Воинство Валар
Нижеизложенные истории наша экспедиция записывала дрожащими пальцами под аккомпанемент стучащих зубов, тщетно пытаясь пригладить вставшие дыбом волосы.
*******************************************************************************
1
Название: Как все закончилось
Размер: 691 слово
Жанры и категории: хоррор
Рейтинг: PG (12+)
Персонажи: жители Востока, Валар
Примечания: Хоррор про Валар возможен только в том случае, если создают его сами Валар!
Первыми заметили неладное эльфы. Стало то ли тяжелее дышать, то ли ходить труднее. Когда это началось, точно никто не знал, но старики судачили, что виноват во всем давешний непонятный толчок, когда у многих во дворах порасплескало бочки с водой и порассыпались поленницы. А эльфы с того дня петь почти перестали, подолгу совещались у себя и вид имели задумчиво-отрешенный.А вскоре выяснилось, что и местность поменялась. Раньше, бывало, залезешь на дерево – и до самого моря видно, что происходит, а теперь земля обрывается за соседней деревней и какая-то полоса странная появилась, и, чем дальше уходишь, тем дальше она отползает, как будто бежит от тебя. И река теперь иначе текла, и небо выглядело не так как-то. Может, моряки и знали, что стряслось, только в наши края моряки редко захаживают.
Потом и с людьми что-то стало твориться. Первые забияки поутихли, а спокойные и вовсе домоседами заделались. А в деревне по ту сторону реки, где жители были боевые и стены крепкие, говорят, в одну ночь всех пауки унесли. Сны блеклые сначала снились, потом совсем пропали, а потом уже и спать не хотелось – лежишь себе ночью и глядишь в потолок, а то и встанешь и пойдешь по дому управляться. И зря ведь: работа не спорится, топор из рук валится, у кузнеца печь треснула, у гончара все горшки растеклись глиняной лужей, у женщин пряжа перепуталась и клочьями висит.
Дичь из леса пропала куда-то: сколько ни ходили охотники, ничего не добыли. Сначала звери в руки не давались и оружие не било в цель; потом все будто ушли куда-то. А что им здесь делать? Всем худо: зверь тоже беду чует.
Женщины еще толковали, что люди болеют чаще, но то, наверное, от печали и плохой еды. Но мудрые старухи видели, что не в этом дело, а в том, что лежат больные дольше и вылечиться никак не могут. Если слег человек – считай, можно с ним попрощаться. Старший сын нашего старосты долго так хворал, и не помогали ему ни травки, ни бабкины заговоры, и даже эльфийская знахарка только руками развела. Так он и умер, и говорила жена, что видела его потом белого и туманно-невнятного, как морок или видение, ночами возле овина, но ей тогда не поверили – и напрасно.
Как время подошло, посевы не взошли. Ждали их позже – всякое бывает – но ничего не проклюнулось. Не расцвели новые цветы, а вслед за цветами увяли и подурнели девичьи лица, но было всем уже не до того. Кусты и деревья сохнуть начали, и если были у кого-то в погребах старые запасы, то и они подходили уже к концу. На скот как мор напал. В каждой семье тогда кто-то умер, а на небе многим чудились знамения. Но то наши ушедшие было родичи, бледные и бестелесные, летали над деревней и не могли найти дороги отсюда, и не было им покоя. По лесу бродили такие же полупрозрачные эльфы, а живые еще их собратья, которые теперь переселились ближе к нашим домам, чтобы всем держаться вместе, – живые эльфы говорили, что мертвые вечно будут скитаться среди нас, потому что не слышат зова. Но, что бы ни случилось, люди уже не удивлялись: отвыкли они и удивляться, и ожидать, и горевать, и сил оплакивать родных и себя уже не было.
За этими тяжелыми и страшными чудесами люди не сразу заметили, что время будто остановилось. Каждый новый день был похож на предыдущий, и ничего больше не менялось. Один из соседей каждое утро отправлялся в лес разузнать, не слышно ли чего, и никто не видел каждый вечер, чтобы он возвращался, но каждое утро он снова с теми же словами шел в лес и пропадал там до вечера, а утром опять оказывался дома…
Потом пересохла река, ведь дождей давно уже не было.
Потом звезды стали гаснуть одна за другой. Эльфы говорили, что близится вторая музыка.
А потом воздух будто свернулся в шар, стало нечем дышать, и все закончилось.
***
– Ну и ну, – произнес Эру, глядя на понурившихся перед ним Валар. – Что же мне с вами теперь делать?
– Отче… – едва слышно пробормотал Манвэ. – …но ты же сам… отделил… нас… от Арды…
– Кто же вам сказал, что нужно все бросить? Итак… Проект снова провалился Надо же – уже третий вариант, и каждый раз накладки случаются на новом месте. Но сейчас вы продержались дольше. Идите спать. Через несколько циклов начинаем все заново.
2
Название: Ноги
Размер: 3 065 слов
Жанры и категории: хоррор, юмор, черная комедия, страшилка
Рейтинг: R (16+)
Персонажи: Моргот, жертвы его хулиганств
Примечания: Автор надеется, что хоррор здесь прочитывается!
-1-
Входит Иван. У Ивана нет рук.
Иван:
Так точно!
Муж:
Где твои руки, Иван?!
Иван:
В годы войны утратил их в пылу сражения!
Д.Хармс
Иван:
Так точно!
Муж:
Где твои руки, Иван?!
Иван:
В годы войны утратил их в пылу сражения!
Д.Хармс
Сегодняшний день определенно не задался. Конечно, он раздавил этого отвратительного эльфа, зато теперь в коридоре орала и мешала сосредоточиться Тхурингветиль, и почему-то клонило в сон. Мелькор попытался сбросить надоевшее тело. Никакого эффекта. Он и раньше замечал, что с ним творится неладное – каждая новая оболочка перенимала все черты старой, до последней черточки, и все проблемы, ошибки и неисправности несовершенного тела продолжали портить ему существование, но у Мелькора не хватало времени об этом задуматься. А вот теперь – пожалуйста – новая напасть: от тела не избавиться вообще. Тхурингветиль продолжала орать, уже под самой дверью, и Мелькор решил выяснить, что ей нужно.
– У нас перед воротами, – начала она докладывать, то и дело срываясь на крик, – перед воротами столько крови, что впору утопиться! И коридор весь в крови! И никто не признается! Ой! Шеф! Что это у вас с ногой?
– Понятия не имею, – буркнул Мелькор. – Причем тут я?
Тхурнгветиль посмотрела на пол. Кровавая дорожка тянулась от двери к креслу.
– Шеф! – опять затянула она. – Это что же, у вас в пятках столько крови было? Откуда же она иначе взялась? И откуда в вас столько? Как в трех бочках? Даже больше – а? Ну шеф! Может, вам что-нибудь сделать?
– Да не надо ничего, – рассердился он. – Подумаешь, пятки. Я свою смерть в пятки не заключал, как некоторые. Я же не идиот. Вон пошла. Дура.
***
Шли годы. Способность менять тело не возвращалась. В один из дней Мелькор снова услышал неподалеку вопли Тхурингветиль.
– Шееееф! – ворвалась она в кабинет и принялась беспорядочно летать вокруг, натыкаясь на мебель. – Шеф-шеф-шеф-шеф-шеф! Ой!
– Да что у тебя?! – рявкнул он.
– Вот, – протянула она ему завернутый в тряпицу цилиндрик. – Не вы потеряли?
– Ничего я не терял, – рассердился он, принял сверток и обомлел: в тряпице оказался неприятный, грязный, посиневший, скрюченный палец. Судя по всему, он был не отрублен, а оторван, причем второпях. У основания лохматилась кожа, проглядывали лоскуты плоти и ниточки нервов, желтела кость. Мелькор перевел взгляд на свою руку. Одного пальца не было.
– Похоже, все-таки я, – неуверенно сказал он и наудачу попытался отрастить новый, – как всегда, ничего не вышло.
– Можно пришить! – посоветовала Тхурингветиль. – Если он недавно оторвался, то ничего страшного. И как вас угораздило?
Мелькор ответить на этот вопрос не мог. Его никто не хватал за руки, он ни за что не цеплялся; предположить, что ночью пробрались враги… и позарились на его палец? Ерунда какая-то.
Тем временем Тхурингветиль принесла нитки с иголкой и, примерившись, всадила острие ему в руку. От неожиданности Мелькор дернулся, но она крепче прижала палец и в несколько стежков пришила его к руке.
– Все, – сказала она. – Больше так не делайте, шеф, ладно?
