпихнул от себя грузно перевалившееся тело и встал на четвереньки. Голова раскалывалась, в глазах то темнело, то рассыпалось разноцветными вспышками гномьих шутих. Во рту солонело от крови. Мысли тоже рассыпались, но он сделал над собой усилие и попытался их собрать.
Последнее, что он успел увидеть, это схватка здесь, в тронном зале. Бой шел уже по всему Менегроту, и докатился до сердца дворца. Защитники не сдавались, но пятились, отступая все дальше в переходы. Диор пытался что-то сделать, направить, но толку от его криков уже не было: все захлестнула стихийность.
Схватка в зале была короткой. Его как раз свело с этим голдо, и тот имел все шансы раскроить противника пополам. Но тут по залу пронесся полукрик-полурык: «Диор!». Голдо зачем-то вскинул голову, за что и поплатился…
С четверенек удалось подняться не сразу. Он несколько раз оступался и оскальзывался в натекшей с мертвеца луже, но все-таки справился. А, выпрямившись, обнаружил, что за его неуклюжими попытками наблюдают.
Диор лежал в центре зала, раскинув руки и глядя в потолок. Судя по выражению лица, смерть ему досталась легкая. Рядом под плащом вытянулось второе тело, но черная ткань не позволяла рассмотреть ничего, кроме забрызганных сапог. Третий для разнообразия был живой. Вообще кроме них с Трандуилом живых в зале не осталось: голодрим и дориатрим лежали на полу вперемешку, никто не шевелился. А этот, третий, тоже был недвижим.
Он стоял рядом с накрытым телом и, наклонив голову набок, рассматривал его, Трандуила. Выражение лица было такое же, как у Хелендила, когда тот вертит брусок дерева для резьбы и примеривается с какой стороны откромсать первый кусок. Трандуил попятился: меч он потерял в бою, а второго кинжала не было…
Увернуться он успел дважды. Хотя это явно была не его заслуга, потому как от первого же серьезного толчка ноги подкосились, и он растянулся на полу. Над головой перелетел из руки в руку меч и поднялся для последнего замаха.
Свистнуло. Меч почему-то упал и загремел на полу. Голдо покачнулся и, как стоял, без звука рухнул на бок, прямо поперек того, первого. Выражение лица у него не изменилось, и глаза остались такие же мертвые.
– Хороший выстрел, дядя, – проговорил Трандуил, когда Галадон бегом до него добрался и без церемоний вздернул на ноги.
– Не время, – тот покачал головой. – Быстрее, мы отходим в лес.
Но выстрел все равно был хороший. Болт из самострела вошел туда, куда надо – в зазор доспеха на левой подмышке. Едва ли мертвец понял, что произошло.
– Диор…
– Вижу. Шевелись. Не хочу потерять последнего племянника.
И они поплелись к западному выходу из зала. Поплелись, потому что Трандуила приходилось почти тащить.
Грохот шагов из восточного тоннеля застал их как раз на пороге. Голодрим вывалились в зал черной гурьбой и загалдели, закрутили головами. Впрочем, шум быстро оборвался, как ножом отрезало.
– Тебе следует поторопиться, – в наступившей тишине не сразу произнес Галадон. Обращался он, понятное дело, к Трандуилу, а смотрел на замерших через зал голодрим.
– Я…
– Я сказал, поторопиться! – и рывком вытолкнул его в тоннель...

– … Ты испугался?
– Нет.
– Ты оставил его. До сих пор неизвестно, что там случилось.
– Он мертв.
– И ты никогда не чувствовал вины?
– Милостью Эру у меня слишком много ума. Останься, я скорее бы помешал.
– И все же…
– Леголас. Я рассказал тебе это не для того, чтобы повиниться. Я хочу, чтобы ты уловил одну важную мысль.
– Догадываюсь. Война не для того, чтобы героически умереть? А чтобы вернуться и продолжить жизнь? И ты хочешь, чтобы я был осторожен? Или что смерть – это выбор, когда нет другого выбора?
– Ты перечитал красивых историй, мальчик мой. Я лишь хочу, чтобы на крайний случай у тебя всегда был кинжал. А лучше два.

@темы: Этап II: Период, БПВ-4, Воинство дориатских пограничников