...и без тормозов. Нас заносит!
Название: Королевский питомник
Задание: свободная тема
Размер: 2692 слова
Жанр/категория: джен, драма, общий
Рейтинг: PG (6+)
Персонажи: Финвэ, Феанаро, Нолофинвэ, Арафинвэ, Иримэ, Эарвен, НМП-нолдо, специфические аманские животные, упомянуты Турукано, Анайрэ.
Примечание: 1. В словаре квэнья есть слово eretildo — единорог; другие животные и названия для них придуманы автором фика. 2. Единороги в тексте в общем остаются единорогами, хотя некоторые мифологические свойства не сохранились, например, единорогов не приманивают девами; среброшерстная коза и златоптица представляют собой собирательные образы; прототипы златоптицы — феникс и жар-птица, хотя она не сгорает и не возрождается, в отличие от феникса, и не светится собственным светом, в отличие от жар-птицы; прототипами среброшерстной козы можно считать Амалфею, козу, вскормившую своим молоком Зевса, а также барана с золотой шкурой из мифа о Золотом руне, но сходство с обоими тут минимально. 3. Авторское имхо: эльдар не выращивали скотину на убой. Сельскохозяйственных животных держали для молока и шерсти (птицу, соответственно, ради перьев и яиц), но мясо и шкуры добывали только на охоте. 4. "Сильмариллион" Дж.Р.Р. Толкина существует на самом деле, остальные книги, выдержки из которых приведены в начале фика, полностью вымышлены.
"Ибо все живые создания, что есть или были в Арде, кроме только лиходейских тварей Мелькора, жили тогда в Амане; и было там много прочих существ, невиданных в Средиземье, — и которых теперь уж не будет в нем, ибо мир изменился".
"Сильмариллион", глава 5, перевод Н. Эстель
"Любое из животных, что бродят свободно на просторах Амана, может быть приручено. Однако процесс приручения всегда требует огромного терпения, почти всегда значительного времени и очень часто многих специальных знаний и навыков, поэтому с первых лет жизни в Амане эльдар, кроме одомашнивания вольных зверей, уделяли внимание также получению потомства от уже прирученных и быстро достигли заметных успехов на этом поприще.
В настоящее время очень многие домашние животные являются именно потомками прирученных, а не собственно прирученными. Это справедливо почти для всех коров и овец, а так же для большей части лошадей, собак и кошек. Детеныши, которые с рождения привыкают к присутствию эльдар, сравнительно легко находят общий язык со всеми. При этом связь между таким животным и тем эльда, которого оно признает как своего хозяина и друга, бывает столь же крепка, как при личном приручении".
Из предисловия к книге "О разведении животных", коллектив авторов
"Из всех животных Амана самыми трудными в приручении оказались специфические виды, обитающие в Лориене и его окрестностях. Много терпения и большая удача нужны уже для того, чтобы увидеть их без помощи валар, не говоря о более близком общении.
Тем не менее, они так прекрасны, удивительны и полезны, что мысль об их приручении с самого начала будоражила воображение многих эльдар.
Сам Финвэ Нолдоран объявил обширный участок леса к северо-западу от Тириона свободным от охоты и других применений, чтобы можно было попытаться там создать новый дом для нескольких видов лориенских животных. Некоторые из попыток увенчались успехом, и место это стало впоследствии называться Королевским питомником, или просто Питомником".
Из предисловия к книге "История Королевского питомника" автор Линталиндо Синквион
Единорог
— Приветствую тебя, мой король! И тебя, принц Феанаро, — сказал Линталиндо с изящным поклоном.
Глаза мальчика светились горячим нетерпением, и Линталиндо, заметив это, просиял. Радостно знать, что кто-то жаждет видеть плоды твоей работы столь же сильно, как сам ты жаждешь их показать. Пусть даже этому кому-то еще нет и трех лет Древ. Нет, особенно поэтому.
— Идемте же скорее! — в один голос произнесли Линталиндо и Феанаро, а король Финвэ улыбнулся, и печаль в его взгляде на мгновение стала почти незаметна.
Не тратя времени даром, Линталиндо повел своих гостей в глубь Питомника по тропам, едва приметным самому зоркому взгляду, но хорошо знакомым ему самому и его помощникам, по большей части, таким же ученикам валы Оромэ, как сам Линталиндо.
— Сколько цветов. Похоже на Лориен, — тихо сказал Феанаро.
— Да, — ответил Линталиндо, хотел добавить: "Очень красиво", но, посмотрев на мальчика, передумал и сказал другое: — Это для единорогов. Они едят только цветы, а пьют росу.
— Ясно, — кивнул Феанаро. — Мы должны вести себя очень тихо, да?
— Шуметь, конечно, не стоит, — сказал Линталиндо. — Но и красться нам нет нужды. То-то и радость, что единороги, которые живут здесь, не стремятся скрыться от эльдар. А жеребенок, который родился недавно, сам тянется ко всем. Увидишь, как он обрадуется тебе!
Маленький единорог, в самом деле, обрадовался юному эльда. А юный эльда был восхищен маленьким единорогом. Прекрасно было все: и белая шерсть, которая, казалось, сияет молочно-белым светом, и маленький, но явно острый прямой серебряный рог, и глаза — ярко синие, невероятно умные. И роста единорог как раз такого, чтобы им с Феанаро удобно было смотреть друг на друга.
— Как его зовут? — спросил Феанаро, не отводя взгляда.
— Мы называем его просто Эретилдо, потому что он первый единорог, который родился здесь, — ответил Линталиндо.
"Давай я лучше буду называть тебя Тиндо, только между нами, хорошо?" — подумал Феанаро, обращаясь к единорогу.
Единорог в ответ весело фыркнул.