Мелькор пообещал себе впредь лучше следить за собственными частями тела. Видимо, постоянные попытки избавиться от внешней оболочки что-то в ней нарушили. Оставалось надеяться, что несколько сотен лет-то она выдержит, а дальше будем думать.
***
– Ну что я вам скажу? – резюмировала Эстэ, глядя на принесенный орлами биологический материал. – Недолго этому телу осталось. Нарушения на внутриклеточном уровне. Еще сто–сто пятьдесят лет, и он развалится на куски, если не развоплотится самопроизвольно.
***
Зеркал в Ангбанде не водилось, но Мелькор и так знал, что выглядит он ужасно. После пропажи Тхурингветиль (и Сильмарилла) он старался ничего лишний раз не трогать и не делать резких движений. Как-то раз он обнаружил, что корона с одного края стала ему велика и сползает на глаза – помучившись немного над разгадкой, он выяснил, что не хватает одного уха. Куда оно пропало, он не знал; Саурон искать чужие уши отказался, и, даже если его теперь нашли, пришивать уже было бы поздно. Пришлось срочно ужимать корону (зато меньше заметна стала дыра на месте Сильмарилла) и поворачиваться к докладчикам боком, чтобы лучше расслышать.
Другой раз ему показалось, что он разучился говорить. Звуки выходили нечеткими, а красивые фразы перерождались в шипение и свист. Мелькор подумал вдруг, что разлад добрался до мозга – он вспомнил, что такое бывает, если, например, ранить пленника в голову. На следующий день, по его представлениям, должны были отказать руки и ноги. Когда этого не случилось, Мелькор решился взглянуть на свое отражение в ведре воды. В ответ ему улыбнулся оттуда беззубый рот с окровавленными дёснами.
И когда затряслись стены Ангбанда, к ожидаемым страху и гневу примешалось едва заметное чувство облегчения.
***
Эонвэ вышиб последнюю дверь плечом, разметал баррикаду из наваленных кое-как камней и обнаружил в дальнем углу комнаты Моргота. Резкий удар сшиб негодяя с ног, и Эонвэ, недолго думая, быстро скрутил его цепью.
– Вставай, пошли, – сказал он, придерживая пленника за верхнюю петлю оков.
– Не пойду! – нагло ответил тот и, действительно, вместо того чтобы подняться, повис на цепи.
Эонвэ рывком поднял его. Моргот ухмыльнулся и посмотрел сначала на Эонвэ, а потом вниз. Эонвэ проследил за его взглядом: на полу стояли ноги. Это были, без сомнения, ноги – вернее, ступни – Моргота, и стояли они от Моргота отдельно. «О ужас! – подумал Эонвэ (он не любил бесполезной жестокости). – Когда это я успел? Что обо мне подумают? Чем я лучше его?» Он попытался приставить остатки ног пленника к оторванным ступням, но тот не давался и противно хихикал. Эонвэ только перемазал руки в крови. Тогда он в отчаянии дернул Моргота за волосы. Раздался хруст, и голова легко подалась вверх. Хихиканье прекратилось, но шевелиться Могрот не перестал: пучки бело-желтых волокон тянулись от шеи к туловищу и не давали голове оторваться от тела окончательно. Эонвэ судорожно втянул в себя воздух, поставил голову на место, аккуратно прислонил Моргота к стенке и оглядел комнату, надеясь обнаружить какую-нибудь веревку или проволоку и стараясь не думать о том, какими словами встретит его Владыка. Возле поваленного кресла нашлась корона с блестящими камнями. Эонвэ выдрал камни – мелькнула мысль, что это могут оказаться Сильмариллы, но ему было не до того – спрятал их на всякий случай в карман, разогнул обод, прижал импровизированной гривной поврежденную шею и крепко закрутил сзади оставшиеся концы. Голова, кажется, держалась; что делать с ногами, он не представлял и, за неимением лучшего, решил оставить их на полу. Еще раз тяжело вздохнув, он взвалил сверток на плечо и вышел.
***
– Эонвэ! – как в худших его фантазиях, воскликнул Владыка. – Это что? Это зачем? Мы же не звери, в конце концов!
– Не суетись, – возник рядом Намо. – Он не виноват. Ты же помнишь, что говорила Эстэ? К тому же, сейчас мы лишим его тела и отправим за Врата ночи.
-2-
Скрипи нога, скрипи липовая, скрипи березовая,
по селам спят, по деревьям спят,
одна старуха не спит, на моей коже сидит,
мое мяско жрет, мою шерстку прядет.
Съем, съем эту старуху!
«Медведь – липовая нога»
по селам спят, по деревьям спят,
одна старуха не спит, на моей коже сидит,
мое мяско жрет, мою шерстку прядет.
Съем, съем эту старуху!
«Медведь – липовая нога»
Стук. Стук. Стук. Шлеп. Шлеп. Шлеп.
Амариэ закричала, и Финрод проснулся.
Это началось с того дня, когда Амариэ вернулась от Ниэнны расстроенная и подавленная и на все расспросы только качала головой. Ночью она спала беспокойно, стонала и бормотала что-то. Потом под окнами начали ходить. Финрод вставал, выглядывал в окно – никого; открывал дверь – никого. Кто-то каждую ночь шуршал по траве, шлепал и скрипел во дворе, а наутро никаких следов не оставалось. Амариэ просыпалась, молчала и не рассказывала снов, а на следующую ночь все повторялось.
Шлеп. Шлеп. Шлеп. Скрип. Скрип. Скрип.
Дверь открылась, и на пороге появилась темная фигура. Она потянулась к Амариэ – Финрод вздрогнул, но шевельнуться не смог – и прошептала:
– Ноги !.. Где ноги?.. Отдавай мои ноги!
Финрод сбросил оцепенение, бросился к двери – закрыто, зажег свечу – никого. Амариэ, дрожа, села на постели.
– Он был? – спросила она.
– Не знаю, – ответил Финрод. – Кажется, это сон или морок.
Утром Амариэ решилась.
***
Она привыкла ходить к Ниэнне. Сначала за советом, поддержкой, утешением, а потом, когда Финрод вернулся, по привычке и для удовольствия. Ей нравился тихий дом, неспешные разговоры, травяной чай и глубокая чернота за окном. Здесь, думала она, не хуже, чем Лориэне, можно отдохнуть душой.
Мимо окна что-то пронеслось.
– Ой! – вскрикнула Амариэ и выронила чашку.
– Что с тобой, дитя? – спокойно спросила Ниэнна.
– Там кто-то был! – испуганно указала взглядом на окно Амариэ.
– Не бойся, дитя, это, наверное, Мелькор. Он уже ничего тебе не сделает. Прямо, конечно.
Амариэ вспомнила, что так оно и есть.
– А почему у него нет головы?
– Откуда же ей взяться? У него ничего нет. Вообще нет тела.
Амариэ упрямо подумала, что тело-то было, а головы не было, но спорить с Валиэ не стала.
А ночью кто-то пришел под окна, ходил, топтался, шумел и пугал ее. Финрод сначала ничего не слышал, потом и он стал замечать неладное, и, наконец, сегодня таинственный гость явился к ним домой. Амариэ сразу подозревала, что это Моргот, теперь в этом убедился Финрод, но настораживало то, что у ночного посетителя голова была, зато, похоже, не было ног.
***
Скрип. Скрип. Скрип.
Эарендил недоумевал. Он постоянно работает, минуты свободной нет, приходит домой только чтобы поспать, жену воспринимает на ощупь. И обязательно нужно являться ему во сне.
Он стоял возле кровати. Стоял и молчал. Стоял, и на пол капала кровь. Стоял и держал голову под мышкой.
– Иди отсюда, урод, – рассердился Эарендил. – Только тебя мне не хватало.
– Что, не нравится? – спросили губы. – А если я завтра нападу на корабль?
– Попробуй, – обрадовался Эарендил. Мерзавец не исчез, а продолжал глядеть на него. Спать было невозможно.
Собирая его в дорогу, жена посетовала на то, что он не выспался, велела быть осторожнее, предложила сказать кому-нибудь из майяр и попросить на всякий случай конвой, а, когда он отказался, обещала не волноваться, хотя видно было, что волнуется она ужасно. Наверняка этот негодяй тоже пугал ее сегодня во сне.
Топ. Топ. Топ.
Он стоял у мачты и ухмылялся. Голова смотрела на Сильмарилл.
– Голову бы надел, – посоветовал Эарендил, не отрываясь от руля.
