Название: Что видит королевский портретист?
Задание: "Как только я увидел ваши несимпатичные физиономии...", я сразу заподозрил, что вы попали не туда" (Джон.Р.Р.Толкиен, "Хоббит").
Размер: 891 слово
Жанр/категория: джен
Рейтинг: PG-13
Персонажи/Пейринги: ОМП-нуменорец
Что может знать королевский портретист? Временами Пазару казалось, что слишком много, даже если оставить в покое те небольшие семейные сцены, свидетелями которых он невольно становился. Пазар держал язык за зубами: сорвись хоть слово с губ, долго бы он остался при должности?.. или прожил. Смертная казнь – все более частый приговор, хотя Король воистину великодушен: заменяет плаху жертвенником. Высокая честь.
До религии Пазару не было дела; он был художником, и весь мир состоял для него из красок и света, а то, что не видел глаз, не заслуживало внимания. Но удушливый чад, повисший над городом, лишал его солнца, а временами ложился на полотна и портил цвета. Потому Пазар больше не писал на улице, а во дворце не открывались окна.
Зачем вообще выходить из дворца, если здесь – вся жизнь?
Высочайшая честь быть при дворе и величайшая опасность: здесь каждый мог вдруг лишиться всего. Никто не знал, что решит Король или Советник. Кроме Пазара. Пазар знал, всегда знал заранее, он видел это в лицах: и Короля, и Советника, и жертвы. Но использовал лишь для того, чтобы решить, предложить свои услуги или нет и взять ли оплату вперед.
Зачем вкладывать труд в портрет того, кого назавтра уберут с земли и из людской памяти?
Пазар мог видеть, кто останется.
Король не приближал к себе некрасивых. Что бы он ни говорил, ему ценна внешность. И не будь у советника столь прекрасного лица… Крамольная мысль.
Король не приближал к себе слишком красивых, он сам – и его королева – единственные светила здесь. Были: годы не миловали правителей, и те больше не приказывали писать себя.
И не были… ведь раньше светил было много. Тот же последний князь Западного края. Он сиял, так видел Пазар. И знал, что его изгонят, потому что тот пытался затмить Солнце, потому что его лицо было не таким, как у остальных. Чуть мягче черты, не такие тонкие губы, гладкий лоб, широко открытые глаза: чужак.
Именно поэтому Пазар так никогда и не предложил князю Андуниэ написать его портрет, пусть и хотел запечатлеть то удивительное, что подмечал в этом человеке: хорошая работа требует времени, а у советника Афанузира времени не оставалось. Пазар ошибся лишь в одном: князь задержался на пару месяцев дольше, да и только.
И постепенно все во дворце стали одинаковы, и писать их давно стало скучно, но все еще было необходимо: за это платили, а Пазар любил роскошную жизнь. Но наблюдательность его от скуки лишь усилилась.
Кто раньше него заметил, что у придворных не рождаются дети? Никто не просил его запечатлеть счастливое семейство.
Нет… просила. Пазар никогда не назвал ту даму по имени.
- Нарисуйте мне дочь, – дама откинула капюшон. Красивая женщина, пусть под глазами и легли тяжелые тени, и темные волосы тронула седина. А художник едва сумел скрыть изумление и просьбой, и персоной просительницы.
– Пусть будет, – глухо продолжила дама, – хотя бы портрет моей девочки. Я приду забрать.
У этой леди никогда не было детей, но она щедро заплатила вперед, и Пазар взялся за труд. Что-то тревожило его, и кисть казалась тяжелой. Он видел много хорошеньких девочек раньше, и не составило труда придать пухленькому лицу черты «матери» – а про отца женщина ничего не сказала, хотя художник и заметил золотое кольцо.
Спустя месяц Пазар с облегчением отдал небольшой портрет в золотой раме, и дама, впервые увидев лицо девочки, едва скрыла слезы. Уход ее был быстрым, оставив в комнате тяжелый запах.
Через четыре дня Пазару рассказали: женщина убила себя у того самого портрета. Больше на такие просьбы Пазар не соглашался, хотя они были: от женщин и реже от мужчин; но только не о просьбе написать живого ребенка. Как за пределами дворца, Пазар не знал, но сюда детей не приводили.
Некоторым взрослым тоже было не место здесь.
Пазар писал портрет четы, и запомнил их из-за женщины с таким взглядом, какой Пазар видел лишь однажды у старого Короля; она была не здесь и стремилась не сюда… Потому Пазар вовсе не удивился, когда их покои резко опустели. Пазар бы не заметил, если бы не наблюдал, чтобы подтвердить догадку. Портрет они не взяли с собой, да и прочих вещей тоже.
