Кто-то на башне - Вторая отметка

[lonely-mountain]

Название: История Келебримбора, сына Куруфина из рода Феанора. Сокрытые города
Задание: Большая перемена
Размер: 2595 слов
Жанр/категория: драма, агнст, джен
Рейтинг: PG-13 (12+)
Персонажи/Пейринги: Келебримбор, Гвиндор, Тургон, Идриль, Эарендиль, Маэглин, другие персонажи, новые персонажи
Предупреждение: Мрачные темы, насилие, пытки
Примечание: История Келебримбора от расставания с отцом. Часть первая. Продолжение следует на других этапах.

Мечник из Нарготронда

Всю свою жизнь он был Келебримбором, сыном Куруфина из рода Феанора. Хотя большую часть его жизни это, конечно, звучало как "Тьельперинквар, сын Куруфинвэ из рода Феанаро". Но смысл не менялся. Имя всегда означало принадлежность к роду. Не просто родство, а судьбу.
Действительно, почти все в судьбе Келебримбора родом и определялось. Включая места, которые он называл или не называл своим домом. Куда приходил, откуда уходил, где оставался. Всегда. Ровно до того момента, пока однажды в ответ на резкое, отрывистое:
— Идем. Надо убираться отсюда. Скорее.
Он не сказал:
— Нет. Я остаюсь здесь.
У Куруфина в первый момент было такое удивленное лицо, как будто его кубок вдруг ожил и влепил ему пощечину.
А у Келебримбора было чувство, как будто он дернулся неловко, и теперь почему-то весь мир трещит по швам, как кусок старого полотна. Жутко.
Если бы в тот момент отец хоть чем-то показал, что нуждается в нем, Келебримбор пошел бы на попятный, сразу же. Уехал бы с отцом и дядей на восток, никогда ни словом не вспомнил бы всю эту историю. Вообще забыл бы ее. Все забыл бы. Короля Финрода и свою с ним дружбу, и как Финрод — уже не король — уходил из города, словно бродяга, который попросил разрешения погреться у костра, а ему кинули в голову поленом... и потом...
— Ты пожалеешь, — сказал ему Куруфин. — Ты еще будешь умолять меня о прощении.
После этого пути назад для Келебримбора уже не стало. Он был сыном Куруфина из рода Феанора, и мольбы о прощении не то, что он стал бы делать, даже если бы чувствовал всю вину мира на своих плечах.
Так Келебримбор остался в Нароготронде. Больше его не называли сыном Куруфина. Его вообще редко называли как-нибудь в ту пору. Из-за этого Келебримбор никак не мог понять, кем он был теперь.
Мастером? Да, пожалуй. Умения остались при нем, и в кузнице он проводил почти все свое время, но ничто, сделанное в те годы, по-настоящему не стоило упоминания.
Кем же он стал? Кем-то неопределенным. Неудобным для других и для себя. Как каждый в Нарготронде. Город так и не оправился ото всего, что произошло, хотя Ородрет старался помочь делу, как мог.
Все чувствовали себя странно. Как будто их проглотил огромный дракон, и они медленно перевариваются в его брюхе: темно и душно, и иногда кислота прожигает до костей. Келебримбору даже снилось это несколько раз, и он просыпался от ужаса и желания выбраться.
Снились ли похожие сны другим, Келебримбор не знал. Он ни с кем не был достаточно близок, чтобы обсуждать такое без риска прослыть безумцем, а потому предпочитал не рисковать.
Но, наверное, снились. Если судить по тому, сколько добровольцев набрал в свой отряд Гвиндор Гуилинион, как только объявил, что хочет присоединиться к войскам короля Фингона в готовящейся атаке на Ангбанд.
Келебримбор тоже не долго думал, прежде чем решил стать одним из таких добровольцев. Гвиндора, правда, эта перспектива не обрадовала, и он поначалу отказался брать Келебримбора в свой отряд.
— Не годится тебе быть простым мечником под моим началом, — сказал Гвиндор, ухитряясь и при этом никак не назвать Келебримбора.
— Вполне годится, раз я сам этого хочу, — возразил Келебримбор. — А если ты боишься, что я посягну на твое место командира, не бойся, не посягну.
— Государь Ородрет этого не одобрит, — продолжал отказываться Гвиндор.
— Государь Ородрет сказал, что не станет препятствовать кому бы то ни было вступить в твой отряд, — напомнил в ответ Келебримбор.
— Я не понимаю, зачем тебе это, — Гвиндор потряс головой, то ли снова отказываясь, то ли надеясь таким образом прояснить мысли. — Ты мог бы собрать свой собственный отряд, если желаешь, за тобой точно пошли бы некоторые из тех, кто не идет за мной...