Взрослые эльдар ничего не заметили. И уж конечно, они не знали, что с этого дня принц Феанаро и Эретилдо станут большими друзьями, а по сути, молодой единорог изберет себе хозяина по душе и начнет отдаляться от других эльдар, пока Феанаро, к тому времени уже юноша, не останется единственным, кого он еще подпускает к себе. А после, когда Феанаро, увлекшись другими делами, станет посещать Питомник все реже и реже, Эретилдо уйдет оттуда и, в конце концов, объявится в Лориене, где заживет среди своих вольных сородичей, избегая показываться на глаза Воплощенным.
Если бы Линталиндо мог предвидеть, что так случиться, он, быть может, попытался бы предотвратить это, и уж наверное, был бы очень огорчен. Но он не мог, а потому был безмятежно радостен, много и оживленно рассказывал о единорогах.
— Присутствие единорога дарит душе мир и спокойствие, — среди прочего сказал он. — Это можно почувствовать.
Феанаро замер, будто прислушиваясь к чему-то. Наконец, произнес:
— Не знаю про мир и спокойствие, но мне очень редко бывает так хорошо.
Линталиндо улыбнулся. Глаза Финвэ странно блеснули, и он быстро отвернулся, чтобы справиться с собой.
— А еще говорят, тот, кто попьет воды из озера, в котором купался единорог, исполнится мудрости.
— И тут есть такое озеро? — спросил Феанаро.
— Есть, — ответил Линталиндо.
— И ты пил из него? — спросил Феанаро.
— Да, пил, — признался Линталиндо.
— Тогда как ты можешь знать, что все, что ты сделал, здесь и вообще, это правда ты, а не просто вода из озера? — спросил Феанаро, глядя на взрослого эльда испытующе и даже как будто разочарованно.
Линталиндо, не ожидавший такой реакции, растерялся.
— Я стал работать над этим питомником и сам приручил первых здешних животных, задолго до того как попил из озера, — начал Линталиндо, почувствовал, что оправдывается и, к тому же, говорит все не то, и замолчал.
К счастью, тут ему на помощь пришел король Финвэ, уже вполне овладевший собой.
— Мудрость — это не то же самое, что мастерство или знание, мой дорогой, — ласково улыбаясь сыну, сказал он.
— А в чем разница? — тут же спросил Феанаро.
— Знания и мастерство дают понимание, как сделать что-то или достичь какой-то цели. А мудрость подсказывает, как поступить правильно.
Феанаро задумался на мгновение.
— Все равно никогда не буду пить из этого озера, — сказал он.
— Хорошо, не хочешь — не будешь, — ответил Финвэ.
— И ты не пей! — добавил Феанаро. — Ты и так самый мудрый, это все знают. Не пей, ладно?
— И я не стану, — пообещал Финвэ.
Среброшерстная коза
Заливистый смех Иримэ Нолофинвэ услышал, еще не успев войти в гостиную. А когда вошел, увидел, что сестра хохочет, забравшись с ногами на подоконник, а вокруг скачет, игриво пытаясь достать ее, маленькая козочка с блестящей серебряной шерстью, еще совсем козленок.
— Я и не знала, что козы — это так весело, — сказала Иримэ, заметив брата. — Даже веселее, чем белки. Помнишь, у меня была в детстве?
— Как же, помню, — улыбнулся Нолофинвэ.
Он наклонился, легко поймал козочку на руки и сел с ней на кушетку. Она сперва хотела спрыгнуть, но потом передумала, вместо этого растянулась у него на коленях, как делают собаки.
— Заскакивала в окно, садилась мне на плечо, а я угощала ее миндалем с сахаром и гладила, — продолжала тем временем Иримэ. — Потом она принималась прыгать по комнате, перебирать вещи на столе и, напоследок покачавшись на люстре, убегала в сад до следующего раза.
— Когда тебя не было рядом, белка приставала к другим домашним и была очень настойчива, — сказал Нолофинвэ. — Как-то я зашел, а отец как раз отправлялся на поиски засахаренного миндаля. С твоей белкой на голове. Увидев меня, он сказал: "Ох, кажется, я не обращал на нее внимания слишком долго".
Иримэ рассмеялась.
— Надо же, мне он такого не рассказывал!
— С моей козой было проще, — сказал Нолофинвэ и тут же задумчиво добавил: — Хотя, может, она и пыталась забодать кого из членов Совета, просто я об этом ничего не знаю.
— Ой, у тебя же была коза, да, — припомнила Иримэ. — Среброшерстная, как эта?
— Только большая, — ответил Нолофинвэ. — В смысле, когда мы с ней познакомились, она была достаточно большой, чтобы я мог при желании прокатиться на ней верхом. И я катался, по крайней мере, несколько раз. А еще я пробовал грызть ее рога, — признался он в порыве ностальгии. — Только, тсс, не рассказывай никому.
Иримэ прыснула.
— Ладно, не расскажу, — согласилась она. — Это будет наш секрет. Все думают, что это молоко среброшерстной козы укрепляет тело и дарит твердость духа, а на деле рога надо погрызть.
— Лалвендэ! — воскликнул Нолофинвэ.
Иримэ опять рассмеялась.
— Так было бы даже понятнее, — заметила она, отсмеявшись. — Что с того, что коза твоя, что она сама пришла за тобой из Питомника, когда родители водили туда маленького тебя, ведь молоко ее все равно пил не ты один? А недюжинной силой из всех только ты отличаешься.
— Никогда не думал об этом, — сказал Нолофинвэ. — Но с такими животными, каких разводят в Питомнике, много непонятного. Вроде бы, они привыкают ко всем эльдар без разбора, тянутся к ним, и их свойства работают для всех, но потом они находят себе одного хозяина, если находят, конечно, и что-то неуловимо меняется. Так, во всяком случае, говорит Линталиндо. А вообще я любил Алтэ не за ее молоко. Она была хорошим другом. Теперь вот история повторилась, и у Турукано тоже будет своя коза. Интересно, как он ее назовет...
— Посоветуй ему погрызть рога, не забудь! — сказала Иримэ и подмигнула брату.
