Название: Сказка о бессмертии
Задание: жанр - сказка
Размер: 1 144 слова
Жанр/категория: Сказка, джен.
Рейтинг: G
Персонажи: ОМП, Кхамул
читать
Далеко на юг от широкой реки, которую чужеземцы называют Андуин, простирались земли Харада. За сотни лет до войны и случилась там эта история.
Жил-был сын вождя. У него было все, о чем только мог мечтать кочевник: молодость, сила, красота. У него было то, о чем втайне мечтает юность: верные друзья, любимая женщина и жаркие ночи в ее объятиях. Но вместе со всем этим досталась ему от предков и неутолимая жажда - жажда, испокон веков гнавшая его племя на новые и новые завоевания. Его кровь воспламеняли мысли о великих победах, а мечты тянулись к большему, чем отпущено человеку. Люди, пришедшие из-за моря, жили дольше других. Об эльфах, изредка оказывавшихся в его землях, говорили, что видели они рассвет мира и под силу им дожить до его заката. Рассказы эти бередили душу юнца. Мир чудился ему несправедливым, потому как все, чего можно достичь в нем, – лишь тлен, что развеет по миру длань времени. И возжелал он вечной жизни.
Долго искал он ответа среди мудрецов своего племени, но никто не мог дать ему желанный совет. Тогда покинул он свои земли и направился на восток, к Огненной горе, где жил Саурон, посланник Огненного бога.
Но не смог юнец войти в крепость: ворота Барад-Дура оставались заперты пред ним много дней. Только в новолунье вышел к нему молодой шаман в сопровождении стаи волков.
- Только достойный может лицезреть Владыку, - сказал он юноше, поднявшемуся с камней ему навстречу. – Ты должен стать лучшим воином. Ты должен познать власть, научиться выбирать без сомнений и не жалеть о прошлом. Только тогда найдешь дорогу к тому, о чем мечтает твое сердце. Я приду к тебе через год, и если ты будешь готов - ты войдешь в Крепость.
В раздумьях вернулся юнец в родные земли. Но был он молод и самоуверен, он жаждал вечности – что перед ней какой-то год?
Когда летняя луна следующего года осветила поселок, в стане объявился странник, сопровождаемый волком. Молодой воин с гордостью показал ему ожерелье из костей поверженных врагов.
- Смотри, я многому научился за этот год. Я стал сильнее других воинов моего племени. Я...
- Этого недостаточно, сын вождя, - улыбнулся ему шаман. – Я дам тебе еще год, чтобы познать власть. И вернусь в ночь, подобную этой, чтобы узнать, полно ли твое сердце решимости войти в Крепость, молодой вождь.
Несколько месяцев раздумывал воин над словами странника. Убеждал себя в том, что посланник огненного бога не может желать зла народу, поклоняющегося его дневному Огненному оку. И на празднике урожая поднял пенный кубок во здравие своего отца... Через неделю молодой вождь стоял у кургана и ни слезинки не было в его глазах. Огненный бог не пожелал спасти своего слугу, значит, ему было угодно передать власть другому. Моложе. Сильнее. Выносливее.
С гордо поднятой головой ждал молодой вождь летнего новолуния. Его власть была неоспорима. Соседние племена склонились перед ним, потому как сила была на его стороне. Он приказал возвести город и сам заложил первый камень у подножия горной гряды. Начало было положено. С остальными хлопотами должны были справиться те, кто уже не мог держаться в седле и был слишком слаб для верховых переходов и сражений.
Вождь ни в чем не знал отказа. Но проклятая Крепость с запертыми воротами являлась ему во снах, и покоритель степняков просыпался в ярости, понимая, что даже во сне эта цель остается недостижима.
Первое новолуние лета он встречал на берегу моря. Недавний кочевник, а теперь хозяин целого города, вождь остался один и неспешно брел вдоль линии, что чертили на песке волны.
Шаман уже ждал у костра. Он протянул вождю бурдюк, полный вина, и губы его тронула мимолетная улыбка:
- Ты вырос, вождь.
- Я занял место своего отца.
- Ты поторопил время. Разве он не желал пожить еще? Он был не стар и по-своему умен.
- Ты дал мне год времени. Разве я не исполнил твоего условия? Разве не взял я власти, что должна была стать моей? Или я собрал мало племен под своей рукой? Или не я заложил первый город будущего королевства?
- А что ты будешь делать с ним, когда придет время уйти?
- Я стану бессмертным.
- Еще нет, - шаман покачал головой. – Ты стал воином. Ты познал власть. Но ты не научился выбирать без оглядки, не сомневаться и не жалеть о прошлом. Даже сейчас я слышу, как твоя душа мечется, не зная, стоило ли слепо верить моим словам. Пока ты не отпустишь то, что держит тебя на земле, ты не станешь большим, чем любой другой вождь давно минувших дней. Позови меня, когда будешь готов.
Год выдался неспокойным. Мечом и огнем прошлись по степи воины, дойдя до южных портовых городов. Алыми маками по весне укрылись поля битв, упоминаний о которых не сохранилось ни в одной летописи.
Вождь раз за разом доказывал, что он может переступить черту, за которой нет места сомнениям в собственной правоте. Но правда была в том, что он лишь учился быть жестоким. Совести нет места там, где жестокость становится привычкой.
Вернувшись в свой новый дом, каменный, как дома в чужих городах, поближе притянув к себе недавно разродившуюся наложницу, он внезапно подумал о том, что его сын тоже сможет пожелать войти в ворота Крепости. И наверняка не станет медлить, когда ему предложат взять власть... Вождь даже не думал о том, что малышу нескольких месяцев от роду не придет в голову желать бессмертия, и нет ему дела сейчас до любой ценности из мира взрослых.
Власть сделала воина трусом. Теперь он боялся предательства и видел вокруг одних лишь соперников.
Время шло, но не приносило успокоения.
Еженощно его терзали кошмары, в которых ему являлись запертые ворота Крепости и ровный голос шамана: «Выбирать без оглядки, не жалеть о прошлом».
Он остро осознавал, что отпущенное ему время утекает, словно вода. Может быть, он упускает последний шанс стать над вечностью. Может быть, другого не будет. Он посмотрел на безлунное небо и решился.
Женский крик полоснул по ушам, когда рука занесла обнаженный клинок над колыбелью младенца. И все, что он мог сделать, чтобы заставить женщину замолчать, это отмахнуться от нее сталью.
Летнее новолуние застало его в пустом доме.
Он откинул в сторону лоскут, которым вытирал клинок от крови, и поднял глаза к небу, откуда на него равнодушно взирали звезды.
- Где ты?! – его крик был больше похож на рев раненого зверя. – Где ты, шаман?!
Всадник въехал в опустевший двор и спешился, глядя на вождя тяжелым взглядом, в котором больше не было улыбки.
- Ты звал меня, и я пришел. Я привез тебе кое-что, без чего ты не сможешь войти в Крепость. Владыка уже ждет тебя. Прими его подарок и следуй за мной.
Обод перстня тускло сверкнул на ладони шамана.
Вождь без колебаний принял этот дар. Он так далеко зашел, что было бы нелепо отступать сейчас.
Ему понадобился короткий миг, чтобы надеть украшение на палец. И целая вечность, полная недоумения и боли, когда кинжал шамана пронзил его сердце.
- Я скажу тебе правду, - прошептал назгул, осторожно опуская вождя на камни двора. – Человек не может стать бессмертным. Но, как и все мы, ты уже перестал быть человеком.
И ворота Барад-Дура раскрылись перед вождем, жаждавшим бессмертия.
