Кто-то на башне - Третья отметка

[lonely-mountain]

Название: История Келебримбора, сына Куруфина из рода Феанора. На берегах Сириона
Задание: Самый главный страх
Размер: 3000 слов
Жанр/категория: драма, агнст, джен
Рейтинг: PG-13 (12+)
Персонажи/Пейринги: Келебримбор, Туор, Идриль, Эарендиль, Эльвинг, другие персонажи
Примечание: История Келебримбора от расставания с отцом. Часть вторая. Продолжение следует на других этапах.

Лорд в Нан-Татрене

Сначала все, пережившие разорение города, просто бежали, подгоняемые одной потребностью: оказаться как можно дальше от Гондолина и ото всех тварей, которых Моргот согнал, чтобы захватить и разрушить его.
Бегство, стремление спасти свои жизни и сохранить свободу было их единственной целью. Но так не могло продолжаться вечно. В какой-то момент стало ясно, что они преодолели достаточное расстояние, чтобы больше не опасаться, что в спину им вот-вот ударит струя драконьего пламени или что впереди на узкой тропе встанет балрог, а из засады выскочит шайка орков... И тогда появились вопросы: что делать дальше? Куда идти? Как жить? Где и ради чего?
Ответ дал Туор. Он сказал:
- Мы пойдем к морю. Мы должны были пойти туда давно, как и советовал нам Ульмо.
Эльдар, слышавшие его, по большей части смутились и опустили головы, пряча взгляды. Но Галдон, лорд дома Древа, открыто посмотрел в лицо Туору и возразил ему.
- Мы должны были пойти туда, когда нам советовал Ульмо, - с горечью сказал он. - Теперь слишком поздно.
Но Туор покачал головой.
- Мы ошиблись, промедлив, - признал он со вздохом. - И заплатили за промедление страшную цену. Но Великий Сирион все еще несет свои воды к морю, и море все так же поет, омывая берега Белерианда. Мы можем ступить на этот путь сейчас. Я поведу вас, если вы согласитесь идти за мной.
Идриль, которая во время речи Туора стояла рядом с ним, но не говорила - как и до этого, с тех пор как пал Гондолин, не говорила ни с кем, кроме маленького Эарендиля, потому что горе ее об отце и о погибших подданных было слишком велико - вложила свою руку в руку Туора и улыбнулась ему. Тогда он вскинул их переплетенные руки вверх и крикнул:
- Мы поведем вас!
Теперь в его голосе звучала не только решимость, как мгновение назад, но и радость. Очевидно, никакое, самое страшное, горе не могло владеть Туором полностью, пока рядом была его жена.
- Мы пойдем к морю! - первым объявил Эгалмот, лорд дома Небесной Дуги, выпрямившись, пренебрегая болью своих ран.
- Мы пойдем к морю! - подхватили другие голоса.
Среди голосов эльдар можно было услышать звонкий голос Эарендиля, стоявшего тут же со своей няней.
- Мы пойдем к морю, - наконец сказал и Галдон, склоняя голову перед Туором и Идриль.
Так решение было принято. Цель найдена. И никто больше не пытался это оспорить.
Хотя оспорить можно было.
Можно было бы спросить:
- А что будет, когда мы придем к морю? Что мы найдем там?
И сразу же ответить:
- Ничего. Кроме того, что идти больше некуда.
Море встанет перед ними, вздымая волны. Грозное. Ужасающее. Зарокочет: "Дальше дороги нет! Вам никогда не одолеть меня! Вы - ничто!"
Так уже было однажды, в иных землях и в иное время, до Солнца и Луны, и так будет снова.
Келебримбор знал это наверняка. Но Туор искренне верил, что идти к морю - самое правильное решение. Своей верой он заражал остальных и давал им силу, чтобы жить и идти дальше. Жестоко было бы разрушить их веру и ничего не дать взамен. Ведь они и так уже лишились всего.