— Лалья, перестань! — снова воскликнул Нолофинвэ.
Вот ведь давно уже взрослая девушка, а ведет себя, как дитя.
— Все-все, больше не буду говорить об этом! — примирительно сказала она.
— А кстати, где Турукано? — спросил Нолофинвэ.
— Наигрался и уснул, — ответила Иримэ. — Анайрэ решила отдохнуть вместе с ним. А мы с козой остались, у нас сил больше, — улыбнулась Иримэ. — Хотя, по-моему, она тоже уже засыпает.
Козочка, в самом деле, дремала на коленях у Нолофинвэ, пока он рассеянно перебирал ее серебряную шерстку.
— Думаю, им с Турукано будет не скучно вместе, — сказал Нолофинвэ. — Да и молоко, в самом деле, полезно. Хотя некоторые и говорят, что ни настоящей дружбы, ни настоящей пользы не может быть, если эльда сам не поймал и не приручил своего питомца.
— Некоторые? — чуть приподняла брови Иримэ. — Уж не наш ли дорогой Феанаро успел высказаться? Он и в козах разбирается?
— Он во всем разбирается, — ответил Нолофинвэ. — Или думает, что разбирается.
— Ерунда это все, — вздохнула Иримэ.
— Я так и сказал, — кивнул Нолофинвэ. — Ну, то есть, не совсем так, — он криво усмехнулся. — Еще я мог бы напомнить, что у него самого в детстве был друг из Питомника.
— Почему же не напомнил? — спросила Иримэ.
— Это мне рассказывал отец, а не Феанаро, так что вроде бы и знать мне такого не полагается. К тому же, он тогда наверняка возразил бы, что, по крайней мере, это была не коза.
Козочка подняла голову и посмотрела на Нолофинвэ, словно спрашивая: "А разве плохо быть козой?". Нолофинвэ чмокнул ее в морду, что должно было означать: "Нет, конечно, не плохо. Спи". Козочка поняла его правильно и тут же опять задремала.
— Значит, теперь вы в ссоре из-за козы? — спросила Иримэ.
— Что ты. Мы никогда не ссоримся, мы расходимся во мнениях, — поправил ее Нолофинвэ. — Но надеюсь, слух об этом разговоре не дойдет до отца. Он может расстроиться, что двое взрослых разумных эльдар способны сильно разойтись во мнениях по поводу козы.
— Двое взрослых разумных эльдар, если это ты и Феанаро, способны разойтись во мнениях по любому поводу, — усмехнулась Иримэ. — Можно уже привыкнуть.
Златоптица
Яблоки и пшеница. С этого начинался каждый новый день Арафинвэ, короля нолдор. Он мелко резал яблоки и смешивал их с зерном, а потом засыпал все это в кормушку; наполнял поилку свежей родниковой водой и несколько мгновений ждал: может быть, Липтэ сама заинтересуется угощением? Когда этого, как обычно, не происходило, зачерпывал горсть из кормушки, протягивал на раскрытой ладони. Уговаривал:
— Давай же, хорошая моя, поешь. Ты всегда любила эту еду.
Златоптица печально глядела на него и словно раздумывала, стоит ли в очередной раз прислушаться к его словам, потом неохотно начинала клевать.
Пшеница и яблоки действительно были той пищей, которую она любила. Вернее сказать, они были тем, что всегда ели все златоптицы. Вот только обычно в кормушку засыпали одно зерно, а яблоки Липтэ брала прямо с веток, благо, в саду дворца были посажены деревья разных видов, и плоды их никогда не переводились.
Но теперь у Липтэ не стало сил, чтобы самой заботиться о пропитании. Даже пищу с ладони она брала с трудом и, быстро устав, прятала голову под крыло.
После этого Арафинвэ легонько гладил ее по золотистому оперению, подбирал выпавшие перышки, если они находились — а находились они слишком часто, — и шел заниматься делами. Дел у него всегда было больше, чем мог вместить в себя день. Но вечером, прежде чем в изнеможении шагнуть на Дорогу Грез, он обязательно снова навещал Липтэ.
Эта птица, как и почти все, чем оказалась теперь наполнена жизнь Арафинвэ, раньше принадлежала его отцу, королю Финвэ. Потом, когда Финвэ покинул Тирион, о ней заботился Нолофинвэ. Он тоже иногда кормил ее с руки, но в ту пору это была ласка, а не необходимость.
Арафинвэ не раз, навещая брата, видел, как тот гладил Липтэ и говорил:
— Я знаю, тебе тоже его не хватает.
Липтэ в ответ издавала звонкие трели и иногда даже роняла слезы на руки Нолофинвэ.
Песни златоптиц проясняли разум во времена усталости и сомнений, а их слезы помогали поддерживать бодрость духа в дни несчастий. За что их иногда еще называли птицами Ниенны, хотя жили они в основном в Лориене.
А Липтэ жила в саду дворца короля нолдор. Уже долгое время она не пела и даже не плакала. Арафинвэ был тем, кто старался поддержать бодрость ее духа в несчастии, а не наоборот. Он и петь для нее пробовал, но не помогло.
Не выходило даже понять, отчего тоскует птица. Почувствовала ли она смерть Финвэ, к которому была привязана много лет? Или, может быть, ей не хватает Нолофинвэ, к которому она привязалась в последнее время? А возможно, Липтэ просто жизнь не мила без света Древ, к которому она привыкла? Даже многие эльдар болели без света, что уж говорить о птицах.
Только в одном Арафинвэ был уверен точно — срок жизни Липтэ еще не прошел. Златоптицы были одним из самых долгоживущих видов Амана. Они могли прожить больше пяти сотен лет Древ. По словам валар, конечно, ведь ни один эльда еще не жил достаточно долго, чтобы убедиться. Но Арафинвэ вполне доверял мнению валар и точно помнил, когда вылупилась из яйца эта златоптица.