Название: О лунных дорогах, колдовстве, живой и мертвой воде
Задание: жанр - сказка
Размер: 2550 слов
Жанр/категория: сказка, джен
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Назгулы, Саурон, Гэндальф, ОЖП, массовка
Примечание: АУ. Отсылки к Апокрифам. Вольное обращение с каноном.
читатьЗа рекой Андуин, да пред Горами Тени, да посреди долины, что зовется ныне Имлад Моргул, высилась Башня. Высоки были её шпили, небеса пронзающие, узки окна и крепки стены. Свет ту башню окутывал колдовской, холодный мертвенно-зеленый, да доносились из недр звуки, от которых даже у самых бравых воинов кровь в жилах стыла. И, отважься кто подойти к ней близко, то вряд ли бы смог увидеть в ней прошлую белизну и сияние Минас Итиля. Однако было и так в прошлом, пока однажды ночью, глухой да безлунной не пришли с туманом и тьмою девять всадников. Наслали на защитников ужас черный, что вернее меча булатного убивает, тенями бесплотными прошли через бойницы, и ни одна стрела не ранила их. Недолгим было сопротивление, хоть и яростным. Не настало рассвета над Лунной Крепостью, вечные сумерки окутали цитадель колдовского ужаса, и с тех пор более никто не звал ту крепость по-иному.
Немного времени прошло с тех пор. Настал черед полной луне взойти на ночное небо, и второй из девятерых отправился бродить в страну духов лунными дорогами, что меж душ человеческих проложены. Если слабых сердцем найдет – может себе подчинить, душу выпить, с ума свести, а может и оставить, чтобы вернуться потом. Любит он такими путями бродить. Всю слабость людскую сразу видно: нет труда найти того, кто темным планам поспособствует, а от кого держаться лучше подальше, если к духовному бою не готов. Да только второй всегда готов, и знает на кого сил его хватит, а кого и все девятеро не победят, доведись им в такой бой вступить.
Вот только в ту ночь не затем он лунными дорогами пошел, не пороки и слабости людские высматривать, а ответ найти, как девятерым владыку своего во плоти в Арду вернуть, да силу его рассеянную собрать. Ибо было предсказано, что вернется он, да только ни одно пророчество не сбудется, если спустя рукава сидеть да у моря погоды ждать. Отправился второй туда, куда забредал редко - к самой границе, где живых душ уже почитай что и нет. Только духи мира проскользнуть могут, безразличные или опасные, темные или светлые, от валар пришедшие или сами по себе от зари времен тут живущие. Идет он, смотрит по сторонам. Сам не знает, что ищет, а путь под его ногами тонок. Стоит один неверный шаг сделать - и пропадешь, никакой силы не хватит вернуться на путь, коли потеряешь его. Истончается лунный свет. Срок означен самим небесных сфер звучанием, а чувствует шаман, что найдет, что близко его цель… Аж сердце давно мертвое в призрачной груди замирает, да азарт будоражит, словно живая кровь по венам бежит, а не сила чародейская. И дорога уже тонкая-тонкая, там впереди самая граница, шаг другой… Слышит…
Голос, как камни ворочаются, как океан шумит, как гроза грохочет…
"Говорил я тебе, ученик, что силу свою в одном предмете запирать - равно обречь себя на муки перерождения. Теперь, пока не найдет кто вещь, в коей сила твоя заключена, да не соберет твои останки, будь то хоть плоть, хоть сталь в хрустале чародейском, там где сила из недр земных поднимается, да не оросит водой мертвой, да водой живой, не вернуться тебе в Эндорэ. И не мной то велено, а самим миром заповедано".
И хоть не слышал никогда Второй голос учителя владыки своего, сразу понял, кто то был, и что слова его – истина. Да пришла пора возвращаться: лишь нить тонкая под ногами осталась, да и дел впереди много было.
Рассказал своим собратьям Кхамул, что в стране духов слышал. Призадумались кольценосцы. Где им то кольцо найти, что еще в начале эпохи сгинуло. Думали-рядили, тут Пятый–мудрец встал, да заговорил.
- Кольцо кольцом, но не только его найти нам надобно. Мертвую да живую воду в ближнем колодце не наберешь. Кто слыхал, где искать их или из чего сделать? Да и хрусталем волшебным заняться стоит. И где останки взять, коли не осталось от владыки ничего, лишь дух один сумрачный, что на границе двух миров бьется, да никак вернуться в мощи своей не может?
- Как не осталось ничего? – отвечал, вскочив, Девятый, что при Гортхауре ближе всех был. - А шлем его боевой на что? А булава пудовая?! Сказано же – плоти ли, стали ли останки. Так должно быть, то и есть останки стальные.
- Пусть так, - согласился Ангмарец. – А про воду мертвую слыхал я в Ангмаре еще. Говорили мудрецы местные, что на севере Фородвайта источник есть, из которого выпьешь – и умрешь, но если на рану та вода попадет, то зарастет рана и следа не оставит.
- А про живую воду наши сказочницы пели, - вспомнил Третий, что харадским принцем при жизни был, да и сейчас всю власть тамошнюю в своем костлявом кулаке держал. – На востоке Кханда оазис есть, что увидеть можно только в предутренних сумерках, и призрачен он как мираж, и лишь на два часа перед рассветом полностью принадлежит Арде. И только тогда можно войти туда и из рук прекрасной девы взять чашу с той водой. Но должен быть помысел ищущего чист и бескорыстен, иначе обратится та вода простой дождевою, а если зло замыслил проситель, то и ядом змеиным.
Призадумались Кольценосцы, но тут вновь Девятый заговорил.
- Не для себя мы той воды ищем, а для повелителя нашего, что есть для нас всё. Не для благ земных или небесных, но из долга. А долг наш есть верность и благородство, кому бы принесен ни был.
- Тогда сам и иди, - оскалился четвертый, орочий вожак, злобней которого во всей девятке не было. – Ты сам в Мордор к нему когда-то пришел из любви да по велению души, вот в тебе та вода тьмы и не распознает. А с гробом хрустальным – как быть?
- Много хрусталя, - вспомнил седьмой, охотник, что все Эндорэ исходил в поисках зверей диковинных, - в Агларондских пещерах, что в Эред Нимрайс. Если и есть какой особый хрусталь, так только там и может быть.
- Что же, собратья, - поднялся Ангмарец, - на том и порешим. Эльвир пусть в Кханд за живой водой отправляется, а я в Фородвайт за мертвой, ибо те места знаю. Хонахт – за хрусталем в Агларонд, и Эриона пусть с собой возьмет – чтобы распознать нужный. Кхамул, в Дол Гулдуре место силы готовь, да булаву и шлем не забудь. Сайта за старшего тут останется. Моро во все глаза смотреть – Кольцо искать, Орхальдору – за Гондором следить.
Сказал, и ни слова поперек. Да и кто с ним спорить будет, коли верно все сказано, а уж доволен кто или нет, так то дело десятое. Главное должное совершить, Владыку Гортхаура в мир подлунный вернуть, дорогу ему расчистить, сил накопить дать. На то он их девятерых и призвал когда-то из разных уголков Эндорэ, страшной связью сковав, что не нарушить да не отступиться.
Вот и разлетелись кольценосцы тенями черными, ужасом стремительным, каждый в свою сторону, назначенное искать.
Суров и неприветлив север Эндорэ, и тяжко было Ангмарцу возвращаться в те места, что прежде ему пришлось покинуть. Однако и никого другого отправить сюда он не мог. Даже проблеска слабости не мог он позволить себе, даже намека на неё. Оттого миновал он развалины Карн Дума, не дрогнув, и направился дальше на север. Что улаири ветер и холод? Ничто. Завывания ветра лишь будят воспоминания о былом, утраченном и неисполненном. Будят скорбь, что никогда не уходит насовсем, утихая лишь на время.