Так что Келебримбор держал свои знания при себе и шел со всеми. К Сириону и дальше, вниз по течению.
На этом пути он снова был воином и дозорным, и охотником, и даже немного целителем, если другого выхода не оставалось.
Чего он точно не делал, так это не стоял в стороне, когда другие оказывались застигнуты врасплох, слишком испуганы или чересчур утомлены, чтобы знать, что делать. И уважение к нему гондолинцев возросло, теперь уже не из-за его мастерства. И все чаще Келебримбор слышал, как ему и о нем они говорят "лорд Келебримбор".
- Лорд Келебримбор, смотри...
- Лорд Келебримбор, там, всего в полулиге пути отсюда...
- Лорд Келебримбор говорит, что...
- Спроси у лорда Келебримбора...
Словно он был одним из выживших лордов Гондолина.
Галадон и Эгалмот, которые и вправду были выжившими лордами Гондолина, не возражали, хотя, конечно же, помнили, что Келебримбор не был одним из них, пока Гондолин еще существовал. Но в трудном пути Туору и Идриль требовалась вся помощь, какую они могли получить, а раны Эгалмота заживали плохо, и он не всегда мог даже идти сам, и Галдон не в силах был сделать все один.
Келебримбор же умел вести за собой, хотя всегда, когда возможно, избегал этого, предпочитая работу в мастерской. Но, если выбора не было, он делал, что приходилось, так хорошо, как мог.
Ко времени, когда беглецы добрались до места, где Сирион сливается с Нарогом, Келебримбора называли лордом уже все. И в этом качестве он говорил на совете, который собрал Туор.
Стояла осень, и с каждым днем в воздухе все больше чувствовалось, что и зима настанет скоро. Провести ее в дороге, без припасов и укрытий, было бы очень непросто. Да и эльдар, пострадавшие еще при падении Гондолина, до сих пор оправились далеко не полностью, им был нужен отдых и покой.
Так что решение остаться на время в этой земле, в долине ив на берегах двух рек, где власть Ульмо сильна, было принято легко, без споров. Однако затем Туор сказал:
- Мы не задержимся здесь надолго. Весной, когда природа оживет и новый эльфийский год начнется, двинемся дальше. Пойдем к морю.
Туор оглядел всех участников совета по очереди. Каждый из них встретил его взгляд твердо. В том числе и Келебримбор. Он по-прежнему не собирался препятствовать Туору. Гондолинцы пойдут к морю, если Туор не передумает их туда вести. Но если Нан-Татрен пленит его сердце, будет не хуже. Лучше.
С такими мыслями Келебримбор принялся обустраиваться в Нан-Татрене, по возможности, надолго.
Но Туор не мог успокоиться, не только на годы, даже на день. Он смотрел на реки и думал о море. Рвался к нему душой. Говорил о море. Пел о море. Не давал успокоиться и другим.
Эарендиль не отставал от отца. Слушал жадно, повторял без устали. Бредил морем во сне и наяву. И однажды сказал Келебримбору, к которому снова стал прибегать поговорить, с тех пор как они обосновались на одном месте:
- Ты был прав, я все-таки увижу море. Теперь уже совсем скоро.
Лицо его при этих словах все светилось. Впрочем, почти тут же на него набежала тень печали.
- Жалко, что в этот момент рядом со мной не будет дедушки, - прошептал Эарендиль и еще тише добавил: - Я так скучаю по нему. И по другим тоже. По Эллемакилу, Глорфиндейлю, Эктелиону, Салганту...
Он называл и называл имена. Одно за другим. И казалось, начав, не мог остановиться. Его лицо делалось все бледнее.
- Но все-таки ты увидишь море, - напомнил ему Келебримбор, просто чтобы что-то сказать.
- Да, - выдохнул Эарендиль и слабо улыбнулся, и на его щеки вернулось немного цвета.