В конце концов, это был день и его появления на свет тоже, и именно на праздник его имянаречения Линталиндо, глава Питомника, принес тогда еще совсем небольшую птичку во дворец. А уж она сама пожелала остаться, и в детстве Арафинвэ часто слышал от отца:
— Это твоя птичка, сынок. Твоя. Вы с ней родились в один день и даже похожи.
Арафинвэ все хотел спросить, чем же они так похожи, но так и не собрался. А на счет того, кто ее хозяин, у Липтэ было свое мнение. К Арафинвэ она относилась точно так же, как ко всем другим домашним и гостям короля, явно выделяя лишь самого Финвэ.
Только вот теперь Липтэ с Арафинвэ остались вдвоем, и его не покидало стойкое ощущение, которое он даже про себя не хотел называть предчувствием, что если птица погибнет, то и все другие его усилия пойдут прахом. Но он мало что мог сделать, чтобы она выжила: кормить ее, говорить с ней... вот, пожалуй, и все.
— Я приду завтра, — говорил он, уходя.
Липтэ подставляла голову под прощальную ласку, но не издавала ни единого звука.
А Арафинвэ шел по пустым в этот час и теперь всегда освещенным только звездным светом коридорам дворца, приходил в свою спальню, ложился рядом с женой, обнимал ее, вдыхал запах ее волос, и ему уже становилось лучше. Ее присутствие — само по себе почти невозможное чудо, дар судьбы. Разве может он хоть в чем-нибудь потерпеть неудачу, если она рядом?
Однажды, словно в ответ на его мысли, Эарвен шепнула сквозь сон:
— Я знаю, все получится. Однажды все будет хорошо.
Она тут же крепко уснула, так что он не успел расспросить ее, почему ей на ум пришли эти слова, а после Эарвен не помнила этого и сама.
Но именно в ту ночь Арафинвэ приснился Тирион... не тот темный, тихий, печальный и почти пустой город, каким он был теперь... другой... сияющий в свете плывущей по небу золотой ладьи... живой, звенящий голосами эльдар и шумом открытых мастерских... красивый, сильный город... и над этим городом летела песнь Липтэ... и сама Липтэ, тоже красивая и сильная, с перьями, горящими на свету, словно золотой огонь, сидела на ветке старой яблони, той самой, что ближе всех к окну кабинета...
Этот сон принес душе Арафинвэ неожиданное успокоение, и следующим утром, снова давая Липтэ пшеницу и яблоки, он сказал ей:
— А знаешь, у нас еще будут дни радости, и тогда ты споешь мне.
И Липтэ вдруг уронила на его ладонь слезинку, и из ее горла, будто бы преодолев преграду, вырвалась трель, очень тихая, но очень чистая. Первая за долгое-долгое время. Тогда Арафинвэ, король нолдор, рассмеялся, тоже в первый раз за долгое время.
До появления Новых Светил оставалось еще почти полгода Древ.
Название: Модель Прозерпины
Задание: свободная тема
Размер: 2778 слов
Жанр/категория: гет, джен
Рейтинг: PG
Персонажи/Пейринги: спойлер!НМП/Ниэнна, Намо
Предупреждения: 1. Глобальное АУ в вопросе мироустройства. 2. Черновики, письма, логические умозаключения на основе изданных текстов и другие дополнительные материалы намеренно не учитываются. 3. Может быть ООС.
Omnia vincit amor
Первым заметил это Намо — смутное ощущение нестабильности, беззащитности и легкой тревоги. Мир выглядел как обычно, но были места, небольшие участки, где он на какое-то время словно выцветал и шел волнами. Намо поймал это чувство не сразу; поймав, долго не мог распознать; когда оно, наконец, разложилось на элементы, и он понял, что беда в самой ткани вселенной, оставалось только определить точку, где случится разрыв. Такого здесь раньше не бывало — но это не значит, что Намо никогда не допускал даже возможности. Допускал, знал, что когда-нибудь это произойдет, ожидал, но не видел, где, когда, как и почему — и поэтому поначалу он растерялся.
— В одной из пещер на крайнем западе, — сказал Вайрэ, взглянув на полотно. Только что вытканный участок просвечивал, как будто нити там легли реже. — Надо предупредить Манвэ. Я с тобой.
Намо не стал возражать, и они отправились, по словам Вайрэ, «посмотреть на вторженца». Манвэ уже стоял в глубине пещеры, где стены и своды образовывали просторный зал, и трогал рукой трещину, похожую на темный провал. Когда Намо и Вайрэ подошли ближе, трещина уже расширилась настолько, что можно было просунуть голову. Вайрэ заглянула внутрь.
— Ниэнну сюда не надо бы, — сказала она задумчиво. — Тулкаса можно. Йаванну…
— Это опасно? — обеспокоено спросил Манвэ, а Намо, резко вскинув на супругу взгляд, проговорил:
— Что? Он…
Но даже валар порой бессильны, и некоторые вещи неподвластны их воле. Ниэнна сама уже чувствовала странное, томительное беспокойство, которое с каждым днем становилось только сильнее — и которое привело ее сегодня к пещере. Она возникла у входа в зал в тот самый миг, когда из трещины появились первые золотистого цвета отблески, вгляделась туда, ахнула — а дальше случилось то, чего ожидал только Намо, хотя в этой точке будущее всегда представлялось ему очень нечетко.
Человек или эльф в момент сильного душевного потрясения может потерять сознание. Айнур, которые и есть прежде всего чистое сознание, на такое не способны, поэтому они в подобной ситуации теряют тело. Так и Ниэнна — едва завидев лучи золотисто-огненного шара, которые выглядывали из проема, она всплеснула руками, издала сдавленный возглас и, развеяв тело тысячей туманных брызг, взмыла к потолку пещеры. Плащ лужей ртути растекся по земле. К серому облаку ее фэа присоединился, вылетев из трещины, огненный шар.
Намо спрятал лицо в ладонях и пробормотал:
— Сияющий.