– Не хочу, – сказал Моргот и сделал два шага к корме. «Если он попытается схватиться за штурвал, – оценил свои и его шансы Эарендил, – ему придется выпустить голову, потому что двумя руками штурвал не удержать, а одну я легко сброшу. Без головы он наверняка не справится». Моргот насадил голову на острие реи, уверенно подошел к Эарендилу и дернул на себя штурвал – корабль повело, но с курса он не сошел. Эарендил умудрился откинуть Моргота в сторону, и тот, получив пинок в живот, свалился за борт и исчез.
Дома Эарендила встретила расстроенная супруга, которой привиделось, как проклятый Враг сбрасывает его с корабля, захватывает судно и уводит в Пустоту. Эарендил успокоил ее, что все было совсем наоборот, но решил посоветоваться в Лориэне с разбирающимся в снах и видениях Ирмо – а заодно и отдохнуть.
***
Скрип-скрип. Скрип-скрип. Плюх. Плюх. Плюх.
Амариэ вцепилась в Финрода. Сегодня они не ложились и, сидя у стола, старались не уснуть. Но морок, видимо, умел приходить и так.
Дверь приоткрылась. Через порог переступила давешняя фигура.
– Амариэ! – раздался шелест. – Амариэ, отдавай мои ноги!
– Да я их не брала! – разрыдалась Амариэ. – Моргот, правда! Я не знаю, где они!
Финрод хотел привлечь ее к себе, хотел броситься на Моргота, хотел взмахнуть руками, но его опять сковало. Моргот остановился возле стола и указал вниз.
– Видишь ноги, Амариэ? Нет? Правильно, их там нет! А где же они?!
Амариэ закричала, дернулась, перевернулся стол, и все исчезло. Финрод поднялся с пола, снова зажег свечу и обнял ее.
– Завтра же, – сказала она сквозь слезы, – пойдем к Владыкам, – и опять заревела.
***
Месть. Месть. Месть. Шурх. Шурх. Шурх. Месть.
Олорин, как все айнур, мог обойтись без сна. Но в Лориэне такие вопросы даже не обсуждались: пришел – лег – уснул.
Месть.
Трава шуршала. Олорин открыл глаза. Под деревом, опершись на ствол, стоял в вольготной позе Мелькор. Повешенная за волосы на ветку голова болталась рядом.
– Эонвэ! – сказал он. – Я тебе отомщу!
Олорин удивился такому обращению, но решил не выдавать товарища и не сказал ничего.
– Эонвэ! – продолжал Мелькор. – Это все ты виноват! – он поднял ногу, и Олорин увидел на месте ступни окровавленную культю.
– Эта кровь вопиет к тебе! – не останавливался Мелькор и, сняв голову с ветки, сунул ее Олорину в лицо.
«Интересно, почему я?» – подумал Олорин и не нашел ответа.
– Как только я увидел тебя в окно, – разрешил его сомнения будущий мститель, – я понял, что ты мне поможешь. Передавай Эонвэ привет, Олорин, и не думай, что отвертишься!
Неподалеку раздались голоса, и Олорин проснулся.
***
– Он является в сны и всех пугает! – причитала Ниэнна. – Ирмо, сделай что-нибудь!
Амариэ за ее спиной понурилась и села на траву; Финрод присел рядом.
– Вы не о Мелькоре, часом? – осторожно спросил Олорин, выходя из-за кустов.
– О нем! – ответил вместо Валар Эарендил. – Повадился ходить; корабль мне чуть не испортил.
– Насколько я понимаю, – задумчиво сказал Олорин, – он приходит только к тем, кого видел из Бездны. Например, он мог заметить Амариэ в окне у Леди Ниэнны, а Эарендила – понятно где. Если мы закроем окно, например…
– …это не поможет! – закончил фразу Ирмо. – Он уже знает дорогу. На самом деле, я могу попытаться перекрыть канал. Навсегда не гарантирую, но на время от страшных снов это избавит.
***
Действительно, следующей ночью Мелькор никому не явился. Он обнаружил, что в чужие сны ему больше не попасть, сделал вывод, что снова обрести тело таким способом невозможно, и решил искать другие пути.
-3-
Говорят, что в Эрмитаже, в египетском зале,
каждое полнолуние у статуи богини Сехмет
появляется на коленях лужица крови.
Городская легенда
«Уникальная находка.
Важное историческое открытие сделала недавно группа археологов в Гаванях. В ходе раскопок на месте древнего эльфийского поселения был обнаружен фрагмент скульптуры, относящейся к Первой эпохе. Предполагается, что скульптура была создана в Северном Белерианде и попала в Гавани под влиянием тектонических процессов в земной коре, при передвижении океанских плит. Скульптура представляла собой фигуру мужчины и, вероятно, выполняла ритуальную функцию. К сожалению, от большой статуи сохранились только ступни. Находка передана в Гаванский Историко-археологический музей».
***
В зале Первой Эпохи шла экскурсия.
– А здесь вы можете видеть фрагмент скульптуры. Ученые считают, что древний скульптор жил на севере Белерианда. Это очень ценная находка: как вы уже знаете, Белерианд затонул в конце первой эпохи, и археологических свидетельств осталось крайне мало. Но мы знаем, что тогда творили очень искусные мастера. Посмотрите, как анатомически точно выполнены эти ступни! Кстати, разрез на ступне позволяет предположить, что скульптура изображала Мелькора-Моргота и использовалась как ритуальное изображение. О противоборстве культов Мелькора-Моргота и Валар говорят и другие экспонаты. Давайте подойдем к следующей витрине.
– А-а-а-а-а-а-а-а-а! Мама-а-а-а-а-а-а! Ма-а-а-ама-а-а-а! Давай уйде-е-е-ем!
– Дама, успокойте ребенка!
– Тихо, тихо, не шуми! Что случилось?
– Мама-а-а-а-а-а, ма-а-а-амочка-а-а-а-а, он черный, а-а-а-а-а, там, стоит, а-а-а-а-а!
Молодая туристка, отчаянно покраснев, вытащила рыдающего сына из зала.
– Мама, он правда там стоял! Где ноги! Черный, страшный и кача-а-а-ался!
– Кто? Да кто же?
– Не зна-а-а-а-аю!
***
Зал Первой Эпохи пользовался нехорошей славой. Служительницы старались не оставаться там одни, охранники ночью обходили его стороной, а студентов-практикантов, наоборот, тянуло туда как магнитом. За те пятьдесят лет, что ноги провели в музее, успели наговорить и напридумывать много небылиц. Старушки жаловались, что возле ног тяжело дышать и стынет сердце, что в глазах темнеет и грустно на душе становится. Студенты передавали друг другу истории о том, как каждую тридцатую ночь ноги выходят из витрины и делают круг по залу, а раз в год – обходят весь музей. Увидеть такое никому не удавалось, но среди практикантов курсировал график и расписание выходов ног. Другие рассказывали, что то ли раз в год в определенный день, то ли раз в месяц, то ли каждые три года из трещины на ступне льется кровь, и тот, кто убирает ее на следующий день, увольняется и вскоре умирает или лишается рассудка. Одна женщина, говорили, упала как-то раз в обморок.
Самые религиозные жители Гаваней считали, что в каменных ногах заключены темные помыслы Моргота и лишний раз старались в музее не бывать.
Но дети до сих пор в зале не плакали.
И темных фигур не появлялось.
***
На город опускался тихий вечер. Директор музея, заработавшись, не заметил, как закончились экскурсии и разошлись по домам смотрительницы залов; как прогрохотала ключами кассирша и как собрала сувениры и открытки продавщица в музейной лавке. Секретарша заглянула к нему попрощаться; собрались, выключили свет и, переговариваясь, ушли научные сотрудники. Наконец, он и сам погасил лампу, надел пальто – начинались осенние холода – закрыл дверь и, пожав руку охраннику, вышел. В ярком свете полной луны город был прекрасен. Музей спал. Все было тихо. Директор решил разнообразить жизнь и вернуться домой по набережной. Он обошел музей сзади, заглядывая на всякий случай в окна, посочувствовал охранникам и вдруг увидел в одном из залов неясный силуэт, почти тень. Мужская фигура, ростом под потолок, стояла на месте и медленно колыхалась. Директор бросился назад, на бегу крикнул охранникам, что в одном из залов гости, распахнул двери, огляделся: никого. Витрина с драгоценным экспонатом не тронута. Два охранника подошли следом, но никаких следов взлома тоже не обнаружили.
– Повиделось, – предположил один из них. – Нехороший это зал, все говорят. Здесь часто всякое… происходит.
– Наверное… – пробормотал директор и решил остаться в музее на ночь.
Но ни этой ночью, ни следующей, ни через день ничего не произошло. Свет горел до утра – ничего. Свет выключали во всем музее – ничего. Директор с охранником сидели в самом зале – ничего, дежурили за дверью – ничего, прятались под окном – никакого эффекта. Директору пришлось признать, что ему показалось.