Найти единственный источник в тундре, что кажется бескрайней, где между редкими поселками многие мили? Живому – долгий поиск. Но отдавший душу – чует смерть, как хищник свежепролитую кровь, и ни еда, ни сон не нужны ему. Он взял след и неотступно шел к своей цели, проносясь над ледяными ручьями и промерзлой землей, над чахлыми перелесками и мелкими селами темной тенью, сумрачным туманом, ночным кошмаром. И где прошел он, замолкали птицы, уходил зверь, трепетали деревья и взвивались костры лиловым пламенем выше крыш неказистых домов. А людям приходили сны о прошедшем и грядущем, тревожные, тяжелые и темные. Иной раз – страшные. И не каждый, кого коснулся туман, с черного плаща сорвавшийся, проснулся в те дни.
И сколь бы ни быстро шел Ангмарец, видел он все, и вспоминал. Видел он и тех, кто раньше шел за ним. И странно было ему.
Среди поросших жухлой травой холмов почуял назгул, что цель близка. Остановился. Посмотрел вокруг и в мире живом и в мире духов. Отчего-то будто знал, что прийти надо словно человеку, не летя с ветром, но стирая латные сапоги о каменистую землю. Что здесь за место? Какая сила в нем, что равняет живых и не мертвых, что заставляет безжизненные кости чуять тяжесть и холод? Тяжесть несбывшегося, холод потерянного. Древняя сила, что должна испытать решимость искателя. Каждому своё, груз по силе его, и выше его сил, раз решил он твердо найти тот источник.
Узкая тропа прихотливо меж холмов извивалась, все ниже уходила, глядишь - так и под землю уйдет. А хоть и спускалась, так все равно каждый шаг все тяжелее давался. Словно сквозь прибой набегающий идешь, словно против течения выплываешь, да еще и на плечи давит. Дойдешь ли? Шептал ветер в холмах, словно голоса вплетал, и узнавал их Ангмарец. То еще при жизни было. Те, кого оставил он, то, от чего отказался ради великой цели, которой еще не достиг. Вот только с каждым шагом он все ближе к ней подбирался, ибо связан тем, что крепче, чем клятва, чем кровные узы, чем священный обет. И только исполняя свой долг, сможет он своей цели достигнуть, и потому не останавливался, хоть и хватали его за плащ шипы железные. Рвали кольца кольчуги, рассекали плоть бескровную. А долина перешла в лестницу, и повела вниз, под землю. Так ведь и где источнику мертвому быть? Только там, где света белого не бывает. А кусты железные с два роста людских, и шипы на них с локоть. Глянул Ангмарец под ноги, а под сапогами змеи вьются кольцами, укусить пытаются, да все пустое. Не убить его ни ране, ни яду, иная смерть ему предсказана, и далеко еще до неё.
Катились разорванные звенья кольчуги по стертым каменным ступеням, опадали каплями черного тумана обрывки черных одежд, шипели змеи, иглы впивались в Ангмарца, но он продолжал идти, и закончились ступени.
Огляделся он, видит – зал перед ним, круглый, словно рукотворный: свод и стены гладкие, из стены источник бьет, в чашу каменную на полу струя падает. Неужто просто так? Подошел, смотрит – темна вода в чаше, дна не видно. Набрал флягу, а темнота так и тянет, словно к себе зовет. Подумал улайр, а чтоб было, приди сюда человек. Не иначе – настоящий герой нужен или Перворожденный. А неживым быть иной раз весьма сподручно.
В тот же день, когда Первый покинул Минас Моргул, уходя на северо-запад, Девятый двинулся на юго-восток. Могло казаться, что дорога его короче дороги Ангмарца, вот только, если тот знал, куда идет, то Элвир не ведал, где ему встретится желанный мираж. Только время – за два часа до рассвета.
Дни в Кханде жаркие, что доспех плавится, ночи холодные, что вода замерзает, земля – пыль да песок, трещины да камень, куда ни глянь – везде горизонт горами изрезан. На чутье полагался девятый. На восходящее солнце шел, а будь там дорога или нет – пустое. Отчего-то казалось ему, что не место важно, но время. И жажда. Желание. Нужда. Такие, что гонят сквозь огонь и смерть. Что живого заставят умереть и возродиться. Такое он уже проходил, и чуял. Сейчас – так же.
Ни холод, ни жара, ни песок под ногами – не помехи бессмертному. Пусть не один посох сбился за время пути, пусть развалились давно сапоги железные. Вставали перед ним чудища, которых даже Хонахт не знал, разве что сам владыка ведал о них. Но всякий раз выходил победителем улайри, не мог не победить. Потому что давно отдал себя Гортхауру, и не было девятому жизни без него. В служении владыке нашел он смысл, и хотел вновь обрести его. Верность за краем. Верность после смерти. Страшнее любви, безумнее одержимости.
Восток бледнел. В неверном свете впереди проступили призрачные очертания. Элвир улыбнулся неживым иссеченным ветрами лицом, закинул клинок за спину и устремился вперед. Среди каменистой пустыни цвел оазис с фонтанами, зелеными деревьями, мощеными синим и белым мрамором дорожками, белокаменными воздушными беседками, словно из утреннего марева созданными.
Дивные птицы, до того заливавшиеся песнями в цветущем саду, замолкли и испуганно вспорхнули при его приближении. Девятый ухмыльнулся и пошел дальше. Здесь мираж был совсем плотным, разве что изяществом своим нерукотворное напоминая. Ни единой живой души не встретил Элвир, пока не дошел до самого центра оазиса. Да и тут не сразу заметил деву в струящихся шелках цвета утренней зари. Она стояла у бортика фонтана и улыбалась, а в руках держала алебастровую чашу и полный сверкающей водой флакон.
- Зачем ты пришел сюда? – молвила она тихо, не разжимая губ, и голос её звучал словно в самой голове.
- Я хочу вернуть жизнь моему господину.
- Это он послал тебя?
- Нет. Я сам решил так. И другие верные ему хотят вернуть его.
- Есть ли тебе выгода в том?
- Если смысл существования может быть выгодой…
- Ты ведь знаешь, что она станет ядом, либо утратит чудесную силу, если возьмет её недостойный.
- Я не буду говорить за себя. Пусть судьба сделает выбор, – ответил Элвир, глядя на деву.
- Что ж, тогда прими этот фиал, и да решит судьба по справедливости.
Поклонившись, принял Девятый из рук её сверкающий флакон, и показалось улайру, что молния пронзила его. А через миг вокруг него вновь расстилалась только каменистая пустошь.
Глубоки и извилисты пещеры Агларонда, много в них залов и тоннелей, иные до самой Мории тянутся. Далеко пробирались Хонахт с Эрионом, пока не нашли нужные друзы хрустальные, большие, прозрачные, искрящиеся природными изломами, едва на них попадала хоть капля света. А главное сила в них была спрятанная, странная, оба кольценосца сразу её почуяли. Выбили, сколько нужно, того хрусталя из стен, доставили в Дол-Гулдур и в глубинах его подвалов вытесали хрустальный гроб. Вырезали на нем знаки силы, чтоб удержал владыку, пока тот еще не во всей силе будет, да постарается сразу на волю вырваться. Оттащили гроб в зал без потолка, где чародейство должно было свершиться, чтобы свет луны и звезд на него падал. Кхамул все давно подготовил. Оставалось дело за Кольцом.