Сияющим звали бы пришельца, живи он в Арде; Намо справедливо и точно перевел его имя с языка, на котором общались айнур между собой — если их способ обмениваться мыслями вообще можно обозначить как язык. На языке, к которому привык Сияющий, его имя изображалось сложными изгибами и кольцами двух хвостов… но не будем забегать вперед.
Намо знал Сияющего еще в Чертогах, еще до первого хора. Из них троих ближе всего ему была сестра. Намо ожидал, что и петь они будут — вместе, и бок о бок спустятся в новый мир, но в хоре его голоса не было слышно. Не то по структуре, не то по внутренней сути Сияющий не вписывался в их пение и не подходил миру, как и мир не подходил ему; без Ниэнны же мир не появился бы. Теперь, когда голос ее, переплетенный с голосами братьев, оказался встроен в материю Арды, она решила закончить начатое и, пообещав себе и Сияющему дождаться второго хора, спустилась на Арду — одна.
Мысль, которая давно уже не давала Намо покоя, идея, в которой он был уверен, то, что он всегда знал, но доказать не мог, хотя извне ему приходили видения-вести, — эта мысль теперь окончательно подтвердилась: другие айнур спели другие миры.
Инопланетный облик героев — это всего лишь условная маска,
под которой скрывается очередной землянин.
Г. Елисеев, «Облик овечий, ум человечий»
под которой скрывается очередной землянин.
Г. Елисеев, «Облик овечий, ум человечий»
— Ты собираешься как-нибудь это решать? — спросила Природная и для верности сделала широкий круговой взмах рукой. Вопрос этот она задавала уже который год, дела лучше не становились, ответа все не было, но Сияющий переспросил — ритуала ради:
— Это?
— Плодородие, — вздохнула она. — Посмотри: нигде и ничего не растет. На полюсах холодает, на экваторе засуха, посередине дожди, и так много лет.
Сияющий об этом знал, знал уже давно, с самого начала понимал, что так получится — но помочь ничем не мог: в мире, где божество плодородия лишено супруги, бесполезно надеяться на хорошие урожаи. Первые несколько эпох их мир держался на изначальном импульсе, но с ходом времени, когда он затух, Сияющий оказался должен поддерживать и работу светила, и плодородие. Природная и другие собратья-айнур занимались своими областями и способны были только смягчить, но не решить проблему. Тем временем с каждым годом ситуация становилась только хуже, и все упиралось в одно — Сияющему нужна супруга.
— После второго хора, — в очередной раз ответил Сияющий и посмотрел вниз: на желто-сером поле, среди сухих колосьев, валялся вырезанный из дерева идол — его изображение. Такие же маленькие Сияющие были разбросаны по всему миру: мокли под дождями, покрывались ледяной коркой, засыпались песком и трескались от солнца. «Пусть он почувствует, каково нам», — говорили жители. Сияющий, действительно, чувствовал — сперва неловкость, затем смущение, стыд и бессилие.
— После второго хора будет поздно. Нужно сейчас, — сказала Природная. — Я понимаю, но…
— Я же не могу взять супругу отсюда, когда у меня…
— Именно, — кивнула она. — Поэтому: оттуда.
— Вот так я у вас и оказался, — закончил Сияющий.
Малый круг судеб, закрытый от посторонних глаз и ушей, собрался здесь же, в пещере, возле затянувшейся уже дымной поволокой трещины. Валар, чтобы не смущать гостя и не вынуждать его принимать незнакомый облик, тоже скинули тела, и теперь в воздухе парили, переливаясь, разноцветные пятна.
Намо встрепенулся.
— Ты рассказал, почему, но не рассказал, как! Как ты открыл проход? Что ты для этого сделал?
— Точно не знаю, — смущенно ответил Сияющий. — Показалось, что в этом месте — откроется. Я… как бы выразиться… надавил, стена прогнулась, и я попал к вам.
Все понимающе закивали: любовь, явление непознаваемое, способна и не на такие чудеса. Важнее другое: Ниэнна должна быть с мужем — но Арда не продержится долго без Ниэнны. Сама она знала об этом, и одна решиться не могла.
— Почему? — спросила Йаванна. — Что у нас рухнет, если Ниэнны не будет?
— Все, — сказал Манвэ грустно, и, видя, что она сомневается, пустился в объяснения: — Мы отвечаем за разные вещи. Кто-то, как я, например, или ты, владеет стихиями. Наши Феантури, связаны с серьезными философскими вопросами: Намо — жизнь и смерть, Ирмо…
— …материализм и идеализм, — вступил Намо, — то есть реальность и вымысел. А Ниэнна — добро и зло, а если смотреть не так широко, то милосердие. Но дело не только в этом. Представь себе мозаику, Йаванна. Ты ведь наверняка видела мозаики, которые собирает твой супруг? Если в мозаике не хватает частицы, то она выглядит некрасиво, как будто картина не дописана или ткань порвана. Так и мы — если кто-то из нас уйдет навсегда, то наш мир будет неполон.
— Мой мир теперь неполон? — испугался Сияющий. — Как же я не подумал!
— Ненадолго — не так опасно. Поэтому в нашем случае я предлагаю попробовать модель Прозерпины.
— Что? — спросил Аулэ. — Модель…
— Прозерпины, Персефоны… ах, не важно. Смысл в том, что часть времени Ниэнна проводит там, а часть — здесь, причем мы должны рассчитать время, за которое у нас не начнется непоправимое.
— Эксперимент. Отправляем ее туда ненадолго и смотрим, что получится. Я согласен. Вайрэ сможет определить примерный срок?
Намо предпочел бы мысленный эксперимент реальному, но начинать его было бы уже поздно, поэтому возражать он не стал.