Последовав за Королем к западной гавани, Пазар, разумеется, ничего не сказал: если Король сам не заметил пропажи части подданных (и не только той четы, хотя все еще единиц), значит, так и должно быть.
Путь до Бессмертного берега оказался неожиданно легок. Пазар шел, не желая войны, и может быть, потому не застыл в ужасе под светом Белой горы, намного выше Минал-Тарик: нет, он бросился делать наброски, но как ни старался: не выходило.
С началом высадки пришлось прекратить попытки: а вскоре ему передали приказ Короля начать писать победу Нуменора.
- Мне нужно уйти выше и найти подходящее место, – сказал Пазар и ощутил облегчение, когда королевский глашатай позволил.
Пазар разместился выше на склоне и принялся наблюдать за войском, пытаясь продумать грядущий труд, пока подручный, давно уже слишком немолодой для подмастерья, расставлял холст, краски и кисти. Блеск металла заставлял щуриться, но ни единый звук не мешал, и Пазар всегда был зорким: даже отсюда он видел лица, тысячи тысяч лиц…
И все они были чужими, чуждыми здесь. Тяжесть ли лба, мрачный ли или испуганный взгляд, какие бы ни были губы, молодость или старость… все нуменорцы были чужеродны, как налепившиеся поверх камня листья, и Пазару подумалось: как легко убрать их всех, одним мазком. Ничего не стоит, и здесь – ничего даже не изменится.
Такое не напишешь.
- Разве один я вижу, что мы не к месту здесь? – вздохнул Пазар. – Торопиться ни к чему.
Подмастерье удивленно взглянул на него, но ничего не понял.
Задание: "Как только я увидел ваши несимпатичные физиономии...", я сразу заподозрил, что вы попали не туда" (Джон.Р.Р.Толкиен, "Хоббит").
Размер: 891 слово
Жанр/категория: джен
Рейтинг: PG-13
Персонажи/Пейринги: ОМП-нуменорец
Что может знать королевский портретист? Временами Пазару казалось, что слишком много, даже если оставить в покое те небольшие семейные сцены, свидетелями которых он невольно становился. Пазар держал язык за зубами: сорвись хоть слово с губ, долго бы он остался при должности?.. или прожил. Смертная казнь – все более частый приговор, хотя Король воистину великодушен: заменяет плаху жертвенником. Высокая честь.
До религии Пазару не было дела; он был художником, и весь мир состоял для него из красок и света, а то, что не видел глаз, не заслуживало внимания. Но удушливый чад, повисший над городом, лишал его солнца, а временами ложился на полотна и портил цвета. Потому Пазар больше не писал на улице, а во дворце не открывались окна.
Зачем вообще выходить из дворца, если здесь – вся жизнь?
Высочайшая честь быть при дворе и величайшая опасность: здесь каждый мог вдруг лишиться всего. Никто не знал, что решит Король или Советник. Кроме Пазара. Пазар знал, всегда знал заранее, он видел это в лицах: и Короля, и Советника, и жертвы. Но использовал лишь для того, чтобы решить, предложить свои услуги или нет и взять ли оплату вперед.
Зачем вкладывать труд в портрет того, кого назавтра уберут с земли и из людской памяти?
Пазар мог видеть, кто останется.
Король не приближал к себе некрасивых. Что бы он ни говорил, ему ценна внешность. И не будь у советника столь прекрасного лица… Крамольная мысль.
Король не приближал к себе слишком красивых, он сам – и его королева – единственные светила здесь. Были: годы не миловали правителей, и те больше не приказывали писать себя.
И не были… ведь раньше светил было много. Тот же последний князь Западного края. Он сиял, так видел Пазар. И знал, что его изгонят, потому что тот пытался затмить Солнце, потому что его лицо было не таким, как у остальных. Чуть мягче черты, не такие тонкие губы, гладкий лоб, широко открытые глаза: чужак.
Именно поэтому Пазар так никогда и не предложил князю Андуниэ написать его портрет, пусть и хотел запечатлеть то удивительное, что подмечал в этом человеке: хорошая работа требует времени, а у советника Афанузира времени не оставалось. Пазар ошибся лишь в одном: князь задержался на пару месяцев дольше, да и только.
И постепенно все во дворце стали одинаковы, и писать их давно стало скучно, но все еще было необходимо: за это платили, а Пазар любил роскошную жизнь. Но наблюдательность его от скуки лишь усилилась.