Ждали назгулы день, ждали два, молчал Провидец. Не видел Кольца. А потом словно озарение на него снизошло:
- Было мне видение, что Кольцо само придет к владыке, когда настанет срок, и завершит все то, что мы начали. Нам же должно ритуал справить как есть, а кольцо потом полностью силу владыке вернет.
Подумали, обсудили, решили, что верно говорит. Да и по книгам, по знакам чародейским сходилось.
Обставили все честь по чести. Круг на полу начертили, свечи зажгли, жаровни с травами благовонными поставили, знаки чародейские вывели, гроб по сторонам света на цепях чугунных подвесили. Головой на север, как искони заведено. Возложили внутрь шлем и булаву, да руной завершающей запечатали.
Вдруг встрепенулся Хонахт, чужака почуял, а за ним и остальные все. А ритуал начат уже, прерывать нельзя, и прогнать чужаков некому. Все девять на местах стоять должны и силу свою в песнь колдовскую вплетать. А гости-то, не абы кто, а сами истари, чтоб им пусто было. Пришли, носы длинные суют, рожи кривят, да давай ворожить.
Дух владыки Гортхаура, что давно здесь обретался, заклубился черным туманом, в шлем просочился, булаву обнял. Соскучился по телу. Пора уже и водами поливать. Мертвой сначала, потом живой. Хоть и нет тела иссеченного, да положено так.
Тут Олорин как возьми да выкрикни: "Naur an edraith ammen!", и посохом взмахнул. Сотрясла молния Башню. Несколько камней выбило, да гроб хрустальный с одной из цепей сорвало, и так, что вся вода на шлем только и попала, в одну из глазниц затекла. Вспыхнула та красным огнем. Содрогнулось все кругом от силушки темной, отшвырнуло прочь аманских приспешников. Да только обратного пути ритуалу нет.
Отнесли назгулы шлем в Барад-Дур, где сила к Гортхауру день за днем прибывала. И глаз с ней рос, а потом таким стал, каким его все и по сей день знают.
Название: Цикл "Сказки травы"
Задание: жанр - сказка
Размер: ~750 слов
Жанр/категория: сказка, джен, местами юмор
Рейтинг: PG-13
Персонажи: орки, вастаки, Саурон, разные истари мельком
Предупреждение: альтернативные все.
читать
Когда-то очень давно, когда Огненная гора впервые озарила пустоши алым огнем, а мир на закате был вдвое шире нынешнего, предгорья в равной мере населяли и орки, и люди. Орочий язык тогда был ближе к другим языкам, чем ныне. И имена они давали своим детям длинные, звучные, чтобы одним именем можно было и умилостивить бога, и предсказать судьбу, и защитить от зла. И речь их была совсем не такой как нынче, а напевной и плавной.
Но однажды в их земли пришла беда. Странные чужаки, пришедшие от Великой реки, беспрепятственно шли через их поселения, рассказывая о том, что все существование здешних племен – ошибка Сил, что не было их в чьем-то замысле, и лишь деяния Мелькора извратили их души.
Болезных не трогали. Кормили, поили, давали место переночевать – и отправляли восвояси. Пока один из них не поднял руки на нахального юнца. Как это всегда бывает, где один – там и двое, за юнца вступились толпой, драка вышла короткой, но страшной.
А за странными путниками, торопливо отбывшими к морю Рун, с запада потянулись другие. И не стало житья от них оркам.
При чем тут орочья речь, спросишь ты? Да вот при том. Попробуй в бою обратиться к кому-то длинным цветастым слогом. Моргнуть не успеешь, как отправишься в вечную ночь.
Когда мумаками можно было пахать поля, о Глазе Саурона никто и слыхом не слыхивал, а Внутреннее море еще не называлось морем Рун, орки и вастаки сообща решились исследовать дальние заморские берега.
Когда они очутились во Внутреннем море, поднялся сильный ветер. Корабль бросало из стороны в сторону, волны перехлестывали через борт. Все быстрее их судно набирало воду. Незадачливые путешественники стали вычерпывать воду, но она все не убывала.
- Нас слишком много! – закричал рулевой. – Надо кого-то выбросить за борт, иначе потонем!
Легко сказать. А кого? Тот по звездам дорогу ищет, тот лучше всех след берет... Столько нового друг о друге узнали, но к решению ни на шаг не приблизились. Закончилось тем, что капитану пришлось самому решать, кто из пассажиров лишний. То к одному подойдет, то к другому. То один орк хмуро взглянет, то другой. В конце концов один из орков не выдержал. Оскалился, да как рявкнет:
- Ты меня выкинуть собрался?!
Испугался капитан, увидев такое страшилище:
- Нет, не тебя, - произнес и прошел мимо.
Всех обошел капитан, но ничего другого, кроме как выкинуть одного из орков, придумать не смог. Но каждый раз, когда он приближался к ним, каждый из них корчил отвратную физиономию, скалился и рычал:
- Ты?! Меня?!
- Нет, - отвечал капитан и шел дальше.
А шторм все усиливался, и вода на палубе прибывала, не оставляя лишних минут на размышление.
Тогда капитан схватил первого попавшегося вастака, подал знак гребцам и вышвырнул его за борт. Так оскалы да грозная речь орков спасли им жизни.
С тех пор орки всегда скалятся, едва им что-то не по нраву, словно вопрошая:
- Ты?! Меня?!
И зачастую от этого только выигрывают.
Когда Барад-Дур только закладывался, а нуменорцы не смели заходить дальше Умбара, долина меж отрогов гор была полна жизни. Не одно поколение шаманов приходило сюда, чтобы научиться преодолевать границы между миром живых и миром мертвых. В те далекие времена Владыка Саурон не засиживался в своей крепости, а часто ходил среди людей, ведя разговоры с вождями и мудрецами.
Однажды пришел в те места немолодой странник в серых одеждах и высокой смешной шляпе.
Саурон, предупрежденный дозорными о приезде чужака к священным местам, вышел ему навстречу, приветствуя странника как желанного гостя. Тепло улыбаясь ему, завел он с ним разговор. Но чужак не был так уж приветлив. То ли устал с дороги, то ли попросту не был знаком с вежливостью. К тому же в моменты задумчивости он то и дело подносил ко рту деревянную трубку и выдыхал дым. Этого странного человека интересовало буквально все. Владыка несколько дней провел в одних лишь разговорах, запретив кому бы то ни было приближаться к шатру, в котором он вел беседу. А на исходе третьего дня чужак ушел, не попрощавшись.
Повелитель Мордора никогда не терпел, чтобы гости уходили, не попрощавшись, потому, собрав отряд всадников, поехал догонять беглеца. А уж тот, стремясь скрыться от погони, и поджег священные поля. Так поджег, что все, посланные в погоню, несколько дней и ночей подряд бродили в дыму да только и могли, что смеяться.
Владыке же пришлось еще несколько недель приглядывать за шаманами, ибо пресыщение дымом сказалось на них не лучшим образом. Пепелище, устроенное серым беглецом, так больше и не поросло зеленью - видать, сильны были чары проходимца. А может, Саурон попросту не хотел возобновлять былое разнотравье. Но достоверно могу сказать лишь одно: священной травы прозренья на плато Горгорот более не сыщешь.
Задание: жанр - сказка
Размер: 1 144 слова
Жанр/категория: Сказка, джен.
Рейтинг: G
Персонажи: ОМП, Кхамул
читать
Сказка о бессмертии,
которую до сих пор рассказывают вечерами в походных шатрах и у кочевничьих костров
которую до сих пор рассказывают вечерами в походных шатрах и у кочевничьих костров
Далеко на юг от широкой реки, которую чужеземцы называют Андуин, простирались земли Харада. За сотни лет до войны и случилась там эта история.