— Кажется, нужно еще синхронизировать, — неуверенно сказала Вайрэ, — чтобы время у нас и там текло одинаково. Иначе, знаете… бывает…
Уловив в ее словах слабую растерянность, а в голосах других — непонимание, Намо пообещал себе, когда все закончится, организовать семинар по внемировой мифологии. Он даже знал эльфов, которые бы заинтересовались — а уж из айнур никому не будет лишним. Сейчас, конечно, думать об этом было рано: сначала нужно пережить период без Ниэнны. Что виделось ему впереди, он рассказывать не стал: зря пугать собратьев не хотелось, Манвэ и так уже бледен до прозрачности — тоже заглянул. Невысказанные же пророчества слабее облеченных в слова и могут не сбыться или сбыться иначе. Вайрэ тем временем снова подала голос:
— Три года по часам Солнца. Не дольше. Справитесь?
— Справимся, — отозвалась Ниэнна, и это были первые ее слова, сказанные с начала совета. Все, что говорилось раньше, совпадало с ее мыслями; все, что она чувствовала сама, можно было прочитать без слов.
— Это, конечно, невероятно мало, но за больший срок я не ручаюсь. Если все согласны, то я — к станку, и можно начинать.
Сказав это, Вайрэ вспыхнула темно-синим и исчезла.
Из дальнего угла чертогов Вайрэ, оттуда, где стены терялись в мглистой дымке, и непонятно было — большое окно там или уже пустота, — протянулись серебристые нити. Вайрэ поймала их, огладила, натянула и прикрепила к узкому, совсем простому, без резьбы и украшений, отдельно стоящему станку.
Поскольку богиня плодородия сама должна быть плодовитой,
Диане необходимо было иметь партнера-мужчину.
Если доверять свидетельству Сервия, спутником ее был тот самый Вирбий,
представителем — или, скорее, воплощением — которого был Царь Леса в Неми.
Целью их союза было способствовать плодородию земли, животных и людей.
Д. Фрэзер, «Золотая ветвь»
Диане необходимо было иметь партнера-мужчину.
Если доверять свидетельству Сервия, спутником ее был тот самый Вирбий,
представителем — или, скорее, воплощением — которого был Царь Леса в Неми.
Целью их союза было способствовать плодородию земли, животных и людей.
Д. Фрэзер, «Золотая ветвь»
Что бы ни думали на этот счет смертные, айнур не всемогущи и не всезнающи, и для них — каждого из них — есть некие непознанные еще или в принципе непознаваемые области, будь то чувства, телесные ощущения, мысли, восприятие пространства или времени. Ниэнна давно привыкла к идее, что для нее такой областью, по крайней мере, пока она в Арде, то есть до второго хора, будет ощущение той близости, которую ее родичи называли супружеской. Да, она наблюдала, как братья общаются с женами, и сознавала, что взаимодействие это имеет иную природу, чем брачный союз эльфов или людей, — но одно дело воспринимать нечто со стороны, а другое — испытать самой.
Сияющий приблизился, она вздрогнула, лучи их фэар наложились друг на друга, цвета смешались, потоки света слились. Сторонний зритель, будь он способен наблюдать за высшими сферами, мог бы отметить, как в такт пульсируют их ядра, как подстраиваются друг под друга интервалы, как из двух разных рождается единое третье — похожее и на нее, и на него, и в то же время отдельное — и как от их соединения расходится широкими мощными волнами энергия.
Волна прошла по миру, пропитывая слой за слоем землю, омывая деревья и растворяясь в морях. И хлынул дождь. И засветило солнце. И запели птицы.
На Арде тем временем дела шли не так благополучно. Поначалу, сразу после ухода Ниэнны, признаки еще не проявились, но постепенно даже люди стали замечать неладное. Наместник Гондора, молодой еще в политическом смысле человек — его партия победила на выборах год назад, и всего год он занимал кресло наместника, — подавил желание открутить голову секретарю, который никак не мог навести в бумагах порядок, и принялся перечитывать донесения из нижнего города. Говорили они о бессмысленных убийствах и жестоких стычках, которых за последние месяцы стало неожиданно больше. Наместник связывал это с бесконечной войной между кланами Восточного Руна и наплывом беженцев из приграничных районов.
Вождь свободных народов Восточного Руна подавить в себе подобного желания не сумел, и вестник, вопреки старинной мудрости, поплатился жизнью.
Когда Намо обнаружил у себя порыв наградить особенно надоевшего эльфа при возрождении тем телом, в котором тот умер, то есть без ноги и с перерезанным горлом, он понял, что приближается тот срок, когда сестра должна вернуться — и, значит, за Ардой стоит наблюдать более пристально. Проходя мимо садов Йаванны, он увидел, как один из ее майяр, спокойный и безобидный с виду, остервенело кромсает ножницами куст сирени. Вайрэ, печальная, будто на себя взяла обязанность скорбеть над миром, подтвердила, что три года почти прошли, и посетовала, что на Арде разгораются одна за другой большие войны.
— Потерпим, — сказал Намо. — До серьезного, надеюсь, не дойдет.
В положенный срок Ниэнна не вернулась.
— Бросила нас, — раздраженно проговорила Йаванна, когда валар, хоть и нехотя, стеклись на круг судеб. — Я так и знала, что бросит, — и тут же, опомнившись, удивленно добавила: — Что это со мной? Да что же с нами всеми?
Аулэ отвернулся и сжал кулаки. Манвэ, вытянув шею — в этот раз они не расстались с телами, — словно через силу объяснил:
— Тот эффект, о котором предупреждал Намо. Если очень, очень условно и кратко, то нет Ниэнны — все злятся. Но это, повторяю, крайне схематично. Я не знаю, что у них случилось, но не думаю, что она специально там осталась или забыла. Но они не открывают проход, и значит, мы сами должны это сделать.
— Может, еще немного подождать? — спросила Йаванна.
— Какое «ждать»! — не выдержал Аулэ. — Ты видела, что там творится? Нет? Так я тебе расскажу: битва битв и второй хор у нас на носу! Сейчас люди друг друга поубивают, разнесут планету, никакого Мелькора не надо — сами справятся.