Но с тех пор все больше посетителей жаловалось на головную боль, экскурсоводы болели, а возле зала разливалась тягостно-мрачная атмосфера. Зал из основной экскурсионной программы, однако, не исключили, а молодые гиды развлекали публику страшными городскими легендами.
***
– Смотрите!
Экскурсовод строго взглянула на мужчину. Такие шутники встречались на каждой второй экскурсии. То им ноги переместились, то что-то над ними витает, то «злой дух Мелькора проник в меня и говорит моим голосом: трепещите, смертные!» Начальство дало понять, что распространяться о музейных легендах нежелательно, но слухи, естественно, пресечь было невозможно.
– Да посмотрите же! – закричала женщина. – Там человек!
Публика уставилась туда, где стояли пресловутые ноги, но не на них, а выше. Экскурсовод обернулась.
– Здравствуйте, смертные! – издевательски поприветствовала группу пресловутая темная фигура, выше человеческого роста, почти под потолок. – Не ждали?
Каменные ноги казались продолжением призрачного тела: привидение то ли выросло из ног, то ли встало так, что его собственные ноги скрылись в каменных.
– А меня зовут Мелькор. Очень приятно, – сообщил призрак озадаченной публике. – И я не представляете как рад, что я снова с вами!
Люди заорали и ринулись к выходу; на шум сбежались охранники. Когда в зале появился директор, ноги как ни в чем не бывало стояли на своей подставке и будто усмехались.
***
«Уважаемые посетители! Зал Первой Эпохи по техническим причинам закрыт. Приносим свои извинения. Администрация».
Директор вышел на набережную и, устроившись в дальнем конце оживленного обычно променада, глядел на воду. С ногами нужно было что-то делать: за одним случаем может последовать другой; сейчас зал опечатали, но кто знает, не прорвется ли следующий раз Моргот дальше? Директор представил, как Враг тенью проносится по музею, обрастая на лету телом, как он врывается в город, как стирает в прах улицы, поднимает шторм, уничтожает, наконец, страну, а следом – и всю планету. Нет, определенно надо что-то предпринять. Вконец расстроившись, он снова посмотрел на море. Волны выстроились в линию, вздыбились, опали, расступились, и на берег вышел человек. Быстро оглядевшись, он направился к директору. Тот был человек привычный, видел в жизни всякое, в мифологии, литературе и древней истории разбирался и поэтому не очень удивился.
– Донимает? – спросил человек-из-воды.
– Донимает! – вздохнул директор. – А вы откуда знаете?
– Сами-то как думаете? – поинтересовался человек-из-воды и продолжал: – Давайте сюда ваш… экспонат. Нечего чужие ноги в музее держать.
– Владыка! – обрадовался директор – вы нас спасли!
***
«Экспонат находится на реставрации».
– Жалко, конечно, уже три года – и на реставрации, – сказала одна посетительница своей подруге, которая приехала в Гавани на лето из столицы. – Наверняка что-то серьезное.
– Наверняка стащили, – предположила столичная жительница. – Или продали.
– Ерунда какая! Ты знаешь, чего про эти ноги только не говорили… Сейчас расскажу!
3
Название: Дитя валар
Размер: 4 602 слова
Жанры и категории: хоррор, АУ, гет, джен
Рейтинг: R (16+)
Персонажи/Пейринги: Манвэ/Варда, Мелькор(Моргот), НМП, другие валар.
Примечания: Валинор. Слишком много лет спустя. Арда стареет, но не приближается к исцелению, и даже валар с каждым днем труднее становится противостоять усталости и уповать на лучшее. Тогда Манвэ и Варда находят решение, которое, как они надеются, может привести к благим переменам. Но будут ли эти перемены действительно благими?
Все валар знали, что, если от Чертогов Мандоса свернуть к побережью Экайя, а потом по самой кромке воды идти направо, то примерно на полдороги к дому Ниенны можно услышать песнь, дивно прекрасную и печальную, которая все еще льется там так же свободно и звучит так же ясно, как в тот час, когда Лютиен пела ее перед лицом Намо.Никаким другим путем этого места было не отыскать, но единственная проторенная тропинка приводила к нему всегда, и каждый из валар время от времени приходил туда, чтобы послушать и найти среди печали свет и надежду. Это тоже удавалось всегда, сколько бы ни миновало лет и эпох и что бы ни творилось в мире.
Варда в нынешнюю Эпоху приходила на берег часто, наверное, чаще всех, – здесь она еще могла верить, что Арду и тех, кто обитает в ней, впереди ждет радость и исцеление скорбей. В иных местах и особенно на вершине Таникветиль, откуда открывался самый широкий обзор, виделось иное: эльдар утомились жизнью даже в Блаженном краю, нередко добровольно уходили в Чертоги Ожидания и не желали возвращаться, а у живущих все печальнее становились и лица и песни, и все меньше детей появлялось на свет. Пришедшие следом в Согнутом Мире держались не лучше: дети у них еще рождались, и их было даже немало, но многие успевали устать от жизни даже прежде, чем вступали в пору юности, делались холодны и ко всему равнодушны; пребывание в Арде тяготило их, хотя было страшно кратко в сравнении с людьми былых времен.
Усталость охватила весь мир и всех в мире, и только зло, похоже, не ведало ее. Раз за разом едва начинало казаться, что какое-то давно известное лихо наконец побеждено и исчезло, выяснялось, что вместо него явилось новое, не менее опасное. А иногда старая напасть просто меняла личину и начинала действовать вновь.
Валар не знали, что делать с этим. Хуже того, Варда чувствовала, что все они понемногу разуверяются в том, что с этим вообще можно что-то сделать. Сама она временами ощущала себя ужасно слабой и беспомощной, и ей хотелось воспарить над Ардой и умчаться далеко, к самым отдаленным из звезд.
В такие моменты свет Новых светил, которые давно уже были старыми, подергивался пепельной дымкой, и ветрам Манвэ приходилось дуть сильнее обычного, чтобы разогнать ее. А Варда отправлялась на берег Экайя, слушать песнь Лютиэн. Валиэ была уверена, что в этой песни заключена какая-то великая разгадка для всего или хотя бы для многого. Но сколько бы она ни слушала, приблизиться к ответу никак не удавалось.
Обычно дело заканчивалось тем, что ей нестерпимо хотелось увидеть Манвэ, и она, отложив размышления, мчалась к вершине Таникветиль (благо, обратно идти пешком было вовсе не обязательно). Так случилось и в этот раз.
Кратчайшим путем пролетела Варда над землями Валинора, и скоро была уже рядом с мужем. Эти встречи всегда оказывались для нее и радостными и горькими одновременно. Видеть его, быть подле него, любить его – эта радость от времени не тускнела, но больно было так ясно сознавать, что годы и беды не пощадили и Манвэ – лучшего из валар, лучшего из всех, кого когда-либо знала Арда. Нет, он не изменился в сердце своем, не сделался жесток или безучастен, но его глаза, прежде такие яркие и ясные, выцвели и потускнели от множества горестей, которые довелось ему увидеть и пережить,
Теперь он взирал на мир взглядом смертного, прожившего слишком много лет по меркам своего народа, и почти не говорил ни с кем, кроме Варды. Даже валар редко слышали его голос, а среди эльдар появилась новая легенда, согласно которой владыка Манвэ погрузился в молчание до конца Арды.
Впрочем, в тот миг, когда Манвэ увидел вернувшуюся Варду и встретился с ней глазами, он стал очень похож на того юного валу, что когда-то спустился в Эа полным сил и надежд: взгляд зажегся радостью, на губах заиграла улыбка и лицо просияло.
– Снова песнь Лютиэн? – спросил он чуть позже, когда Варда села рядом с ним и вложила свою руку в его.
– Да, – ответила Варда с тихим вздохом. – И снова все то же. Я чувствую, что в ней есть что-то важное, еще не открытое нами, но понять не могу.
– Зато теперь ты знаешь, как эрухини слушают музыку Ульмо, – задумчиво сказал он.
– Да, – опять согласилась Варда, печально улыбаясь. – Но иногда они все же могут извлечь из нее совет. Может, и мне удастся.
– Советы Ульмо обычно просты и верны, – все так же задумчиво продолжал Манвэ. – Хотя их бывает сложно исполнить... Может быть, и на этот раз мы упускаем из виду что-то очень понятное, даже давно известное нам.
– Но мы говорим вовсе не об Ульмо, – на всякий случай напомнила Варда.
– Да, мы говорим о Лютиен, – тут же отозвался Манвэ, кажется, нисколько не сбившись с мысли. – Может быть, дело как раз в ней. Кем была Лютиен?