В этот момент Келебримбор смирился с тем, что к морю идти все-таки придется. И неважно, насколько его ужасает одна мысль о море. В первый день весны, справив намеченную Туором и Идриль большую тризну по всем тем, кто погиб в Гондолине и в пути из Гондолина в Нан-Татрен, гондолинцы покинут край ив и двинутся дальше. В Арверниэн. На побережье.
К неминуемому крушению последних надежд, как думал в то время Келебримбор.

Нолдо в Гаванях Сириона

Келебримбор оказался неправ. В Арверниэне из ждало не крушение надежд, а дом.
Маленькое поселение в устье Сириона казалось невероятным, удивительным, до боли прекрасным миражом - такой обычный и жилой у него был вид. Как будто не весь Белерианд разорила война. Как будто не все еще было потеряно.
Келебримбор, однако, узнав, кто основал это поселение, почувствовал, что потеряно гораздо больше, чем все. Больше, чем когда-либо был властен отобрать Моргот.
Беженцы из Дориата. Гавани Сириона основали беженцы из Дориата, разоренного сыновьями Феанора.
Келебримбор знал, конечно, что Дорит пал и даже как он пал. В Гондолин дошли вести. Король Тургон, правда, оказался слишком добр и на этот раз не стал ничего сообщать Келебримбору, но слухи ходили и, как ни занят был мастер Келебримбор своими делами, достигли его ушей.
А смерть отца он почувствовал еще раньше. Этого нельзя не почувствовать, как нельзя не заметить, что кто-то вырвал у тебя сердце и на твоих глазах растоптал. Поэтому отца Келебримбор тайно оплакал до всяких вестей. А после оплакал и его злую судьбу.
Куруфин, сын Феанора, был одним из лучших эльдар, которых когда-либо рождала земля. Блестяще умный и талантливый, сильный, решительный и отважный. И вот он погиб. И не сражаясь с Врагом или его тварями. Он был убит эльфами за то, что вторгся в их дом и разрушал его. Можно ли вообразить более ужасную участь?
Куруфин, сын Феанора, был Келебримбору отцом. Долгие годы - самым близким из эльдар. Всегда - бесконечно дорогим, безмерно любимым. И вот он погиб. И всякая память о нем для всех навеки отравлена знанием, как он погиб. А имя, по той же причине, покрыто позором.
Наверное, такой итог не должен был стать для Келебримбора неожиданностью. Не после Нарготронда. И все же стал. Хотелось выть в голос от ужаса и боли. Отец. Отец. Отец!!!
Мысли об отце доставляли Келебримбору мучения, почти нестерпимые, и он старался, как мог, гнать от себя эти мысли. Но если Келебримбор не думал об отце, то вспоминал о дядях и оплакивал их также. Равно тех, кто погиб, и тех, кто остался жить. Мысли о них тоже причиняли ему боль. Постоянно, непрерывно. Дни, месяцы, годы.
Келебримбор умел это скрывать. Но не мог перестать чувствовать. И все же со временем боль притупилась. Как притупляется всякая боль.
Но вот теперь она вспыхнула вновь. Стоило ему только увидеть здесь, на краю земли, беженцев из Дориата, перемешавшихся с другими эльфами и людьми, со всеми, кто бежал от власти Врага и его тварей, захвативших Белерианд почти целиком.
Они стали едва различимы теперь. Одинаково обездоленные странники, неожиданно обретшие новое пристанище и пытающиеся жить дальше. Но дориатцы не были жертвами Моргота. Они были жертвами рода Феанора.
Не первыми жертвами. Но если раньше можно было найти утешение и оправдание, твердя себе и другим, что братоубийство было только трагической случайностью, несчастьем, которого никто не хотел и от которого все пострадали, то теперь никаких спасительных иллюзий не оставалось. Невозможно разрушить эльфийское королевство без всяких к тому намерений.