— Собрать и повести его в бой под какими знаменами? — спросил Келебримбор и сразу же сам ответил: — Не под знаменами короля Фингона уж точно. И вот этого государь Ородрет не одобрит наверняка.
Они еще некоторое время беседовали в том же духе. Но Гвиндор, несмотря на всю свою отвагу, по сравнению с Келебримбором был нетверд, как песчаник по сравнению с гранитом, так что в конце концов Келебримбор стал мечником его отряда.
С этим отрядом Келебримбор и дожидался у стен Барад Эйтель сигнала от Маэдроса, которого все не было, и вокруг уже начали болтать, что Маэдрос, похоже, раздумал участвовать в союзе имени самого себя.
Это была глупость, конечно. Келебримбор прекрасно знал Маэдроса и знал, что удержать его от участия в этой битве могла бы только смерть. Тем не менее сигнала все не было, и Келебримбор как раз обдумывал, не мог ли Маэдрос действительно быть убит, когда у стен Барад Эйтель появился один из воплощенных майяр Моргота с отрядом орков и пленником, на чье изуродованное, с пустыми глазницами, лицо невозможно было взирать без ужаса.
Но ужас только начинался.
К тому моменту как отрубленная голова этого страдальца наконец упала на землю, у каждого, кто видел жуткую пытку, кровь кипела от жажды мести. Но каждый сдерживался ради большего отмщения потом.
До Келебримбора со всех сторон доносился шепот:
— Если уж сам Фингон может стерпеть такое, стерпим и мы, а потом Враг с лихвой за все заплатит.
Но Гвиндор вдруг закричал:
— Гельмир!!!
И ринулся вперед.
Теперь, когда сорвался один, другим стало совсем уж нестерпимо оставаться на месте, и все эльдар отряда Гвиндора кинулись следом.
Дальше Келебримбор рубил и колол, колол и рубил, рубил и колол, и колол, и рубил снова. Под стенами Барад Эйтель, прорываясь к Ангбанду, под стенами Ангбанда, за стенами Ангбанда, на ступенях Ангбанда... Рубил, колол, рубил, колол, рубил... Не замечая, что они вырвались слишком далеко вперед, что врагов слишком много, что он ранен, что шлем его подевался куда-то... Рубил и колол. Пока свет в глазах не померк, и ноги не перестали держать его.


Мастер в Гондолине

Тот штурм мог бы кончиться для Келебримбора пленом, как для Гвиндора, или смертью, как для других воинов отряда. Если бы не Раудлин, который когда-то был другом Куруфина, а потом так же, как и Келебримбор, оказался в отряде Гвиндора.
Увидев, как Келебримбор упал с пробитой головой, и уже понимая, что битвы им не выиграть, Раудлин решил прорываться обратно к воротам. Бесчувственного Келебримбора он, и сам израненный, взвалил себе на плечи.
Каким-то чудом ему удалось выбраться прежде, чем морготовы твари снова сумели захлопнуть ворота крепости. А выбравшись из Ангбанда, Раудлин прибился к остаткам армии короля Тургона и с ними отступал к Гондолину.
Все это Келебримбор узнал уже в самом Гондолине, когда пришел в себя достаточно, чтобы задавать вопросы и выслушивать на них ответы. Раудлин к тому моменту умер от ран, так что Келебримбор не мог даже поблагодарить его. И это разрывало Келебримбору сердце так же, как вести о поражении свободных народов Белерианда в борьбе с Морготом. Окончательном поражении, потому что больше — все это понимали — у них не хватит сил, чтобы еще раз попытаться нанести Врагу удар.
В Гондолине, однако, ужаса и обреченности почти не чувствовалось. Город напоминал Келебримбору о Тирионе за морем: его первом и до сих пор самом дорогом сердцу доме. Так что Келебримбор даже обрадовался, когда ему сказали, что покинуть город он теперь не может. Идти все равно было некуда и незачем. Возвратиться в Нарготронд Келебримбор не хотел, к отцу — не мог бы, даже если бы захотел. Впрочем, первое время в Гондолине он даже не знал, жив ли его отец и дяди, и не спрашивал, думая, что город не получает вестей из большого мира.
Но король Тургон вести все-таки получал, и однажды он призвал к себе Келебримбора, чтобы вести эти разделить.
— Все сыновья Феанаро живы, хотя и лишились своих владений.
Больше Тургон ничего не добавил, и Келебримбор, поблагодарив его, ушел.
Не считая этого разговора, они почти не говорили и не встречались, кроме как на площади, в трапезной зале дворца и в других местах, где время от времени все встречались со всеми.