Лютиен была эльфийкой, выбравшей путь смертных... Лютиен была...
Пока Варда выбирала из множества возможных ответов на этот вопрос, которые сами собой закрутились в ее памяти, Манвэ сам на него ответил:
– Лютиен была дочерью мужчины из эльдар и женщины из майяр, единственной, кто был рожден, и в то же время был айну в глубинной сути своей. Лютиен была чудом.
Манвэ замолчал. Молчала и Варда, она все еще не могла догадаться к чему Манвэ ведет этот разговор, но почувствовала, что стоит на пороге чего-то очень важного: того ли, что искала на берегу, или другого, но огромного и великолепного, как сама Великая Музыка.
А Манвэ заговорил опять:
– Без Лютиен в истории Арды было бы больше горечи, и, кто знает, – тут он невесело улыбнулся. – Возможно, ее стало бы столько, что уже никто не в силах был бы перенести ее. Но Лютиен пришла и изменила путь мира. Не это ли нужно и теперь, не новое ли чудо?
Новое чудо... Рожденное дитя айну... Та или тот, с кем в мир войдет непредвиденное благо... Но как вызвать чудо? Разве возможно велеть кому-то любить друг друга, как любили Эльвэ и Мелиан? Не только велеть, но хотя бы и просить? Нельзя принять такое решение за других. Нельзя. А за себя? Они любят друг друга... Они могли бы попробовать... или нет? Самой зачать, выносить и родить дитя, как эрухини... смотреть на ребенка и знать, что он не просто ребенок, а твой ребенок... что твоя любовь сделала возможным его приход в этот мир... Чудо.
Теперь все сказанное, наконец, сложилось для Варды в целую картину. Мир закружился и помчался неведомо куда, и единственной точкой опоры, которая еще оставалась, была рука Манвэ в ее руке. Варда крепче сжала пальцы, и Манвэ сразу ответил на пожатие. От этого мир, к счастью, начал вести себя поспокойнее. Так что Варда даже смогла посмотреть на мужа и спросить:
– Ты давно думал об этом?
– Нет, – он, как ни странно, тоже казался растеряным, хотя глаза его снова сияли. – Я не думал ни о чем подобном до того, как начался этот разговор, но это понимание вдруг открылось в сердце моем, и редко бывал я так удивлен и так уверен в своих словах одновременно.
– Редко? – переспросила Варда, сама не зная зачем.
– Обычно так получается, когда я взываю к Эру и он посылает мне свой ответ.
– А сейчас ты не взывал к нему? – уточнила Варда.
– Нет, – твердо ответил Манвэ.
– Но прежде он никогда не посылал ответов сам, без твоего вопроса...
– Нет, – в третий раз повторил Манвэ.
– Во всяком случае, раньше, чем делать что–то, нам следует испросить его благословения, – сказала Варда.
– Конечно, – согласился Манвэ.
Он сразу же занялся этим, а Варда, не в силах просто ждать, снова отправилась бродить по Валинору.
***
Невидимая летала она над землями Блаженного края. Сердце ее то и дело замирало, и Варда не знала, от страха ли или от радости, от предвкушения будущего или от боязни разочарования. Что скажет Эру? И если даже даст он согласие, как смогут они сделать это? Оставить контроль над своими стихиями, принять вид эрухини, и жить, как они, постоянно, целый солнечный год... Нет, не то, года мало. За год еще только родится ребенок, а что потом? Айну или нет, если он родится, как дитя воплощенных, он и расти будет, как дитя воплощенных, и так же будет нуждаться в родителях... родителях-воплощенных, а не Силах Мира... Что в это время будет с Ардой, как справятся с ней другие валар? Вопросы цеплялись один за другой, и, казалось, конца им не будет.
Но Варда скользила по ним мыслью, не задерживаясь надолго ни на одном. В глубине души она знала, что уже приняла решение, и если только не окажется это противно воле Эру, у них с Манвэ родится дитя. И снова будет чего ждать и на что надеяться, и будет кому отдавать силы, и кому радоваться.
Если же Эру откажет... сердце Варды сжалось от ужаса. Медленное угасание, которому все они старались и не могли сопротивляться, показалось вдруг стократ страшнее, чем раньше.
Варда понеслась в высь, желая там отринуть печальные мысли, и долго бродила среди облаков, нарочно запрещая себе приближаться к горе Таникветиль или тянуться разумом к Манвэ. Наконец, она решила, что прошло довольно времени и пора возвращаться.
– Что сказал Эру?– спросила она нетерпеливо, едва ступив на землю.
– Что в таком деле он ничего не может нам советовать, – ответил Манвэ.
– Это значит нет, – прошептала Варда, чувствуя, как горло словно сдавливает чья-то жестокая рука.
– Просто он не станет давать советов, – успокоил ее Манвэ. – Еще он сказал, что если мы и впрямь решились быть родителями, нам следует привыкнуть к тому, что судьба ребенка некоторое время будет зависеть только от нас. Не так как зависит судьба Арды от всех валар, а от нас двоих и больше ни от кого. И мы не вправе забывать об этом.
– Тогда Великий Совет собирать не будем,– воскликнула Варда, и счастливо рассмеялась, хотя в глазах у нее стояли слезы.
***
Конечно, Великий Совет они все равно собрали. Не могут король и королева Арды просто устраниться, никому ничего не сказав и не позаботившись, насколько это возможно, о будущем. Поэтому Манвэ коротко посвятил всех валар в их планы, а закончил, обращаясь к Ульмо:
– Тебя, друг мой, хочу я попросить быть Старшим над Ардой в наше отсутствие, потому что ты мудр и менее других утомлен Миром.
– Никогда не желал я этого, – откликнулся Ульмо. – Но ради тебя и Варды дам свое согласие, если только сородичи наши не будут против.
Против не оказался никто, и решение было принято. Вообще, Совет на этот раз проходил странно тихо: горячих споров у них не случалось давно, но теперь не было и обсуждений. Слишком уж ошеломляющими оказались вести. И Варда не удивлялась, читая на лицах и в душах изумление, растеряность, сомнения и даже страх, она надеялась только, что со временем все это уйдет.
А пока уходить пора было им с Манвэ. Они спустились со своих тронов, поклонились всему Кругу Судеб и вдвоем направились прочь.
Когда их фигуры скрылись из виду, Намо произнес очень тихо, так что услышала его только Вайрэ:
– Это ненадолго.
Вайрэ вопросительно посмотрела на мужа, но не сделала попытки поторопить его словами.
– Уже на следующем празднике урожая Манвэ снова будет среди нас, на месте короля Арды, – продолжал он ровно.
– А Варда? – спросила Вайрэ, чувствуя, как холод касается ее сердца.
– Нет, – ответил Намо.
***
Манвэ и Варда поселились в небольшом домике на склоне Таникветиль, и, хотя живших по соседству ваниар да, наверное, и всех эльфов Валинора, такое решение удивило, никто не беспокоил их любопытством. А они привыкали к новой жизни и к новым телам, пока не решаясь приступить к тому главному, ради чего все было задумано.
Разумеется, они знали, как зачинают детей воплощенные, но самим им такая форма единения друг с другом прежде была и не нужна и не доступна. С одной стороны, союз духа двух любящих валар и без того совершенно полон, так что телесное слияние не сделало бы их ближе, чем они есть. С другой, фана, творимые собственной волей и, точно платье, надеваемые на время, не были для них продолжением души, как тела для эрухини, и могли дать повторение лишь чисто внешней стороны этого действа, но не его сути.
Теперь все было иначе. С благословения Эру они могли произвести на свет дитя, и ради этого нужно было им соединиться равно душами и телами. Это казалось прекрасным и пугающим одновременно, поэтому Манвэ и Варда, не сговариваясь, медлили, ограничиваясь тем, что и раньше было им знакомо: прикосновения, объятия, ощущение дыхания на коже, стук сердца, слышный так близко от твоего собственного.
Когда Манвэ, наконец, решился поцеловать Варду, никто из них не был уверен, что она не убежит в испуге. Но дальше все оказалось гораздо легче и, как ни странно, привычнее. Больше всего это напоминало совместный танец без фана среди облаков и лучей звезд.
Они поднимались выше и выше, к той точке, где все Эа, а может быть и не только оно, станет для них как на ладони, и тогда их любовью и Пламенем Илуватара зажжется новая жизнь. Стремясь приблизить этот момент, они радостно открывались навстречу друг другу.