При мысли об этом Келебримбору бежать. Исчезнуть. Перестать существовать вообще. Но он не мог, по множеству причин, а потому оставался на месте и делал вид, что ничего ужасного не происходит. Каждую минуту ожидая, что, узнав и осознав, кто он, его попросят уйти.
В лучшем случае, его попросят уйти.
И он, конечно, тогда уйдет.
Но время шло, а уйти Келебримбора не просили. Гондолинцы обживались в Гаванях. Знакомились с дориатцами, рассказывали им свои истории, и уже, конечно, все знали, кто такой Келебримбор, не могли не знать. Некоторые синдар, которых он никогда прежде не встречал, при виде его лица теряли дар речи и каменели. Келебримбор догадывался, кого им напоминает, поэтому тоже каменел и терял дар речи.
Но уйти его так и не попросили все равно, и со временем Келебримбор совсем прижился в Гаванях, проникся их духом, странным, но покоряющим сердца всех, кто оказывался в поселении.
Каждый в Гаванях Сириона знал, что Гавани вовсе не крепость и первый серьезный штурм сметет их с лица земли, а выжившим защитникам придется бежать по морю, на Балар. Договоренность об этом с Кирданом давно существовала, и ни для кого не было секретом, где именно в зарослях тростника спрятаны маленькие корабли для этого бегства.
Но никому и в голову не приходило бежать немедля, пока еще цел, потому что каждое новое утро в Гаванях было вызовом власти Моргота, его стремлению захватить и разрушить все, каждый прожитый день - маленькой победой.
Суть этого ярче других выразила во фразе, адресованной не то внуку, не то правнуку, одна смертная старуха:
- Ты же еще не умер! Так не стой столбом, делай что-нибудь!
Старуха эта умерла в тот же год. А ее слова жили еще долго, очень уж они полюбились всем жителям Гаваней, особенно эльфам-нолдор, и Келебримбору доводилось слышать их в Линдоне больше полутысячи лет спустя.
Но в Гаванях Сириона Келебримбор ничего не знал о том, что когда-то будет существовать Линдон и там будут жить нолдор.
Келебримбор жил, как и всякий в Гаванях: день за днем, не пытаясь заглянуть в будущее. Стоял на страже и работал, пел и слушал песни. Бродил по берегу моря, слушал и его песни тоже. Теперь море пело ему без грозы, успокаивало душу, врачевало ее раны. Так что Келебримбор забыл свой старый страх перед стихией.
И даже был счастлив. Недолго. Дюжину лет или полторы. Пока в Гавани не пришел вдруг эльда с востока, от подножья Синих Гор, с посланием для Эльвинг, дочери Диора, которая к тому времени успела вырасти, стать женой Эарендиля и матерью его сыновей, а кроме этого - владычицей Гаваней Сириона.
Что было в этом послании, сперва никто не знал, но слух, что пришло оно от сыновей Феанора, распространился с быстротой лесного пожара и вверг жителей Гаваней в изумление и ужас. Но больше в изумление, поначалу.
Ведь о сыновьях Феанора не было ничего известно с самого разорения Дориата. Келебримбору, который пытался осторожно выведать хоть что-нибудь, достались лишь поэтические строки о том, как они появились из сумерек, словно тени, и в сумерках же растаяли, словно тени, и больше ничего.
А теперь они явились снова, как будто прямиком из прошлого. Словно тени. И потребовали вернуть им Сильмарилл. Снова. Известие об этом заполнило сердца жителей Гаваней Сириона гневом, который быстро вытеснил все остальные чувства:
- Кто они, чтобы приказывать нашей госпоже?
- Кто они, чтобы требовать Сильмарилл, который не они отобрали у Врага?
- Кто они, чтобы лишать наш дом благого света?
- Неужели они думают, что мы не станем защищать себя и нашу леди?
- Как они смеют вообще обращаться к ней, хоть за чем-нибудь?
Эти вопросы слышались отовсюду. Келебримбор внимал им с ужасом. Желая оглохнуть, чтобы только не слышать. Но слух его оставался все так же остер.