Жил-был сын вождя. У него было все, о чем только мог мечтать кочевник: молодость, сила, красота. У него было то, о чем втайне мечтает юность: верные друзья, любимая женщина и жаркие ночи в ее объятиях. Но вместе со всем этим досталась ему от предков и неутолимая жажда - жажда, испокон веков гнавшая его племя на новые и новые завоевания. Его кровь воспламеняли мысли о великих победах, а мечты тянулись к большему, чем отпущено человеку. Люди, пришедшие из-за моря, жили дольше других. Об эльфах, изредка оказывавшихся в его землях, говорили, что видели они рассвет мира и под силу им дожить до его заката. Рассказы эти бередили душу юнца. Мир чудился ему несправедливым, потому как все, чего можно достичь в нем, – лишь тлен, что развеет по миру длань времени. И возжелал он вечной жизни.
Долго искал он ответа среди мудрецов своего племени, но никто не мог дать ему желанный совет. Тогда покинул он свои земли и направился на восток, к Огненной горе, где жил Саурон, посланник Огненного бога.
Но не смог юнец войти в крепость: ворота Барад-Дура оставались заперты пред ним много дней. Только в новолунье вышел к нему молодой шаман в сопровождении стаи волков.
- Только достойный может лицезреть Владыку, - сказал он юноше, поднявшемуся с камней ему навстречу. – Ты должен стать лучшим воином. Ты должен познать власть, научиться выбирать без сомнений и не жалеть о прошлом. Только тогда найдешь дорогу к тому, о чем мечтает твое сердце. Я приду к тебе через год, и если ты будешь готов - ты войдешь в Крепость.
В раздумьях вернулся юнец в родные земли. Но был он молод и самоуверен, он жаждал вечности – что перед ней какой-то год?
Когда летняя луна следующего года осветила поселок, в стане объявился странник, сопровождаемый волком. Молодой воин с гордостью показал ему ожерелье из костей поверженных врагов.
- Смотри, я многому научился за этот год. Я стал сильнее других воинов моего племени. Я...
- Этого недостаточно, сын вождя, - улыбнулся ему шаман. – Я дам тебе еще год, чтобы познать власть. И вернусь в ночь, подобную этой, чтобы узнать, полно ли твое сердце решимости войти в Крепость, молодой вождь.
Несколько месяцев раздумывал воин над словами странника. Убеждал себя в том, что посланник огненного бога не может желать зла народу, поклоняющегося его дневному Огненному оку. И на празднике урожая поднял пенный кубок во здравие своего отца... Через неделю молодой вождь стоял у кургана и ни слезинки не было в его глазах. Огненный бог не пожелал спасти своего слугу, значит, ему было угодно передать власть другому. Моложе. Сильнее. Выносливее.
С гордо поднятой головой ждал молодой вождь летнего новолуния. Его власть была неоспорима. Соседние племена склонились перед ним, потому как сила была на его стороне. Он приказал возвести город и сам заложил первый камень у подножия горной гряды. Начало было положено. С остальными хлопотами должны были справиться те, кто уже не мог держаться в седле и был слишком слаб для верховых переходов и сражений.
Вождь ни в чем не знал отказа. Но проклятая Крепость с запертыми воротами являлась ему во снах, и покоритель степняков просыпался в ярости, понимая, что даже во сне эта цель остается недостижима.
Первое новолуние лета он встречал на берегу моря. Недавний кочевник, а теперь хозяин целого города, вождь остался один и неспешно брел вдоль линии, что чертили на песке волны.
Шаман уже ждал у костра. Он протянул вождю бурдюк, полный вина, и губы его тронула мимолетная улыбка:
- Ты вырос, вождь.
- Я занял место своего отца.
- Ты поторопил время. Разве он не желал пожить еще? Он был не стар и по-своему умен.
- Ты дал мне год времени. Разве я не исполнил твоего условия? Разве не взял я власти, что должна была стать моей? Или я собрал мало племен под своей рукой? Или не я заложил первый город будущего королевства?
- А что ты будешь делать с ним, когда придет время уйти?
- Я стану бессмертным.
- Еще нет, - шаман покачал головой. – Ты стал воином. Ты познал власть. Но ты не научился выбирать без оглядки, не сомневаться и не жалеть о прошлом. Даже сейчас я слышу, как твоя душа мечется, не зная, стоило ли слепо верить моим словам. Пока ты не отпустишь то, что держит тебя на земле, ты не станешь большим, чем любой другой вождь давно минувших дней. Позови меня, когда будешь готов.
Год выдался неспокойным. Мечом и огнем прошлись по степи воины, дойдя до южных портовых городов. Алыми маками по весне укрылись поля битв, упоминаний о которых не сохранилось ни в одной летописи.
Вождь раз за разом доказывал, что он может переступить черту, за которой нет места сомнениям в собственной правоте. Но правда была в том, что он лишь учился быть жестоким. Совести нет места там, где жестокость становится привычкой.
Вернувшись в свой новый дом, каменный, как дома в чужих городах, поближе притянув к себе недавно разродившуюся наложницу, он внезапно подумал о том, что его сын тоже сможет пожелать войти в ворота Крепости. И наверняка не станет медлить, когда ему предложат взять власть... Вождь даже не думал о том, что малышу нескольких месяцев от роду не придет в голову желать бессмертия, и нет ему дела сейчас до любой ценности из мира взрослых.
Власть сделала воина трусом. Теперь он боялся предательства и видел вокруг одних лишь соперников.
Время шло, но не приносило успокоения.
Еженощно его терзали кошмары, в которых ему являлись запертые ворота Крепости и ровный голос шамана: «Выбирать без оглядки, не жалеть о прошлом».
Он остро осознавал, что отпущенное ему время утекает, словно вода. Может быть, он упускает последний шанс стать над вечностью. Может быть, другого не будет. Он посмотрел на безлунное небо и решился.
Женский крик полоснул по ушам, когда рука занесла обнаженный клинок над колыбелью младенца. И все, что он мог сделать, чтобы заставить женщину замолчать, это отмахнуться от нее сталью.
Летнее новолуние застало его в пустом доме.
Он откинул в сторону лоскут, которым вытирал клинок от крови, и поднял глаза к небу, откуда на него равнодушно взирали звезды.
- Где ты?! – его крик был больше похож на рев раненого зверя. – Где ты, шаман?!
Всадник въехал в опустевший двор и спешился, глядя на вождя тяжелым взглядом, в котором больше не было улыбки.
- Ты звал меня, и я пришел. Я привез тебе кое-что, без чего ты не сможешь войти в Крепость. Владыка уже ждет тебя. Прими его подарок и следуй за мной.
Обод перстня тускло сверкнул на ладони шамана.
Вождь без колебаний принял этот дар. Он так далеко зашел, что было бы нелепо отступать сейчас.
Ему понадобился короткий миг, чтобы надеть украшение на палец. И целая вечность, полная недоумения и боли, когда кинжал шамана пронзил его сердце.
- Я скажу тебе правду, - прошептал назгул, осторожно опуская вождя на камни двора. – Человек не может стать бессмертным. Но, как и все мы, ты уже перестал быть человеком.
И ворота Барад-Дура раскрылись перед вождем, жаждавшим бессмертия.
Название: О лунных дорогах, колдовстве, живой и мертвой воде
Задание: жанр - сказка
Размер: 2550 слов
Жанр/категория: сказка, джен
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Назгулы, Саурон, Гэндальф, ОЖП, массовка
Примечание: АУ. Отсылки к Апокрифам. Вольное обращение с каноном.