Келебримбор знал, что Тургон не любит род Феанора, и старался, чтобы его присутствие в городе не было бременем для короля. Жил тихо. Но открыл, конечно, мастерскую, и теперь его душа снова пела в его творениях.
Он был воистину мастером, и все вокруг называли его мастером Келебримбором. Или даже Мастером Келебримбором, с особым почтением к его искусству.
Это на какое-то время насторожило Маэглина, племянника короля Тургона, однако, увидев, что Келебримбор не ищет ни внимания короля, ни любви народа, ни власти, Маэглин успокоился и как будто вообще забыл о Келебримборе. Кузница Келебримбора была единственной в городе, в которую он никогда не заходил. И Келебримбора это вполне устраивало. Меньше всего он хотел навлечь на себя чью-то вражду или впутываться в чужие семейные дела.
Но как раз из-за того, что Маэглин обходил кузницу Келебримбора стороной, Келебримбор оказался в конце концов довольно сильно замешан в семейных делах короля Гондолина, а заодно и в делах всего Гондолина.
Сначала к нему стал захаживать шестилетний Эарендиль. Просто приходил, устраивался в дальнем углу и смотрел, часами, не считаясь с тем, как жарко или шумно было в кузнице.
Келебримбор сперва ждал, что мальчик сам скажет, зачем приходит, спросит о чем-нибудь или попросит что-то показать. Но Эарендиль упорно молчал, и Келебримбор все же задал ему прямой вопрос.
Мальчик неожиданно очень смутился. Но все же ответил.
— Мне нравится бывать здесь, потому что Маэглин, мой дядя, никогда не заходит сюда, и я не встречу его случайно.
Это был странный ответ. И Келебримбор спросил с беспокойством:
— Твой дядя чем-то обидел тебя?
Это было невероятное предположение. Но все в городе знали, как не любит Маэглин отца мальчика, Туора, смертного, ставшего счастливым соперником Маэглина во всем. И то, что Тургон, высоко ценивший зятя, называл его сыном, как раньше называл одного Маэглина, конечно, не помогало делу.
— Нет, — ответил Эарендиль и смутился еще больше. — Но я не люблю, когда он смотрит на меня. И я знаю, что и он тоже не любит, когда ему приходится на меня смотреть. Это значит, что со мной что-то не так?
Последний вопрос явно вырвался против воли, но, видимо, Эарендиль давно стремился и не мог никому задать его.
— Нет, — сразу ответил Келебримбор. — Не думаю, что с тобой может быть что-то не так.
"Скорее с ним," — неожиданно для самого себя подумал он, хотя в общем-то прежде ничего против Маэглина не имел. Вслух этого Келебримбор говорить не стал.
— Я могу еще приходить к тебе? — спросил Эарендиль.
— Конечно, — ответил Келебримбор.
"Только это, наверное, не понравится твоему дедушке," — подумал он, но и этого вслух говорить не стал.
Так что Эарендиль продолжал бывать у него частенько, и теперь не всегда молчал. Иногда они разговаривали, и Келебримбору нравились эти разговоры, хотя они и выходили порой очень странными.
Как, например, разговор о море, когда Эарендиль, который моря никогда не видел и знал его только по рассказам отца, доказывал Келебримбору, который видел море, даже пересек его и именно с тех пор не любил, что море едва ли не лучшая вещь на свете.
В конце концов Келебримбор со вздохом сдался и только предупредил напоследок:
— Не ожидай слишком многого, а то можешь разочароваться, когда наконец увидишь свое море по-настоящему.
— Нет! — ответил Эарендиль. — Когда увижу, я полюблю его еще больше. — И вдруг широко распахнул глаза, спросил: — Ты думаешь, я когда-нибудь увижу море?
Как будто это никогда даже не приходило ему в голову.
Келебримбор, глядя на него, не мог не рассмеяться. Но, к счастью, мальчишка не обиделся, а рассмеялся следом.
А через несколько недель после этого разговора в кузницу к Келебримбору неожиданно пришла Идриль. Он подумал было, что она заметила частые отлучки Эарендиля и хочет поговорить об этом.
Но Идриль, оглядев кузницу настороженными глазами и убедившись, что, кроме Келебримбора, там никого нет, вдруг рассказала ему о туннеле из Гондолина, который они с мужем создали втайне ото всех. Правда, пока это был скорее туннель в Гондолин, чем наоборот, потому что Туор, Идриль и преданные им эльдар из Дома Крыла пробивали ход снаружи, выбираясь из города на работы тайком. А теперь они дошли уже до последней точки, и для их секретного хода нужны были не менее секретные двери.