И то же самое услышала Эльвинг, когда собрала жителей Гаваней на совет. Только там это были уже не вопросы, а утверждения.
- Они не смеют ничего требовать у тебя, госпожа!
- Немыслимо отдать им Камень, который дарит процветание нашей земле и хранит корабли!
- Немыслимо отдать им Камень, за который страдали и умирали столь многие твои родичи!
- Мы не сдадимся безропотно, мы будем защищаться!
- Мы сделаем все! Все! Только не отдавай им Камень! Пожалуйста.
Келебримбор не в силах был больше терпеть это, и он ушел с совета. И бродил один по берегу моря, пока не стемнело и на небе не засияли звезды. Но их свет ничего не мог поделать с отчаянием и предчувствием беды, которые не покидали душу Келебримбора, с тех пор как послание от его дядей было принесено в Гавани.
В конце концов, Келебримбор возвратился в город. Там он сразу узнал, что Эльвинг приняла решение не отвечать сыновьям Феанора ни да, ни нет, а лишь сказать, что, если они хотят получить определенный ответ, им придется дождаться возвращения из плавания лорда Эарендиля.
Когда вернется Эарендиль и возвратится ли он вообще, неведомо было никому.
Выслушав все это, Келебримбор направился прямиком в дом Эльвинг. Он готовился убеждать и настаивать, если его к ней не пустят.
Но услышал:
- Леди Эльвинг ждет.
Эльвинг приняла Келебримбора не в большом зале совета, куда, при необходимости, могла вместиться большая часть жителей Гаваней, а в своем рабочем кабинете, маленьком и очень скромном.
Она не улыбнулась Келебримбору, но поднялась ему навстречу.
- Лорд Келебримбор! Я знала, что ты придешь.
Эльвинг да и вообще синдар не называли Келебримбора лордом, у них не было для этого никакой причины, и он был в общем-то вполне доволен быть просто нолдо, одним из многих в Гаванях.
Но сейчас Эльвинг явно стремилась показать, что готова и даже желает говорить с ним на равных, и Келебримбор с благодарностью принял это.
- Леди Эльвинг, - ответил он. - Едва ли я мог не прийти.
Эльвинг кивнула и тут же сказала:
- Но, если ты пришел убеждать меня, что я должна немедленно отдать Сильмарилл сыновьям Феанора, потому что только они имеют на него право, не трудись напрасно. Это я уже прочла в их письме.
Келебримбор со вздохом ответил:
- Я пришел сказать, что лучше отдать им камень, потому что тогда они оставят тебя в покое.
- Точно ли оставят? - спросила Эльвинг, глядя прямо в глаза Келебримбору.
- Конечно! - без колебаний ответил он. - Они достойные эльдар и не желают зла другим эльдар! Или людям. Или кому угодно, кто не служит Морготу. Как только Сильмарилл окажется у них, между ними и твоим народом не будет никакой вражды.
- И весь мир увидит, какие достойные эльдар сыновья Феанора, - странно ровно произнесла Эльвинг. - И они, конечно, показали бы это всем гораздо раньше, если бы кто-то все время не пытался им помешать. Например, мой отец. Он даже умер из-за этого, хотя мог бы не умирать. Должно быть, потому что он был недостаточно достойным, верно?
За все время этой речи Эльвинг ни разу не повысила голос, только смотрела на Келебримбора. А он чувствовал себя так, словно она надавала ему пощечин. Понадобилось особое усилие воли, чтобы не прижать ладони к пылающими щекам. Но внешне Келебримбор остался спокоен и ответил ей в тон.
- Это не правда.
- Но кто или что опровергнет это, если я отдам Сильмарилл? - спросила Эльвинг.
- Я не знаю, - честно признал Келебримбор. - Но отказываться отдать его опасно! Для тебя, для твоей семьи и твоего народа! - он повысил голос. - Неужели ты сама не понимаешь?! Они придут сюда, чтобы забрать камень, и кровь потечет по улицам твоего города!