Кто раньше него заметил, что у придворных не рождаются дети? Никто не просил его запечатлеть счастливое семейство.
Нет… просила. Пазар никогда не назвал ту даму по имени.
- Нарисуйте мне дочь, – дама откинула капюшон. Красивая женщина, пусть под глазами и легли тяжелые тени, и темные волосы тронула седина. А художник едва сумел скрыть изумление и просьбой, и персоной просительницы.
– Пусть будет, – глухо продолжила дама, – хотя бы портрет моей девочки. Я приду забрать.
У этой леди никогда не было детей, но она щедро заплатила вперед, и Пазар взялся за труд. Что-то тревожило его, и кисть казалась тяжелой. Он видел много хорошеньких девочек раньше, и не составило труда придать пухленькому лицу черты «матери» – а про отца женщина ничего не сказала, хотя художник и заметил золотое кольцо.
Спустя месяц Пазар с облегчением отдал небольшой портрет в золотой раме, и дама, впервые увидев лицо девочки, едва скрыла слезы. Уход ее был быстрым, оставив в комнате тяжелый запах.
Через четыре дня Пазару рассказали: женщина убила себя у того самого портрета. Больше на такие просьбы Пазар не соглашался, хотя они были: от женщин и реже от мужчин; но только не о просьбе написать живого ребенка. Как за пределами дворца, Пазар не знал, но сюда детей не приводили.
Некоторым взрослым тоже было не место здесь.
Пазар писал портрет четы, и запомнил их из-за женщины с таким взглядом, какой Пазар видел лишь однажды у старого Короля; она была не здесь и стремилась не сюда… Потому Пазар вовсе не удивился, когда их покои резко опустели. Пазар бы не заметил, если бы не наблюдал, чтобы подтвердить догадку. Портрет они не взяли с собой, да и прочих вещей тоже.
Последовав за Королем к западной гавани, Пазар, разумеется, ничего не сказал: если Король сам не заметил пропажи части подданных (и не только той четы, хотя все еще единиц), значит, так и должно быть.
Путь до Бессмертного берега оказался неожиданно легок. Пазар шел, не желая войны, и может быть, потому не застыл в ужасе под светом Белой горы, намного выше Минал-Тарик: нет, он бросился делать наброски, но как ни старался: не выходило.
С началом высадки пришлось прекратить попытки: а вскоре ему передали приказ Короля начать писать победу Нуменора.
- Мне нужно уйти выше и найти подходящее место, – сказал Пазар и ощутил облегчение, когда королевский глашатай позволил.
Пазар разместился выше на склоне и принялся наблюдать за войском, пытаясь продумать грядущий труд, пока подручный, давно уже слишком немолодой для подмастерья, расставлял холст, краски и кисти. Блеск металла заставлял щуриться, но ни единый звук не мешал, и Пазар всегда был зорким: даже отсюда он видел лица, тысячи тысяч лиц…
И все они были чужими, чуждыми здесь. Тяжесть ли лба, мрачный ли или испуганный взгляд, какие бы ни были губы, молодость или старость… все нуменорцы были чужеродны, как налепившиеся поверх камня листья, и Пазару подумалось: как легко убрать их всех, одним мазком. Ничего не стоит, и здесь – ничего даже не изменится.
Такое не напишешь.
- Разве один я вижу, что мы не к месту здесь? – вздохнул Пазар. – Торопиться ни к чему.
Подмастерье удивленно взглянул на него, но ничего не понял.
@темы: Третья отметка, БПВ: "Осенний заплыв"
-
-
06.11.2017 в 02:17Взгляд талантливого, но слабого человека... Отлично!
-
-
06.11.2017 в 09:21Ворронам очень горррько видеть такое подчеркнутое "я тут ни при чём, я всего лишь смотрю, всё вижу, но воздержусь".
Авторр не очень много показывает, больше рассказывает, как будто художник схватил читателя за рукав и излагает своё жизненное крредо, ворроны не знают, хотел ли автор добиться эффекта "не виноватый я, он сам пришёл", но впечатление отталкивающее.
Ворроны давно хотели спросить - откуда точно взялась информация, что у нуменорцев не рождались дети?
-
-
06.11.2017 в 20:50Ravens from the wasteland, спасибо.
Персонажа не так уж много занимает, на самом деле. И да, он мог бы многое сделать, на самом деле, но - зачем?
Это неположительный персонаж, и на самого себя художник не взглянул.