— Не просто потайные, но такие, чтобы их не мог найти, даже если станет искать, самый искусный мастер, — объясняла Идриль. — Такой как Маэглин. Или, — тут она остановилась на несколько мгновений, как будто слова вдруг стали даваться ей с трудом, а потом договорила: — Или мой отец. Я знаю, тебе одному под силу сделать такие двери, потому пришла к тебе. Помоги, прошу. Если двери обнаружат, туннель прикажут засыпать, и все будет напрасно.
Высказав, наконец, самое главное, Идриль устремила на Келебримбора испытующий взгляд.
— Твой отец — король этого города, — напомнил Келебримбор. — Меня тревожит идея обманывать его.
Идриль горько усмехнулась, потом сказала:
— Если ты думаешь, что меня она радует, то ошибаешься. Я никогда не думала, что мне придется что-то скрывать от отца. Но теперь он и слышать не хочет, что оставаться в городе опасно. А я должна, должна спасти Эарендиля, — теперь Идриль говорила с жаром, который разительно отличался от ее обычной безмятежности. — Нет ничего в целом мире, что было бы для меня дороже сына. Пожалуйста, помоги мне, ради моего мальчика.
Глаза Идриль наполнились слезами.
А в ушах Келебримбора звенел детский голос: "Можно войти?.. Это значит со мной что-то не так?.. Я когда-нибудь увижу море?.."
— Ради твоего мальчика, — сказал Келебримбор наконец.
— Благодарю тебя, — горячо ответила Идриль.
Вдруг она наклонилась и почтительно поцеловала его руку.
Келебримбор пораженно отпрянул.
— Что ты! — воскликнул он.
Потом потянулся к Индиль, взял ее руки в свои, сказал уже спокойно:
— Не тревожься. Я помогу. Все будет хорошо. Вот увидишь.
Она слушала его и кивала, закрыв глаза от облегчения.
А потом Келебримбор создал самые невидимые двери, какие только можно было придумать. Когда работа была закончена, даже он сам не мог обнаружить их на взгляд, в мозаике намного большего размера.
Замысел определенно удался, хотя Келебримбор не представлял, как Идриль удавалось скрывать ото всех истину, пока шла работа. Возможно, не так хорошо, как они думали, потому что через пару дней после того, как все было закончено, Маэглин вдруг обратился за трапезой к Келебримбору.
— Твои глаза сияют радостью мастера, завершившего большую и трудную работу, — заметил Маэглин. — Но в последнее время ты, говорят, работал лишь над стенной мозаикой, а это, может, и большая работа, но едва ли трудная для такого умельца, как ты. Что же ты утаиваешь ото всех?
Это звучало почти как шутка. Только Маэглин не любил шутить. Как не любил и вести праздные разговоры. Значит, за его словами крылось подозрение. Келебримбор улыбнулся Маэглину, как мог спокойно, в то же время пытаясь сообразить, как ответить, чтобы не только не открыть истину, но и не дать новой пищи для подозрений.
Но от необходимости отвечать Келебримбора избавил государь Тургон, оказавшийся тут же. Он положил руку на плечо Маэглину и сказал:
— Ты очень талантлив, мой мальчик, но и очень молод, потому тебе кажется, что большая радость непременно должна быть связана с большой работой. Но это не всегда так, даже для самых искусных мастеров. Иногда сердце поет просто, не по какой-то заметной для других причине.
Келебримбор благодарно кивнул королю, внутренне изнывая от неловкости. Ведь Тургон, по доброте душевной, только что помог ему обмануть самого себя. Если бы вокруг не было столько народу или хотя бы не было Маэглина, Келебримбор, пожалуй, сказал бы королю Гондолина правду, и будь что будет.
Но Маэглин сидел тут же и, быстро взглянув на него, Келебримбор увидел, что Маэглин сам смотрит на короля с каким-то несчастным выражением, как будто ему тоже было, что рассказать королю, если бы вокруг не собралось столько народу.
Все же уже через мгновение Маэглин это выражение с лица согнал и сказал очень спокойно:
— Конечно, ты прав, дядя. Я, пожалуй, несколько увлекся своими умозаключениями.
После этого случая Маэглин снова как будто позабыл о Келебримборе. Но Келебримбор не позабыл о нем и потому знал, что Маэглин еще не раз возвращался к мозаике и исследовал ее, но ничего не обнаружил. Так что в конце концов, уверившись, что не мог пропустить ничего важного, если б оно там было, позабыл и о мозаике.
А потайные двери и ход за ними понадобились жителям города довольно скоро, меньше чем через год после того как были созданы. И Келебримбор, гондолинский мастер, исчез вместе с Гондолином, как сгинули и все его творения. По туннелю уходил Келебримбор, которому снова предстояло выяснять, кем и где он станет на этот раз.