И вот желанный ослепительный миг настал. Но в ту же секунду оба они ощутили холод чужого, враждебного присутствия. Ужас пронзил Варду, когда она поняла, что больше не чувствует рядом с собой Манвэ, только черную, обжигающую ненависть, заслонившую все.
А потом это закончилось. Манвэ и Варда снова были в Валиноре, в своем доме, в объятиях друг друга. И оба знали, что новая жизнь уже теплится в ее чреве.
Долго лежали они молча, пока Манвэ не сказал:
– Это был Мелькор, не знаю, как ему удалось, но на мгновение я почувствовал в себе нас обоих: себя и его.
– Я чувствовала только его, – ответила Варда и заплакала. – В тот миг, когда должно было появиться наше дитя, я чувствовала только его. И теперь... что если там, – она дотронулась до своего живота. – Порождение Мелькора?
Она заплакала еще горше и ничего больше не говорила, и Манвэ молчал, продолжая прижимать ее к себе.
– Там дитя, – сказал он, наконец, – посланное нам Эру, приведенное в мир нашей любовью и нашей доброй волей. Наше дитя. Ты его мать, а я – отец. Мелькор же, пусть он и выбрал этот момент, чтобы ударить по мне, ни при чем здесь.
– Ты точно знаешь это? – спросила Варда, желая и боясь поверить.
– Я знаю это так же твердо, как ты, а ты, так же твердо, как я, – спокойно ответил Манвэ.
– Но я вовсе...– начала Варда.
– Твое дитя, Варда, – остановил ее Манвэ. – Твое и мое. И ничье больше. Разве можем мы с тобой усомниться в этом теперь, когда оно уже есть у нас?
Варда замолчала, словно прислушиваясь к себе. На прекрасном лице отражалась борьба любви со страхом и надежды с сомнениями. Наконец, она ласково погладила свой живот и сказала мужу:
– Ты прав, конечно, прав. И отныне я не буду знать подозрений, как не знаешь их ты.
Она прильнула щекой к груди Манвэ, и снова надолго воцарилось молчание.
На этот раз Варда сама нарушила его.
– Мы никому не станем рассказывать об этом, правда? – спросила она.
– Да, – сразу откликнулся Манвэ. – Эру дал нам ребенка, остальное вовсе не важно.
– Но ты скажешь Ульмо, что нужно лучше следить за Пустотой?
– Скажу, – ответил Манвэ. – Хотя за ней следят так хорошо, как только возможно.
– Думаешь, именно теперь, когда мы приняли вид воплощенных и отказались от части наших сил, Мелькор попытается вырваться из-за Стен Ночи? – встревожилась Варда.
– Нет, – сказал Манвэ. – Я чувствовал его дух, и дух этот еще слишком слаб, чтобы попробовать явиться в Арду. Тем более, после того, как я вытолкнул его из своего тела.
– И все-таки мне страшно, – призналась Варда.
– Знаю, – ответил Манвэ. – Поэтому я должен буду вернуться в Круг Судеб, чтобы ты могла не тревожиться ни о чем.
Это означало расставание. Долгое расставание.
– Нет! – Варда стиснула пальцами плечо Манвэ.
Манвэ ласково погладил ее руку.
– Обещаю, я все равно буду рядом с тобой и с нашим ребенком. И конечно, я не собираюсь возвращаться прежде, чем дитя родится.
Варда вздохнула. Решение Манвэ печалило ее, но в то же время, она не могла бы сказать, что оно не верно. По крайней мере, у них впереди будет еще год, когда расставаться не придется.
***
В тот миг, когда впервые почувствовал биение новой жизни внутри Варды, Манвэ понял, что должен принять решение раз и навсегда. Решение, с которым согласятся душа и сердце и которого никогда не станет оспаривать разум. Так он и поступил. Но все же следующие несколько месяцев стали для него тяжелым испытанием.
Чем дальше рос ребенок, чем крепче он становился, тем слабее и тоньше делалась Варда, словно готовилась совсем растаять к исходу года. Манвэ отдавал ей собственные силы, но ребенок впитывал их, как сухой песок капли воды, и ничего не менялось.
Однажды Манвэ поймал себя на том, что, думая о ребенке, назвал его не "ребенок" или "дитя", как делал обычно, а "существо". От этого он почувствовал себя ужасно грязным, запятнанным и недостойным. С ним и раньше такое бывало, и всегда, если становилось совсем нестерпимо, он мог открыться перед Вардой. Но только не теперь. Конечно, жена бы и сейчас его поддержала, но не поняла бы. Слишком сильно она уже любила их ребенка, а то, что происходило с ней самой, не беспокоило ее вовсе.
И Манвэ носил это в себе вместе с навязчивой мыслью, что все страдания, которые выпали и, может быть, еще выпадут на долю Варды, – последствия только его ошибок и поспешных решений.
Как-то вечером он в очередной раз думал об этом, когда Варда сказала:
– Знаешь, я так люблю нашего сына, так люблю...
Она всплеснула руками, пытаясь найти подходящее по силе слово, но не нашла и огорченно умолкла. Манвэ тут же подошел к ней, обнял за плечи.
– Ты думаешь, это будет мальчик? – спросил он.
– Я знаю, – ответила Варда. – Еще я знаю, что он любит меня. и тебя тоже. И очень хочет нас увидеть. Это произойдет уже совсем скоро.
– Да, осталось чуть больше двух солнечных месяцев, – рассеянно согласился Манвэ.
Но обещанное наступило гораздо быстрее. Той же ночью, в час, когда тьма над Валинором гуще всего, Варда не смогла сдержать крика боли, и Манвэ почувствовал, как что-то в нем от этого оборвалось и, казалось, умерло.
Он словно обезумел и все повторял: "Прости меня! Прости!", пока Варде не стало лучше и она не воскликнула:
– Да ты совсем с ума сошел! Позови Эстэ!
Он послушно позвал, тем более, что для этого ему все еще достаточно было одной мысли, и опять заговорил очень сбивчиво, словно задыхаясь:
– Все из-за меня! Этот ребенок... я хотел его... я даже сейчас еще хочу... но он убивает тебя... прости...
– Стой! – опять воскликнула Варда. – Он вовсе не собирается никого убивать. Наш сын просто хочет родиться на свет.
– А как же это все... все эти месяцы, а теперь и боли, и еще слишком рано, в конце концов! Дети эльдар рождаются иначе.
– Но он не эльда, – улыбнулась Варда. – Ведь и мы не эльдар. А женщины атани, например, носят дитя всего девять месяцев и всегда испытывают боль при родах.
Манвэ пораженно посмотрел на нее, он, конечно, и сам все это знал, просто забыл. Напрочь забыл. А теперь вспомнил. Он чуть было не рассмеялся, но тут Варду настиг новый приступ боли.
К счастью, именно в этот момент появилась Эстэ, и дальше Манвэ почти не участвовал в происходящем, пока каким-то непостижимым образом на руках у него не оказался завернутый в пеленку ребенок. Самый прекрасный из всех детей, родившихся от сотворения Арды. Необыкновенный. Не похожий ни на кого (хотя сияющая от счастья Варда утверждала, что он похож на Манвэ, а почти такая же сияющая Эстэ была совершенно с ней согласна). Диво. Чудо. Их сын.
***
Манвэ и Варда решили дать сыну квэнийское имя, ведь он был рожден, как воплощенный, и мог пожелать после всегда жить с ними, отказавшись от судьбы айнур. И подходящее имя нашлось быстро – Синвэ, что означало "новый".
Было ли в этом мальчике в самом деле что-то, дарованное Эру, чтобы принести обновление стареющей Арде? Никто из эльдар и майяр, знавших Синвэ, не сомневался – было. Едва он подрос, о нем стали говорить, что он чудесным образом сочетает в себе свежесть Весны Арды и блеск ее Полудня, которые от него распространяются повсюду.
Но для валар он был прежде всего дитя, прекрасное и чистое, похожее на них и в то же время растущее и меняющееся. И не только сердцами своих родителей – Манвэ и Варды – владел Синвэ, но сердцами всех валар, потому что все они любили его. И одним своим существованием освобождал он их от бремени бессчетных лет.
Сам Намо улыбался при встрече с ним, а Ульмо, который редко бывал в Валиноре, подарил ему маленький белый рожок, чтобы могли они перекликаться песнями вод. Каждый из валар, любя, старался открыть ему то, что знал сам, а Синвэ, отвечая на их любовь любовью, умел полюбить и то, что было мило каждому из них.
Конечно, дороже всех для него были родители, и первую отраду его души составляли свет и движение токов воздуха, но и все другое, открытое ему, высоко ценил он и для всего находил место в сердце своем.