Позволю себе уточнить. Дети в Нуменоре рождались, косвенно об этом нам говорит дата рождения последнего ребенка Анариона, это за год до Низвержения, если верно помню. И он отмечен, как последний ребенок.
Кроме того, по хэдканону автора, и до того рождаемость падала: разгульный и вредный образ жизни нуменорцы не мог благотворно сказаться на способности к деторождению.
Ну а касательно данного текста: факт лишь в том, что детей нет во дворце, остальное рассуждения Пазара. Это позволяет мне не ставить гриф АУ.
-
-
07.11.2017 в 16:20-
-
07.11.2017 в 22:37-
-
07.11.2017 в 23:59автор ждал лопат и удивлен)
-
-
08.11.2017 в 21:25-
-
10.11.2017 в 01:05Дети в Нуменоре рождались, косвенно об этом нам говорит дата рождения последнего ребенка Анариона, это за год до Низвержения, если верно помню. И он отмечен, как последний ребенок.
Да, есть такая дата в хронологии. Из этого, кажется, и сделан вывод о вымирании Людей Короля — ни одного ребенка у них за целый год. По-моему, тут сыграло роль и "отравление" черной магией Саурона — бесплодие захваченных им земель (в описании, например, Мордора показано природное, но почему бы не человеческое) это частая тема у Толкина.
-
-
10.11.2017 в 01:28Автору спасибо!
-
-
10.11.2017 в 01:34-
-
10.11.2017 в 09:57сыграло роль и "отравление" черной магией Саурона — бесплодие захваченных им земель (в описании, например, Мордора показано природное, но почему бы не человеческое)
Рраз уж ворроны начали эту тему, всё-таки описанная территория находится возле действующего вулкана, и Толкин оговаррривается, что в Морррдоре есть и плодорродные земли врроде бы.
Скоррее можно прредположить, какие-нибудь теоррии, которрые связывали воздерржание от деторрождения с достижением бессмертия, а ребенок Анариона - последний рожденный в Нуменорре потомок веррных.
-
-
10.11.2017 в 12:56-
-
10.11.2017 в 23:54Berthe, Из этого, кажется, и сделан вывод о вымирании Людей Короля — ни одного ребенка у них за целый год.
Да, верно. Для себя я считаю убывание постепенным.
По-моему, тут сыграло роль и "отравление" черной магией Саурона — бесплодие захваченных им земель (в описании, например, Мордора показано природное, но почему бы не человеческое) это частая тема у Толкина.
Не исключено, с учетом, что Саурон, как мы знаем, был весьма заинтересован в гибели своего врага, нуменорцев; он работал на все фронты, думаю, чтобы ослабить их, в том числе и банальным убавлением.
Я же считаю, что рождаемость могла уменьшиться (дополнительно, кроме прямого влияния Саурона и/или Эру) по вполне "земным" причинам вроде нежелания потенциальных родителей, ненадлежащего образа жизни потенциальных родителей и так далее. Вырождение.
Еще есть упоминание, что нуменорцы, подобно эльфам, старались делать так, чтобы с ребенком в первые годы были оба родителя (Жена Моряка): может быть отсутствие детей в последний год достаточно связать уже просто с этой традицией
Ravens from the wasteland, воздерржание от деторрождения с достижением бессмертия
Нуменорцы, заботящиеся об Арде (не допустим перенаселения!) - это любопытно. Тему можно повертеть. Наследник бессмертному и правда не нужен.
Snow_berry, благодарю.
-
-
16.11.2017 в 19:02С уменьшением (если не исчезновением) детей в Нуменоре незадолго до конца согласна на все сто. Саурон вообще мог убедить - зачем бессмертным дети, еще потребуют "свою долю". И вообще у меня есть очень мрачная мысль, что родители могли даже в жертву детей приносить... Ну, кроме Верных, разумеется.
-
-
16.11.2017 в 21:47Автор думает, что такое бывало. Из Легенды Аданели складывается впечатление, я не найду сейчас точной фразы, что жертва, плата, - это что-то важное, ценное, это то, что тяжело отдать - и эта вера требовала постепенно все более и более тяжёлых. Вещи. Драгоценности. Жены, дети. С болью и отрывая от сердца, но ради высокой цели. Можно думать, что элендиль виновен,можно заблуждаться, а вот сокровенные, личные жертвы и есть главное средство уничтожения и падения.
"Геноцид" попавшихся элендилей мне кажется чем-то, что на поверхности и открыто, не так интимно, более массово, но вместе с тем - не самое страшное, если вообще можно сравнивать.
Благодаря дискуссии автор хочет текст на тему, но пока морально не готов.