— Тихо, — поморщился Манвэ. — Не надо. Идем в пещеру и пытаемся открыть проход, все вместе, да, и Эстэ тоже. Я очень прошу — нет, я приказываю. Пожалуйста.
Когда минуло три года, Ниэнна с Сияющим, вернувшись каждый снова в свой привычный для айнур вид, со слезами попрощались и приложились к той точке на стене пещеры, от которой раньше тянулся проход в Арду. Ни зыбкого покачивания, ни дуновения ветра, ни внезапно сместившегося камня — ничего из того, что в свое время почувствовал Сияющий, они не ощутили. Мир не желал отпускать Ниэнну, а Арда не спешила открывать перед блудной валиэ двери. Сил одного Сияющего же теперь было недостаточно — пустив их в нужное русло, пролившись дождем и распылившись светом, он не мог больше тратить их на постороннее.
— Сложно, — покачал головой Текущий — здесь он отвечал за воду и за время. — Может получиться, только если мы и айнур оттуда попробуем пробить стену одновременно. Вероятность маленькая, но есть.
— Я не буду больше работать с этим лентяем! — сказал Аулэ, отстранившись от стены. — Он ничего не делает. Он даже не пытается. Он…
— Это просто кто-то не так направляет силы, — парировал Ирмо.
— Это просто без Ниэнны — ничего и не получится! — взорвалась Йаванна. — Все бесполезно! Лучше посмотрите на Арду: надо, наконец, что-то решать. Пока мы здесь сидим, люди, того и гляди, уничтожат мир. Я же чувствую, как эти… машины… — она содрогнулась. — Манвэ, ты говорил с Отцом?
— Он знает, — сказал Манвэ.
Огромная механическая катапульта — подобное оружие до сих пор называли катапультами, — стоявшая в степи на восточном рубеже Гондора, развернулась в сторону столицы Руна. Навстречу ей, невидимый издалека, поднялся ствол такой же катапульты — и в этот же момент, за тысячи мыслей оттуда, уже за пределами Арды, подалась, сделавшись вязкой, как кисель, и растворилась стена пещеры. В проем ворвался свежий ветер, капли дождя и золотые лепестки цветов, а следом появились, выпали, как из внезапно открывшейся двери, растрепанные, взъерошенные, размягченные и бесконечно счастливые — оба.
Наместник Гондора, человек не военный и по характеру не жестокий, опомнился, отдернул руку от золоченого ларца, в котором хранился механизм, управлявший катапультами, и потянулся к рабочему палантиру. Он всегда считал, что переговоры действеннее войны — а помутнение последних месяцев списал на усталость.
Вождь свободных народов Восточного Руна вздрогнул, зевнул и махнул рукой, отменяя приказ.
Здесь властвуешь не ты, а Прозерпина.
О. Мандельштам
О. Мандельштам
Едва лишь Ниэнна оказалась по эту сторону прохода, Намо почувствовал, как из него по капле вытекает злость, сменяясь радостно-тихим умиротворением, и, заглянув вглубь, увидел, что будущее перестало колебаться. Оставалось признать эксперимент в целом удачным и понять, что и как можно изменить, чтобы снова не привести мир на порог катастрофы.
Из веера возможностей, который всегда раскрывался перед ним в точках выбора, Намо выбрал несколько реальных. Во-первых, можно поменяться: в тот раз они не успели сообразить, но теперь Ниэнна знает, какие айнур ушли в тот мир — и за что они отвечают. Если, допустим, Ниэнну отправить к ним, а сюда взять того, кто похож на нее… или наоборот, принять сюда Сияющего…
— Очень плохая идея, — сказал Ирмо. — Сам знаешь, что мы и они, и другие, если кто-то еще спел для себя мир, — все айнур расчертили реальность по-разному. Посмотри, у нас отдельно время и отдельно вода, а у них вместе, зато разделены земля и плодородие. Переместим одного — пропадет что-то еще.
Во-вторых, можно было оставить все как есть, но отпускать Ниэнну на более короткий срок, допустим, на полгода по солнечному циклу — классическая модель Прозерпины.
Глядя, как гаснут лучи Сияющего и как темнеет Ниэнна, Намо пожалел, что предложил это.
— Можно поиграть со временем, — сказала Вайрэ. — Вмешаться в поток с двух сторон и сделать так, что, когда Ниэнна здесь, у них проходит мало времени, а у нас — много; и наоборот. Тогда ни мы, ни они не расстанемся с ней надолго, и у них будет плодородие, а у нас… тоже все, что нужно.
— Это не повредит? — спросил Манвэ, а Йаванна, подавшись вперед, воскликнула:
— Но Ниэнна! Ей же придется ждать вдвойне! Пробыть здесь в два раза дольше, чем мы все!
— Ничего, — сказала Ниэнна, — это не страшно. Это даже хорошо, я могу, я готова. Ждать второго хора было сложнее — и мы ведь айнур, время для нас мало значит… Я… — она замолчала и, помедлив, обратилась к Вайрэ: — Думаю, Текущий согласится.
Сияющий снова вспыхнул, и Ниэнна окрасилась в его цвета.
Из пучка нитей, привязанных к длинному, узкому, безыскусно выполненному станку в дальнем зале Чертогов, Вайрэ выбрала одну и, дернув за нее, почувствовала, как слабеет напряжение — Текущий отпускал другой конец. Через установленные три года она вернется сюда и распустит узел на второй нити; а Текущий, со своей стороны, через неделю уже прочно закрепит ее на дереве.
Вождь свободных народов Восточного Руна покинул зал, где только что заключил с королем Гондора, Элдарионом Двенадцатым, мирный договор.
Ниэнна отвернулась от окна. Там, как и прежде, разливалась вечная ночь, а дальше, на том краю великой пустоты, начинался иной, по-своему прекрасный, мир.
Тень битвы битв, съежившись, отступила и спряталась, готовая в нужный момент — вернуться.