Первые сто лет жизни Синвэ в Валиноре текли радостно и безмятежно. За это время он возмужал телом, как обычно происходило это с сынами Перворожденных, но в знаниях успел превзойти мудрейших из эльдар, а сила его была, несомненно, силой айну, и дух его был духом вала, хоть он и не стремился пользоваться этим.
Когда же сто солнечных лет миновали, стал Синвэ просить мать свою Варду, которая все еще жила вместе с ним среди воплощенных, вернуться в Круг Судеб, потому что не желал, чтобы ради него она дальше вела жизнь, для которой не была предназначена.
– Я уже вырос, – говорил он. – И для тебя пришло время снова стать королевой Арды. Звезды давно скучают по тебе, мама.
Варда долго не позволяла себя уговорить, но все же сдалась. И после пришлось ей горько пожалеть об этом.
***
С того дня, когда мать его оставила жизнь воплощенной и вернулась в Ильмарен, Синвэ не знал покоя. То и дело слышал он голос, который нашептывал ему ужасные вещи.
Сначала голос сказал:
– Все вокруг хотят обмануть тебя. Ты не сын Манвэ, ты мой сын.
И Синвэ, безмерно удивленный, спросил:
– Кто ты?
– Я Мелькор.
После этого Синвэ твердо решил больше с голосом не заговаривать. Мать и отец мало говорили о Мелькоре, но от Ульмо, от Ауле и Йаванны, от Тулкаса и от Оромэ... ото всех, кого он знал и любил, было ему известно предостаточно и о Враге и о делах его.
Мелькнула мысль пойти и рассказать кому–нибудь про голос. Но обсуждать подобное было слишком мерзко, как валяться в грязи. Поэтому юноша решил, что справится сам. В конце концов, все это только слова, пусть и звучащие прямо в его голове. Слова, которых просто не нужно слушать.
Но не слушать оказалось не просто, и даже вообще невозможно.
– Я расскажу тебе правду...
– ...
– ... Теперь ты знаешь.
– Ложь!
– Чистая правда. А потом они решили скрыть это, чтобы помешать тебе освободить меня. Ведь ты никогда не оставил бы своего отца в Пустоте.
– Конечно, нет. Мой отец – Манвэ.
– Нет. Я твой отец.
– Отец любит меня!
– Манвэ притворяется, а на самом деле ты ему отвратителен, потому что ты мой сын!
– Нет.
– Да. Подумай сам, ты похож на меня.
– Я похож на отца.
– Я твой отец. И все Стихии готовы покориться тебе, как мне когда-то. За это и возненавидели меня другие валар. Они и тебя возненавидят, как только поймут, что ты не просто маленькая забавная зверушка, что ты можешь отобрать у них власть.
– Валар сами открыли мне, как управлять их Стихиями, раньше я не мог этого.
– Тебе это только кажется. Ты сам себя не знаешь.
– Зато я знаю, почему на самом деле тебя возненавидели валар.
– Они обманывают тебя. Я люблю тебя.
– А я тебя – нет.
– Ты полюбишь меня, когда узнаешь.
– Нет.
– Да. Но сначала ты должен помочь мне. Открой Врата Ночи.
– Нет!
– Открой Врата Ночи.
– Нет.
– Открой Врата Ночи!
Синвэ думал, что хорошо справляется с голосом Мелькора, пока вдруг не обнаружил себя, абсолютно невидимого для кого бы то ни было в Арде, перед Вратами Ночи. А ведь он в самом деле мог их открыть: валар запечатали проход силой Стихий, но его знаний и сил хватило бы, чтобы сломать печати.
Тогда Синвэ понял, что доверять себе больше нельзя, и в отчаянии решил разорвать нити, связывавшие его дух с телом, и отправиться в Чертоги Мандоса, чтобы Мелькор уж никак не мог на него повлиять.
В тот миг, когда решение его было исполнено, Варда зарыдала и горестный крик Манвэ потряс воздух, а Мелькор засмеялся, потому что сила Синвэ, которую раньше ограничивало тело воплощенного, теперь разлилась свободно и выплеснулась из Арды в Пустоту. Здесь Мелькор мог сам взять ее и больше не нуждался в ничтожном, глупом и упрямом мальчишке, чтобы обрести свободу.
***
К тому времени, когда валар собрались у Врат Ночи, готовые биться с Мелькором, он уже принял зримый облик и ждал их, впервые за долгое время не собираясь ни прятаться, ни бежать. Впрочем, вовсе не потому, что обрел в Пустоте давно утраченную доблесть, просто внутри него бурлила такая огромная сила, какой он не помнил с самого Диссонанса, и теперь Мелькор был уверен, что на этот раз легко справится со своими бывшими собратьями.
И прежде всех его новую мощь испытают на себе Манвэ и Варда. Как удобно они встали рядом! Мелькор усмехнулся, взглянул на них, и огромный черный камень скрыл в себе короля и королеву Арды. При виде этого Ауле, который в одной руке держал обнаженный меч, а в другой кузнечный молот, замахнулся молотом, желая разбить породу, но она не поддалась.
Мелькор же легко поднял камень в воздух и выбросил его за Стены Ночи. И пока он упивался своим торжеством, а остальные пораженно смотрели, на поле битвы появились еще двое: Намо, который тут же отошел к другим валар, и Синвэ, который остановился прямо перед Мелькором.
Теперь Синвэ уже не был воплощенным сыном валар – в Чертогах Ожидания избрал он себе иную судьбу – и стал ныне Стихией, величественной и грозной.
– У тебя, Вор, забираю я то, что мое по праву, – сказал он Мелькору.
И сила Синвэ покинула Мелькора, а тех крох, которые остались, потому что принадлежали самому Мелькору, не хватило даже на то, чтобы попробовать защититься. Снова оказался он захвачен и скован и был брошен в пещеру, которую Ауле создал под одним из высочайших пиков Пелори. Эонвэ с другими майар Манвэ охранял вход туда.
А валар, тем временем, собрались в Круге Судеб, и Синвэ в глубоком горе сидел у подножия пустых тронов Манвэ и Варды и молчал, и все прочие молчали. Одни лишь рыдания Ниенны нарушали тишину.
Наконец, Тулкас сказал:
– Нужно скорее решить, что теперь делать с Мелькором, нельзя же надолго оставлять его в пещере под горой.
– Постой, Тулкас, – откликнулся Синвэ. – Никогда прежде валар не судили Мелькора, не исправив, насколько возможно, причиненного им лиха. Так разве теперь можно судить его раньше, чем родители мои снова будут здесь?
Ответом ему было лишь новое рыдание Ниенны, да сострадательные взгляды. А потом Тулкас сказал со вздохом:
– Ты прав, Синвэ, но отыскать Манвэ и Варду в Пустоте будет нелегко, это займет много времени.
Это могло вообще никогда не случиться, но сказать такое их сыну Тулкас не мог, и никто не мог бы.
– Легко, если Мелькор скажет, куда направил их, – возразил Синвэ.
– Но он не скажет! – с болью в голосе воскликнул Тулкас.
– Скажет, – упрямо ответил Синвэ, встал и быстро вышел из Круга Судеб.
***
У входа в пещеру не было майяр. Вместо них там стоял Намо и явно кого-то ждал.
– Почему ты думаешь, что Мелькор ответит тебе? – спросил он.
– Потому что сейчас я могу говорить с ним на его языке, – мрачно сказал Синвэ.
– Но пристало ли сыну Манвэ говорить на языке Мелькора, на языке Моргота? Даже и с самим Морготом? – снова спросил Намо, испытующе глядя на своего собеседника.
Синвэ выдержал этот взгляд.
– Мелькор слаб и малодушен, с него довольно станет угрозы.
– А если нет?
– Намо, я не оставлю в Пустоте отца и мать, – сказал Синвэ вместо ответа. – Ты не можешь остановить меня! – он и сам, пожалуй, не знал, была это угроза или мольба.
– Да, остановиться ты можешь только сам, – бесстрастно ответил Намо и исчез.
Синвэ бросился в пещеру. Там, прикованный к каменной стене, стоял Мелькор. При виде Синвэ он усмехнулся, и тут же на него обрушились разом жар и холод, а по глазам ударил нестерпимо яркий свет. Он хотел крикнуть, но воздуха не было. Не было ничего, кроме невероятной, нестерпимой, бесконечной боли.
А затем все прекратилось, так же внезапно, как началось. Мелькор обессилено повис на цепях.
– Ты ведь действительно можешь быть моим сыном, – прошептал он.
– Именно об этом я только что думал, – холодно отозвался Синвэ. – Так что тебе лучше прямо сейчас сказать мне, где искать моих родителей. А то ведь я могу и вправду поверить, что ты мой отец. Навсегда.