читатьЗа рекой Андуин, да пред Горами Тени, да посреди долины, что зовется ныне Имлад Моргул, высилась Башня. Высоки были её шпили, небеса пронзающие, узки окна и крепки стены. Свет ту башню окутывал колдовской, холодный мертвенно-зеленый, да доносились из недр звуки, от которых даже у самых бравых воинов кровь в жилах стыла. И, отважься кто подойти к ней близко, то вряд ли бы смог увидеть в ней прошлую белизну и сияние Минас Итиля. Однако было и так в прошлом, пока однажды ночью, глухой да безлунной не пришли с туманом и тьмою девять всадников. Наслали на защитников ужас черный, что вернее меча булатного убивает, тенями бесплотными прошли через бойницы, и ни одна стрела не ранила их. Недолгим было сопротивление, хоть и яростным. Не настало рассвета над Лунной Крепостью, вечные сумерки окутали цитадель колдовского ужаса, и с тех пор более никто не звал ту крепость по-иному.
Немного времени прошло с тех пор. Настал черед полной луне взойти на ночное небо, и второй из девятерых отправился бродить в страну духов лунными дорогами, что меж душ человеческих проложены. Если слабых сердцем найдет – может себе подчинить, душу выпить, с ума свести, а может и оставить, чтобы вернуться потом. Любит он такими путями бродить. Всю слабость людскую сразу видно: нет труда найти того, кто темным планам поспособствует, а от кого держаться лучше подальше, если к духовному бою не готов. Да только второй всегда готов, и знает на кого сил его хватит, а кого и все девятеро не победят, доведись им в такой бой вступить.
Вот только в ту ночь не затем он лунными дорогами пошел, не пороки и слабости людские высматривать, а ответ найти, как девятерым владыку своего во плоти в Арду вернуть, да силу его рассеянную собрать. Ибо было предсказано, что вернется он, да только ни одно пророчество не сбудется, если спустя рукава сидеть да у моря погоды ждать. Отправился второй туда, куда забредал редко - к самой границе, где живых душ уже почитай что и нет. Только духи мира проскользнуть могут, безразличные или опасные, темные или светлые, от валар пришедшие или сами по себе от зари времен тут живущие. Идет он, смотрит по сторонам. Сам не знает, что ищет, а путь под его ногами тонок. Стоит один неверный шаг сделать - и пропадешь, никакой силы не хватит вернуться на путь, коли потеряешь его. Истончается лунный свет. Срок означен самим небесных сфер звучанием, а чувствует шаман, что найдет, что близко его цель… Аж сердце давно мертвое в призрачной груди замирает, да азарт будоражит, словно живая кровь по венам бежит, а не сила чародейская. И дорога уже тонкая-тонкая, там впереди самая граница, шаг другой… Слышит…
Голос, как камни ворочаются, как океан шумит, как гроза грохочет…
"Говорил я тебе, ученик, что силу свою в одном предмете запирать - равно обречь себя на муки перерождения. Теперь, пока не найдет кто вещь, в коей сила твоя заключена, да не соберет твои останки, будь то хоть плоть, хоть сталь в хрустале чародейском, там где сила из недр земных поднимается, да не оросит водой мертвой, да водой живой, не вернуться тебе в Эндорэ. И не мной то велено, а самим миром заповедано".
И хоть не слышал никогда Второй голос учителя владыки своего, сразу понял, кто то был, и что слова его – истина. Да пришла пора возвращаться: лишь нить тонкая под ногами осталась, да и дел впереди много было.
Рассказал своим собратьям Кхамул, что в стране духов слышал. Призадумались кольценосцы. Где им то кольцо найти, что еще в начале эпохи сгинуло. Думали-рядили, тут Пятый–мудрец встал, да заговорил.
- Кольцо кольцом, но не только его найти нам надобно. Мертвую да живую воду в ближнем колодце не наберешь. Кто слыхал, где искать их или из чего сделать? Да и хрусталем волшебным заняться стоит. И где останки взять, коли не осталось от владыки ничего, лишь дух один сумрачный, что на границе двух миров бьется, да никак вернуться в мощи своей не может?
- Как не осталось ничего? – отвечал, вскочив, Девятый, что при Гортхауре ближе всех был. - А шлем его боевой на что? А булава пудовая?! Сказано же – плоти ли, стали ли останки. Так должно быть, то и есть останки стальные.
- Пусть так, - согласился Ангмарец. – А про воду мертвую слыхал я в Ангмаре еще. Говорили мудрецы местные, что на севере Фородвайта источник есть, из которого выпьешь – и умрешь, но если на рану та вода попадет, то зарастет рана и следа не оставит.
- А про живую воду наши сказочницы пели, - вспомнил Третий, что харадским принцем при жизни был, да и сейчас всю власть тамошнюю в своем костлявом кулаке держал. – На востоке Кханда оазис есть, что увидеть можно только в предутренних сумерках, и призрачен он как мираж, и лишь на два часа перед рассветом полностью принадлежит Арде. И только тогда можно войти туда и из рук прекрасной девы взять чашу с той водой. Но должен быть помысел ищущего чист и бескорыстен, иначе обратится та вода простой дождевою, а если зло замыслил проситель, то и ядом змеиным.
Призадумались Кольценосцы, но тут вновь Девятый заговорил.
- Не для себя мы той воды ищем, а для повелителя нашего, что есть для нас всё. Не для благ земных или небесных, но из долга. А долг наш есть верность и благородство, кому бы принесен ни был.
- Тогда сам и иди, - оскалился четвертый, орочий вожак, злобней которого во всей девятке не было. – Ты сам в Мордор к нему когда-то пришел из любви да по велению души, вот в тебе та вода тьмы и не распознает. А с гробом хрустальным – как быть?
- Много хрусталя, - вспомнил седьмой, охотник, что все Эндорэ исходил в поисках зверей диковинных, - в Агларондских пещерах, что в Эред Нимрайс. Если и есть какой особый хрусталь, так только там и может быть.
- Что же, собратья, - поднялся Ангмарец, - на том и порешим. Эльвир пусть в Кханд за живой водой отправляется, а я в Фородвайт за мертвой, ибо те места знаю. Хонахт – за хрусталем в Агларонд, и Эриона пусть с собой возьмет – чтобы распознать нужный. Кхамул, в Дол Гулдуре место силы готовь, да булаву и шлем не забудь. Сайта за старшего тут останется. Моро во все глаза смотреть – Кольцо искать, Орхальдору – за Гондором следить.
Сказал, и ни слова поперек. Да и кто с ним спорить будет, коли верно все сказано, а уж доволен кто или нет, так то дело десятое. Главное должное совершить, Владыку Гортхаура в мир подлунный вернуть, дорогу ему расчистить, сил накопить дать. На то он их девятерых и призвал когда-то из разных уголков Эндорэ, страшной связью сковав, что не нарушить да не отступиться.
Вот и разлетелись кольценосцы тенями черными, ужасом стремительным, каждый в свою сторону, назначенное искать.
Суров и неприветлив север Эндорэ, и тяжко было Ангмарцу возвращаться в те места, что прежде ему пришлось покинуть. Однако и никого другого отправить сюда он не мог. Даже проблеска слабости не мог он позволить себе, даже намека на неё. Оттого миновал он развалины Карн Дума, не дрогнув, и направился дальше на север. Что улаири ветер и холод? Ничто. Завывания ветра лишь будят воспоминания о былом, утраченном и неисполненном. Будят скорбь, что никогда не уходит насовсем, утихая лишь на время.