Конец.
Бонус: квест для читателей
Седьмая подсказка:
Последнее, что осталось сказать о нашем герое, это крохотный факт: был он бессмертен, но растратил свою вечность впустую, вложив силы, куда не следовало. Закономерным итогом этого стало его поражение.
Напоминаем, что победителем станет тот, кто первым даст верный ответ в комментариях. От каждого игрока принимается только один вариант. Анонимные ответы запрещены. Ответы от профилей команд запрещены. Победителя мы объявим в итоговом посте.
@темы: БПВ-3, Воинство Без шаблонов, Этап VII: Свободная тема
-
-
21.12.2014 в 16:58Каждый вскрытый стул прибавляет нам шансы. (с)Не Саурон?
-
-
21.12.2014 в 17:11-
-
21.12.2014 в 22:17Спасибо за Арафинвэ!
Модель Прозерпины
...А за Айнур какая невыразимая благодарность! Вот уж вечер удался так удался! )
-
-
21.12.2014 в 23:59Автор "Модели Прозерпины"
-
-
22.12.2014 в 12:02Оно потрясающее от первого слова и до последнего. От Феанора, предающего своего единорога и не желающего мудрости (ах, как это для него характерно - никаких озер, все сам, только сам!) и до Арафинвэ, пытающегося даже не раны залечить, а на пепелище сад вырастить... И посередине - чудесные Нолофинвэ с сестрой, милые и счастливые.
Добавили мне, понимаете, хэдканона, куда мне теперь единорогов девать из головы?
Спасибо!
Модель Прозерпины
Чудесный, чудесный рассказ, и за Ниэнну как радостно!)))
-
-
22.12.2014 в 12:43Автор "Модели Прозерпины".
-
-
22.12.2014 в 13:11"Модель Прозерпины" супер
-
-
22.12.2014 в 13:45Предупреждение, что черновики и т.д. не учитываются, нужно, чтобы отсечь а) картину мира из "Кольца Моргота", б) аллюзии на Фуи Ниэнну из Лостов и в) вообще спекуляции по поводу (не)возможности параллельных миров и айнур в них. Автор не раз - не в одном фандоме - сталкивался с разночтениями, что считать каноном, а что нет, и спорами из-за того, что читатель в каком-то тексте видит АУ, а писатель АУ не проставляет.
Спасибо!
-
-
22.12.2014 в 14:00-
-
22.12.2014 в 14:12-
-
22.12.2014 в 21:23Snow_berry, пожалуйста, пожалуйста. Автору очень приятно, что Арафинвэ понравился, а то ему, бедному, такой мрачный кусок достался.
naurtinniell, спасибо! Автор рад, что все части показались интересными.
Только от Феанаро у вас, кажется, осталось совсем негативное впечатление... :наверное, я как-то не так его написала...hmm:...
А зачем единорогов куда-то девать? Они хорошие и в хозяйстве всегда пригодятся)))
Автор "Королевского питомника"
-
-
22.12.2014 в 21:38Обязательно пригодятся! Разведем хэдканонных единорогов!)
-
-
27.12.2014 в 16:48Модель Прозерпины - чего-то мне казалось, что добро и зло - они в сердце, а не в Ниэнне. В общем, странная идея.
-
-
28.12.2014 в 20:57Спасибо за отзыв! Как автор я рада, что текст понравился, хотя и не могу согласиться с такой оценкой Феанора.
Модель Прозерпины - чего-то мне казалось, что добро и зло - они в сердце, а не в Ниэнне. В общем, странная идея.
Тут не знаю, что скажет автор, а от себя могу сказать, что Ниенна, по канону, учит милосердию, это ее стихия. Нет милосердия - нет добра, есть зло. Ничего странного. А вообще добро и зло в сердце, конечно. А сны в подсознании, но это не мешает Ирмо быть валой иллюзий и снов.
Автор "Королевского питомника"
-
-
28.12.2014 в 21:34Нет, это какая-то плохая идея. Получается, что чувства людей и пр. зависят от Валар. То есть люди несвободны в своих чувствах.
-
-
28.12.2014 в 22:33Валар не какие-то волшебники, способные влиять каждый на свою область, а стихии, сама сущность определенных явлений. Например, Ульмо, не только бородатый (судя по фандомным артам) мужик, явившийся Туору, он - вода, вода вообще. Если изъять из Арды Ульмо, исчезнет вся вода, не сразу, конечно, но со временем. Не будет Манвэ - исчезнет воздух. При этом Ульмо не заставляет никого пить, а Манвэ не заставляет дышать - это естественная потребность.
Так и Ниенна не принуждает никого быть милосердными, но она и есть милосердие в Арде, и без нее проявление милосердия невозможно. А без возможности быть милосердными люди и прочие умрут так же верно, как без возможности пить и дышать, только более долгой и мучительной смертью.
Все тот же участник команды
-
-
28.12.2014 в 22:38Тот же читатель
-
-
28.12.2014 в 22:38Тот же читатель
-
-
28.12.2014 в 22:48Но, кстати, нельзя сказать, что Эру исочник зла, потому что в Арде зло - только Искажение добра, а не нечто самостоятельное.
Опять тот же участник команды
-
-
28.12.2014 в 22:53Но, кстати, нельзя сказать, что Эру исочник зла, потому что в Арде зло - только Искажение добра, а не нечто самостоятельное.
Ну да, да, это я признаю, поторопилась с высказыванием.
-
-
28.12.2014 в 23:04-
-
28.12.2014 в 23:11Гость, для Эру, в глобальном смысле, разницы никакой, он создал эрухини, и он вложил в них все потребности, физические и духовные.
Воинство Без шаблонов, Автор, имхо, не со всякой критикой стоит соглашаться, некоторую можно и нужно опровергать. Подходящих аргументов для этого в данном случае полно. Но дело хозяйское, конечно.
И снова тот же другой участник