Эльвинг ужасно побледнела и тихо спросила:
- Теперь ты пытаешься меня напугать? - и, прежде чем Келебрибор мог ответить, продолжала: - Сыновьями Феанора, словно чудовищами Моргота. Так кто же они, достойные эльдар или чудовища, которых мне следует страшиться?
Келебримбор не пытался ее напугать, скорее, делился с ней своими собственными страхами, но признание в этом едва ли могло помочь убедить Эльвинг, что она поступит правильно, отдав полный Предначального Света камень сыновьям Феанора, поэтому вслух Келебримбор сказал о другом:
- Они не отступятся от притязаний на камень, никогда.
Эльвинг покачала головой.
- Это не ответ на мой вопрос. А бояться их я и так уже боюсь, но страх не заставит меня покориться их воле.
- Я не знаю ответа и на этот твой вопрос, - признал Келебримбор. - Но когда-то все они были...
- Я тоже не знаю ответа, - перебила Эльвинг. - И в этом письме, - она подняла со своего стола свиток и протянула Келебримбору. - Его нет. Потому-то и я не сказала им ничего определенного. Я знаю о них много плохого, но и много хорошего, и ты, их ближайший родич, один из самых достойных эльдар, кого я знаю. Если они согласятся ждать, я пойму, что они и вправду готовы говорить со мной, и тогда, быть может...
- Они не станут ждать долго в любом случае, - сразу ответил Келебримбор.
- Ждать можно или сколько потребуется, или не ждать вовсе, - возразила Эльвинг. - Никто не может сам выбрать, сколько он готов ожидать решения своей судьбы.
Келебримбор не ответил ей, потому что принялся читать письмо. Сердце сжималось, когда за написанными словами ему слышались голоса Маэдроса и Маглора, Амрода и Амраса... И каждая фраза дышала усталостью, сожалением и болью. Для Келебримбора.
Но, конечно, не для Эльвинг. Для нее это были требования, приказы, угрозы. И Келебримбор не мог объяснить ей всего, потому что у него не было для этого слов. К тому же, если бы он и сумел, это стало бы отчасти предательством, по отношению к его семье, обнажением тайн и слабостей, которые его дяди явно не собирались раскрывать.
- В этом послании есть больше, чем ты можешь увидеть, леди Эльвинг. Поверь мне, - сказал Келебримбор, возвращая ей письмо.
И, произнося эти слова, сам уже слышал, как они странны, неубедительны и слабы.
- У меня нет причин не верить твоему слову, - сразу ответила Эльвинг. - Но в этом случае, его мало. Я не изменю своего решения по причине, которой мне и узнать нельзя. И хотя очень может быть, что я ошибаюсь, я встречу свою судьбу лицом к лицу.
Ее тон теперь был мягким, но непреклонным. Келебримбор, поняв, что все дальнейшие уговоры бессмысленным, сказал:
- Тогда я должен проститься с тобой, леди Эльвинг. С рассветом я ухожу на восток.
Эльвинг, услышав эти слова, побледнела еще больше. Но сказала:
- Это твое право, они твои родичи. Прощай.
Келебримбор несколько мгновений смотрел на нее непонимающе, потом потряс головой.
- Нет, я не пойду к Синим горам. Я пойду за Синие горы, далеко на восток, так далеко, чтобы никакие вести не достигли меня. Я не желаю видеть лица судьбы, ни твоей, ни их.
Эльвинг вздохнула, наполовину с облегчением, наполовину с сожалением, и повторила с гораздо большей теплотой в голосе:
- Прощай. Да осветят твой путь и звезды, и Светила.
- Да осветят и звезды, и Светила и твой путь, - ответил ей Келебримбор с поклоном.
И сразу же ушел. Ему нужно было готовиться к дальней дороге.