Найти единственный источник в тундре, что кажется бескрайней, где между редкими поселками многие мили? Живому – долгий поиск. Но отдавший душу – чует смерть, как хищник свежепролитую кровь, и ни еда, ни сон не нужны ему. Он взял след и неотступно шел к своей цели, проносясь над ледяными ручьями и промерзлой землей, над чахлыми перелесками и мелкими селами темной тенью, сумрачным туманом, ночным кошмаром. И где прошел он, замолкали птицы, уходил зверь, трепетали деревья и взвивались костры лиловым пламенем выше крыш неказистых домов. А людям приходили сны о прошедшем и грядущем, тревожные, тяжелые и темные. Иной раз – страшные. И не каждый, кого коснулся туман, с черного плаща сорвавшийся, проснулся в те дни.
И сколь бы ни быстро шел Ангмарец, видел он все, и вспоминал. Видел он и тех, кто раньше шел за ним. И странно было ему.
Среди поросших жухлой травой холмов почуял назгул, что цель близка. Остановился. Посмотрел вокруг и в мире живом и в мире духов. Отчего-то будто знал, что прийти надо словно человеку, не летя с ветром, но стирая латные сапоги о каменистую землю. Что здесь за место? Какая сила в нем, что равняет живых и не мертвых, что заставляет безжизненные кости чуять тяжесть и холод? Тяжесть несбывшегося, холод потерянного. Древняя сила, что должна испытать решимость искателя. Каждому своё, груз по силе его, и выше его сил, раз решил он твердо найти тот источник.
Узкая тропа прихотливо меж холмов извивалась, все ниже уходила, глядишь - так и под землю уйдет. А хоть и спускалась, так все равно каждый шаг все тяжелее давался. Словно сквозь прибой набегающий идешь, словно против течения выплываешь, да еще и на плечи давит. Дойдешь ли? Шептал ветер в холмах, словно голоса вплетал, и узнавал их Ангмарец. То еще при жизни было. Те, кого оставил он, то, от чего отказался ради великой цели, которой еще не достиг. Вот только с каждым шагом он все ближе к ней подбирался, ибо связан тем, что крепче, чем клятва, чем кровные узы, чем священный обет. И только исполняя свой долг, сможет он своей цели достигнуть, и потому не останавливался, хоть и хватали его за плащ шипы железные. Рвали кольца кольчуги, рассекали плоть бескровную. А долина перешла в лестницу, и повела вниз, под землю. Так ведь и где источнику мертвому быть? Только там, где света белого не бывает. А кусты железные с два роста людских, и шипы на них с локоть. Глянул Ангмарец под ноги, а под сапогами змеи вьются кольцами, укусить пытаются, да все пустое. Не убить его ни ране, ни яду, иная смерть ему предсказана, и далеко еще до неё.
Катились разорванные звенья кольчуги по стертым каменным ступеням, опадали каплями черного тумана обрывки черных одежд, шипели змеи, иглы впивались в Ангмарца, но он продолжал идти, и закончились ступени.
Огляделся он, видит – зал перед ним, круглый, словно рукотворный: свод и стены гладкие, из стены источник бьет, в чашу каменную на полу струя падает. Неужто просто так? Подошел, смотрит – темна вода в чаше, дна не видно. Набрал флягу, а темнота так и тянет, словно к себе зовет. Подумал улайр, а чтоб было, приди сюда человек. Не иначе – настоящий герой нужен или Перворожденный. А неживым быть иной раз весьма сподручно.
В тот же день, когда Первый покинул Минас Моргул, уходя на северо-запад, Девятый двинулся на юго-восток. Могло казаться, что дорога его короче дороги Ангмарца, вот только, если тот знал, куда идет, то Элвир не ведал, где ему встретится желанный мираж. Только время – за два часа до рассвета.
Дни в Кханде жаркие, что доспех плавится, ночи холодные, что вода замерзает, земля – пыль да песок, трещины да камень, куда ни глянь – везде горизонт горами изрезан. На чутье полагался девятый. На восходящее солнце шел, а будь там дорога или нет – пустое. Отчего-то казалось ему, что не место важно, но время. И жажда. Желание. Нужда. Такие, что гонят сквозь огонь и смерть. Что живого заставят умереть и возродиться. Такое он уже проходил, и чуял. Сейчас – так же.
Ни холод, ни жара, ни песок под ногами – не помехи бессмертному. Пусть не один посох сбился за время пути, пусть развалились давно сапоги железные. Вставали перед ним чудища, которых даже Хонахт не знал, разве что сам владыка ведал о них. Но всякий раз выходил победителем улайри, не мог не победить. Потому что давно отдал себя Гортхауру, и не было девятому жизни без него. В служении владыке нашел он смысл, и хотел вновь обрести его. Верность за краем. Верность после смерти. Страшнее любви, безумнее одержимости.
Восток бледнел. В неверном свете впереди проступили призрачные очертания. Элвир улыбнулся неживым иссеченным ветрами лицом, закинул клинок за спину и устремился вперед. Среди каменистой пустыни цвел оазис с фонтанами, зелеными деревьями, мощеными синим и белым мрамором дорожками, белокаменными воздушными беседками, словно из утреннего марева созданными.
Дивные птицы, до того заливавшиеся песнями в цветущем саду, замолкли и испуганно вспорхнули при его приближении. Девятый ухмыльнулся и пошел дальше. Здесь мираж был совсем плотным, разве что изяществом своим нерукотворное напоминая. Ни единой живой души не встретил Элвир, пока не дошел до самого центра оазиса. Да и тут не сразу заметил деву в струящихся шелках цвета утренней зари. Она стояла у бортика фонтана и улыбалась, а в руках держала алебастровую чашу и полный сверкающей водой флакон.
- Зачем ты пришел сюда? – молвила она тихо, не разжимая губ, и голос её звучал словно в самой голове.
- Я хочу вернуть жизнь моему господину.
- Это он послал тебя?
- Нет. Я сам решил так. И другие верные ему хотят вернуть его.
- Есть ли тебе выгода в том?
- Если смысл существования может быть выгодой…
- Ты ведь знаешь, что она станет ядом, либо утратит чудесную силу, если возьмет её недостойный.
- Я не буду говорить за себя. Пусть судьба сделает выбор, – ответил Элвир, глядя на деву.
- Что ж, тогда прими этот фиал, и да решит судьба по справедливости.
Поклонившись, принял Девятый из рук её сверкающий флакон, и показалось улайру, что молния пронзила его. А через миг вокруг него вновь расстилалась только каменистая пустошь.
Глубоки и извилисты пещеры Агларонда, много в них залов и тоннелей, иные до самой Мории тянутся. Далеко пробирались Хонахт с Эрионом, пока не нашли нужные друзы хрустальные, большие, прозрачные, искрящиеся природными изломами, едва на них попадала хоть капля света. А главное сила в них была спрятанная, странная, оба кольценосца сразу её почуяли. Выбили, сколько нужно, того хрусталя из стен, доставили в Дол-Гулдур и в глубинах его подвалов вытесали хрустальный гроб. Вырезали на нем знаки силы, чтоб удержал владыку, пока тот еще не во всей силе будет, да постарается сразу на волю вырваться. Оттащили гроб в зал без потолка, где чародейство должно было свершиться, чтобы свет луны и звезд на него падал. Кхамул все давно подготовил. Оставалось дело за Кольцом.
Ждали назгулы день, ждали два, молчал Провидец. Не видел Кольца. А потом словно озарение на него снизошло:
- Было мне видение, что Кольцо само придет к владыке, когда настанет срок, и завершит все то, что мы начали. Нам же должно ритуал справить как есть, а кольцо потом полностью силу владыке вернет.
Подумали, обсудили, решили, что верно говорит. Да и по книгам, по знакам чародейским сходилось.