Бонус: продолжение!
4
Название: № 3 из цикла «Мнения Валар-Аратаров о Войне Кольца и деятельности Саурона»: Ульмо
Размер: 106 слов
Жанры и категории: хоррор
Рейтинг: R (16+)
Персонажи: Ульмо, журналист
Примечания: Все узнаваемые элементы и аллюзии принадлежат авторам и правообладателям; команда выгоды не извлекает.
– Лорд Ульмо, что вы думаете о Войне Кольца и о Сауроне?– Вы знаете, когда туда отправили пятерых Майя, я подумал, что получится, как в конце Первой эпохи. Вы слышали о гибели Белерианда? Это было чудовищно. Плывешь себе – а сверху трупы, трупы, трупы, то чья-нибудь голова отдельно, то рука с мечом… Драконы еще эти: яд из туши вытекает в воду, смешивается, ничего не видно. И весь океан красный от крови. Отвратительно. А когда море поднялось, стало еще хуже: где-то размыло курган, где-то – скотомогильник. К только что убитым я уже привык, но ужасно неприятно, когда вокруг плавают скелеты коней и коров. Хорошо, что на этот раз все обошлось.
Продолжение выкладки здесь.
@темы: Воинство Валар, Этап: Хоррор, БПВ-1
-
-
18.02.2013 в 21:52-
-
18.02.2013 в 21:55-
-
18.02.2013 в 21:58Спасибо вам большое. И с нетерпением буду ждать продолжение "Дитя валар".
-
-
18.02.2013 в 22:01-
-
18.02.2013 в 22:06Продолжение очень нужно. Он ведь не оставит Манвэ и Варду в безвыходном положении? И поведает нам о предназначении Синвэ? И Арда Возрожденная непременно настанет?
Пожалуйста...
-
-
18.02.2013 в 22:10-
-
18.02.2013 в 22:12-
-
18.02.2013 в 23:45-
-
19.02.2013 в 12:34-
-
19.02.2013 в 12:35Ноги - "Ноги Моргота, ноги Моргота, ноги Моргота, чёрная тьма-а-а-а-а!" Скорее смешно, чем страшно, т.е. жанровая задача не вытянута. Но вне контекста левела - очень симпатично. Жаль, что вы это не оставили просто на следующий левел, у вас же текстов в выкладке хватает.
Дитя Валар - интересная идея, но без полного текста не оценить же толком. Момент с Мелькором, вмешивающимся в рождение нового... Валы?, впрочем, тут единственный страшный, как по мне.
Но очень понравились мелкие элементы: как Валар реагируют на нападение, как потом вообще живут. Хорошо получаются, живые.
Сам Синвэ так себе, каноничные лучше.
№ 3 из цикла «Мнения Валар-Аратаров о Войне Кольца и деятельности Саурона»: Ульмо - Ульмо - хорош. "Хорошо, что на этот раз всё обошлось", ы-ы-ы, зримое напоминание, что могло и не обойтись.
-
-
19.02.2013 в 12:39-
-
20.02.2013 в 00:20Ноги - идея интересная, но исполнение... Сильно затянуто и попросту скучно.
Дитя валар - превосходная идея! Сюжет интересен. Но начало попросту безбожно затянуто и очень трудно читается, сквозь стиль продираешься с большим трудом. К концу, правда, текст немного оживает, концовка ударная. Но это не хоррор, максимум, ангст.
№ 3 из цикла «Мнения Валар-Аратаров о Войне Кольца и деятельности Саурона»: Ульмо - о, это, как всегда, хорошо!
-
-
20.02.2013 в 02:00-
-
20.02.2013 в 18:00Момент с Мелькором, вмешивающимся в рождение нового... Валы?, впрочем, тут единственный страшный, как по мне.
Werekat, что делать, классическая хоррорская идея о сыне дьявола после столкновения с суровой валинорской действительностью и еще более суровыми валарскими характерами сильно изменилась, так что теперь, даже у кого там есть сын, а у кого нет, разве что Намо может знать.
Еще раз спасибо всем за отзывы!
автор "Дитя валар"
-
-
04.03.2013 в 11:15Однако, о ком бы писать воинству Валар, кабы не Моргот? Просто посмотрите свои тексты суровым статистическим взглядом.
Это показательно, на самом деле. Это правда о том, какую функцию выполнял сей персонаж в мире книги.
-
-
04.03.2013 в 12:57И вообще-то, никто не оспаривал того, что Моргот — сюжетообразующий персонаж.
-
-
04.03.2013 в 13:13Вам мой ник ничего не скажет.
сюжетообразующий персонаж.
Мирообразующий. Без него ничего не было бы.
-
-
04.03.2013 в 13:15Конфликтообразующий. А без него была бы Арда Неискаженная, вот и все.
-
-
04.03.2013 в 13:16Литературное произведение без конфликта не существует. Он есть даже в "Колобке".
Арда - выдуманный мир литературного произведения.
Вывод: Арда не существует без Моргота.
-
-
04.03.2013 в 14:15Теперь посмотрим на вопрос изнутри мира, без привязки к сюжету, к тому, что это литература, что произведение развивается по своим законам и т.д. Например, возьмем персонажа, который не знает, что он "живет в книжке" (а никто не знает; для них их мир - это обычный мир, естественно). С его точки зрения без Моргота вполне можно было бы обойтись. Искажения нет - отлично. Живем все спокойно - прекрасно. Все дружат, все счастливы, люди не боятся умирать - что может быть лучше. Если ему сказать: "Вы знаете, по логике сюжета у вас и без Моргота обязательно что-нибудь случится", он скажет: "Да ну, такое только в книгах бывает, у нас же обычная жизнь".
В общем, если различать эти две позиции, то спорить совершенно не о чем.
-
-
04.03.2013 в 14:19Неправда ваша.
Он живет в том мире, в котором живет. Это как "а если бы Адам и Ева не съели то яблоко", но они яблоко таки съели, и каков был бы мир без "яблока" никто из нас не знает. Может быть, нас бы вообще не было. И не факт, что то яблоко было (не все же верующие, правда?).
Возможно, и в том мире не все верят во всяких там морготов, а может их и не было вовсе, а Мордор - просто сверхразвитая ядерная держава на фоне остального отсталого средневековья (да, я еськовец по идеологии).
-
-
04.03.2013 в 14:22-
-
04.03.2013 в 14:24Тогда нет смысла обсуждать, "что было бы, если бы..." и говорить тут не о чем.
-
-
04.03.2013 в 14:34преодолевают трудности
кто-то подстраивает эти трудности. Даже злые голодные волки же не просто так злые и голодные.
Или решают некую загадку
А зачем им это надо, если у них все хорошо?
Кстати, туда же и открытия. Все открытия совершаются из некой необходимости - улучшить свою жизнь, бороться с дискомфортом, а то и вовсе из желания понадежнее убить своего ближнего.
возникновение и развитие неких чувств - любви, дружбы
Без конфликта такой сюжет скучен, вы извините.
Антагонист, к слову, необязательно великое козло (кстати, я не люблю мир Толкина за его четкую биполярность, надо сказать, все остальное хорошо, но вот это неверибельно, конечно).
что было бы, если бы
Ну, это не я предложил.
Я вообще как-то не склонен относиться к выдуманным персонажам как к живым, и "что было бы". Да ничего. Автор так придумал, и все тут.
-
-
04.03.2013 в 14:40Простейший пример: восхождение альпинистов. Или лавины и отвесные скалы тоже кто-то подстраивает?
А зачем им это надо, если у них все хорошо?
Из чистого любопытства.
улучшить свою жизнь, бороться с дискомфортом
И где здесь антагонист?
Без конфликта такой сюжет скучен, вы извините.
Конфликт есть - например, из-за недопонимания между героями, из-за внешних обстоятельств, а вот антагонист здесь необязателен.
Я вообще как-то не склонен относиться к выдуманным персонажам как к живым, и "что было бы". Да ничего. Автор так придумал, и все тут.
Это Вы начали этот разговор: "Что было бы, если бы не было Моргота".
-
-
04.03.2013 в 14:46Я про конкретную книгу и конкретный мир.
А вы про что-то совсем свое.
Еще раз.
Для книги и мира персонаж основной. Без него мира книги бы не было.
-
-
04.03.2013 в 14:49На этот счет *Валакирка* уже все объяснила и спорить тут не о чем.
-
-
04.03.2013 в 15:14Засим до свидания, с анонимами не разговариваю.
Кроме того, _Гость_, философские проблемы, не имеющие отношения к текстам, просьба обсуждать в другом месте, в противном случае я обращусь к модератору.