Обставили все честь по чести. Круг на полу начертили, свечи зажгли, жаровни с травами благовонными поставили, знаки чародейские вывели, гроб по сторонам света на цепях чугунных подвесили. Головой на север, как искони заведено. Возложили внутрь шлем и булаву, да руной завершающей запечатали.
Вдруг встрепенулся Хонахт, чужака почуял, а за ним и остальные все. А ритуал начат уже, прерывать нельзя, и прогнать чужаков некому. Все девять на местах стоять должны и силу свою в песнь колдовскую вплетать. А гости-то, не абы кто, а сами истари, чтоб им пусто было. Пришли, носы длинные суют, рожи кривят, да давай ворожить.
Дух владыки Гортхаура, что давно здесь обретался, заклубился черным туманом, в шлем просочился, булаву обнял. Соскучился по телу. Пора уже и водами поливать. Мертвой сначала, потом живой. Хоть и нет тела иссеченного, да положено так.
Тут Олорин как возьми да выкрикни: "Naur an edraith ammen!", и посохом взмахнул. Сотрясла молния Башню. Несколько камней выбило, да гроб хрустальный с одной из цепей сорвало, и так, что вся вода на шлем только и попала, в одну из глазниц затекла. Вспыхнула та красным огнем. Содрогнулось все кругом от силушки темной, отшвырнуло прочь аманских приспешников. Да только обратного пути ритуалу нет.
Отнесли назгулы шлем в Барад-Дур, где сила к Гортхауру день за днем прибывала. И глаз с ней рос, а потом таким стал, каким его все и по сей день знают.
Название: Цикл "Сказки травы"
Задание: жанр - сказка
Размер: ~750 слов
Жанр/категория: сказка, джен, местами юмор
Рейтинг: PG-13
Персонажи: орки, вастаки, Саурон, разные истари мельком
Предупреждение: альтернативные все.
читать
Почему у орков все слова короткие
Когда-то очень давно, когда Огненная гора впервые озарила пустоши алым огнем, а мир на закате был вдвое шире нынешнего, предгорья в равной мере населяли и орки, и люди. Орочий язык тогда был ближе к другим языкам, чем ныне. И имена они давали своим детям длинные, звучные, чтобы одним именем можно было и умилостивить бога, и предсказать судьбу, и защитить от зла. И речь их была совсем не такой как нынче, а напевной и плавной.
Но однажды в их земли пришла беда. Странные чужаки, пришедшие от Великой реки, беспрепятственно шли через их поселения, рассказывая о том, что все существование здешних племен – ошибка Сил, что не было их в чьем-то замысле, и лишь деяния Мелькора извратили их души.
Болезных не трогали. Кормили, поили, давали место переночевать – и отправляли восвояси. Пока один из них не поднял руки на нахального юнца. Как это всегда бывает, где один – там и двое, за юнца вступились толпой, драка вышла короткой, но страшной.
А за странными путниками, торопливо отбывшими к морю Рун, с запада потянулись другие. И не стало житья от них оркам.
При чем тут орочья речь, спросишь ты? Да вот при том. Попробуй в бою обратиться к кому-то длинным цветастым слогом. Моргнуть не успеешь, как отправишься в вечную ночь.
Почему орки не особо вежливы
Когда мумаками можно было пахать поля, о Глазе Саурона никто и слыхом не слыхивал, а Внутреннее море еще не называлось морем Рун, орки и вастаки сообща решились исследовать дальние заморские берега.
Когда они очутились во Внутреннем море, поднялся сильный ветер. Корабль бросало из стороны в сторону, волны перехлестывали через борт. Все быстрее их судно набирало воду. Незадачливые путешественники стали вычерпывать воду, но она все не убывала.
- Нас слишком много! – закричал рулевой. – Надо кого-то выбросить за борт, иначе потонем!
Легко сказать. А кого? Тот по звездам дорогу ищет, тот лучше всех след берет... Столько нового друг о друге узнали, но к решению ни на шаг не приблизились. Закончилось тем, что капитану пришлось самому решать, кто из пассажиров лишний. То к одному подойдет, то к другому. То один орк хмуро взглянет, то другой. В конце концов один из орков не выдержал. Оскалился, да как рявкнет:
- Ты меня выкинуть собрался?!
Испугался капитан, увидев такое страшилище:
- Нет, не тебя, - произнес и прошел мимо.
Всех обошел капитан, но ничего другого, кроме как выкинуть одного из орков, придумать не смог. Но каждый раз, когда он приближался к ним, каждый из них корчил отвратную физиономию, скалился и рычал:
- Ты?! Меня?!
- Нет, - отвечал капитан и шел дальше.
А шторм все усиливался, и вода на палубе прибывала, не оставляя лишних минут на размышление.
Тогда капитан схватил первого попавшегося вастака, подал знак гребцам и вышвырнул его за борт. Так оскалы да грозная речь орков спасли им жизни.
С тех пор орки всегда скалятся, едва им что-то не по нраву, словно вопрошая:
- Ты?! Меня?!
И зачастую от этого только выигрывают.
Почему в Мордоре скудная растительность, а Гэндальф не путешествует на восток
Когда Барад-Дур только закладывался, а нуменорцы не смели заходить дальше Умбара, долина меж отрогов гор была полна жизни. Не одно поколение шаманов приходило сюда, чтобы научиться преодолевать границы между миром живых и миром мертвых. В те далекие времена Владыка Саурон не засиживался в своей крепости, а часто ходил среди людей, ведя разговоры с вождями и мудрецами.
Однажды пришел в те места немолодой странник в серых одеждах и высокой смешной шляпе.
Саурон, предупрежденный дозорными о приезде чужака к священным местам, вышел ему навстречу, приветствуя странника как желанного гостя. Тепло улыбаясь ему, завел он с ним разговор. Но чужак не был так уж приветлив. То ли устал с дороги, то ли попросту не был знаком с вежливостью. К тому же в моменты задумчивости он то и дело подносил ко рту деревянную трубку и выдыхал дым. Этого странного человека интересовало буквально все. Владыка несколько дней провел в одних лишь разговорах, запретив кому бы то ни было приближаться к шатру, в котором он вел беседу. А на исходе третьего дня чужак ушел, не попрощавшись.
Повелитель Мордора никогда не терпел, чтобы гости уходили, не попрощавшись, потому, собрав отряд всадников, поехал догонять беглеца. А уж тот, стремясь скрыться от погони, и поджег священные поля. Так поджег, что все, посланные в погоню, несколько дней и ночей подряд бродили в дыму да только и могли, что смеяться.
Владыке же пришлось еще несколько недель приглядывать за шаманами, ибо пресыщение дымом сказалось на них не лучшим образом. Пепелище, устроенное серым беглецом, так больше и не поросло зеленью - видать, сильны были чары проходимца. А может, Саурон попросту не хотел возобновлять былое разнотравье. Но достоверно могу сказать лишь одно: священной травы прозренья на плато Горгорот более не сыщешь.
@темы: Воинство Мордора, БПВ-2, Этап I: Жанр
Тапок.
Первые две более "ночные истории"
От Мордора другого и не ожидалось, угуА третья вообще чудесна
Занудная бета. =)
, уговорили))Бета правильная)
О лунных дорогах, колдовстве, живой и мертвой воде - интересный текст, интересные ассоциации (вот почему - глаз! ), но показалось, что конец немного скомкан.
Цикл "Сказки травы" - м-да, орки - такие орки... Но про коноплю уже надоело, какой-то баянистый баян.
Гость, не читала ни одной сказки про Мордор и коноплю. Серьезно. Делись травой.
Бета.
Да не про Мордор, а вообще в текстах по Толкину.
Делись травой тем более.
мимокрокодил