Название: Мир
Задание: Замкнутое пространство.
Размер: 822 слова
Жанр/категория: джен, драма
Рейтинг: G
Персонажи/Пейринги: Эльмо и остальные
Предупреждение: автор просит прощение за сыроватый текст.
Примечание: О младшем брате Эльвэ и Ольвэ сказано только то, что он жил в Дориате, и Эльвэ его любил. Почему просто жил? А чем занимался? А как участвовал в известных событиях? А когда перестал участвовать?.. Автор полагает очевидным, что единственная цель появления этого персонажа – вписывание королевских кровей в родословную Келеборна и Нимлот. Но раз уж на то пошло…
Квенди жадны до мира. Всегда были жадны. Может быть, потому, что им никогда не вырваться из него? Оттого, что они навечно заперты в его пределах, а все цели и все устремления их лежат здесь? Не где-то там, за гранью, завтра или потом, как об этом говорят люди. Нет, здесь и только. И потому квенди жадны до мира.
Едва пробудившись, они принялись взахлеб изучать его – глазами, руками, ногами, ушами. Кто как, кому что ближе. Вот Элу, например, познавал мир через других квенди. Ему было интересно, что они думают, как видят происходящее, что им нравится, а что нет, и как все это соотносится с его, Элу, собственным взглядом на вещи. Некоторые говорили, он бывает болтлив, как сорока, и расспросами своими может душу вынуть. Но это был его способ.
Белег изучал мир ногами. Он мог отправиться в путь с началом звездного круга и без устали идти и идти, глядя по сторонам, засовывая голову в дупла, переворачивая попадающиеся камни и подманивая встречных животных. «Зачем?», спрашивали его другие. Он пожимал плечами. Это тоже был способ.
Голодрим поступали иначе. Им нужно было понять, из чего мир сделан. Они хотели раскопать холм и заглянуть внутрь, растопить смолу и посмотреть, что выйдет из этого. Связать вместе палки и сучья, подпереть валунами и проверить, сдует или нет это сооружение ветром. У голодрим был свой способ.
Эльмо жил иначе. Он любил мир в деталях. Он любил детали мира. Он хотел рассматривать его лицо и его красоту в раковинах улиток, в червоточинах листьев, в ряби на воде, в беге теней возле костра… Он хотел обойти все и увидеть, пощупать, изучить каждую деталь, не пропустить ни одной. И это был его способ. И его цель.
В первый раз план дал сбой после возвращения Элу и остальных. Мир сжался. Он должен был отказаться от его цельности и выбрать одну только часть. Но в Валиноре был свет. Это было важно, он решился.
Второй раз наступил позднее. Снова потребовалось решить, взвешивать, сомневаться. Но Элу выбрал Средиземье и Мелиан, синдар и Эльмо выбрали Элу. А потом все вместе – безопасность. И мир сжался опять.
Нет, Дориат не вынуждал его сидеть безвылазно в лесах или того хуже, в пещерах. Он мог бы покидать сомкнувшиеся границы, но теперь поиски и искания не были заботой его одного, а потому не приносили прежнего удовольствия. Дорвэн не осуждала отлучки открыто, но это легко читалось по глазам. Он и сам понимал, что выбор сделан и пора бы с ним смириться. Но ему было жалко. Жажда не позволяла вновь отделить одну лишь малую часть от без того неполного целого. А потому он все тянул и тянул…
В третий раз судьба церемониться не стала.
Они подошли к Амон Эреб с севера, по пути соединившись с отрядами Денетора. Ударили сообща и погнали орков со всей яростью, какая только была в их молодой крови. Они были лучше, были сильнее. Но орки, отступая, подожгли лес. Основным силам это не повредило, а тому отряду, где шел Эльмо пришлось выбираться из пылающей чащи…
Когда он пришел в себя, то не смог открыть глаза и только заворочался на постели. Рядом кто-то сидел, этот кто-то перехватил потянувшуюся к голове руку и прижал к щеке. Щека была мокрая.
– Элу? – слабо позвал Эльмо. Ответа не последовало, но щека увлажнилась сильнее. Раздался судорожный вздох.
Не сразу, но он справился и второй рукой нащупал на лице повязку.
Так мир сжался снова.
Дорвэн тоже плакала по ночам. Говорила, что за двоих, что так легче. Он не спорил, позволял. Сыновья держались. Потом выросли окончательно, окрепли и вроде бы свыклись. Он сам окреп, но свыкнуться не мог долго. Искал, как жить: с жалостью, с чужим чувством вины, с собственной бесполезностью и беспомощностью. И искал другой способ.
Но оказалось, мир не отвернулся окончательно. Он был по-прежнему рядом. Его можно было слышать, чувствовать, осязать. И он начал чувствовать. С жадностью слушал любые рассказы, какие доходили до пределов его сжавшегося в пригоршню мирка. Не позволял запирать себя: ходил далеко, ходил вместе с Белегом. От него же научился лучше владеть луком и дошел до того, что превзошел учителя в искусстве бить птицу только на слух. Сам придумал и упросил Даэрона: тот переписал все сказания и песни начисто и с большим нажимом, теперь пальцы легко осязали знаки, и он снова мог читать. Мир вновь собирался из разрозненных нитей, а сам он не останавливался и хотел большего, хотел снова вырваться за пределы отведенной ему крошечной части.
– Какой он? – однажды спросил Эльмо брата. Они вдвоем остались в сокровищнице, и Эльмо слышал, как открылась крышка шкатулки.
– Дотронься, – предложил Элу.
Ожерелье было холодным, камень твердым. Но каким был свет, Эльмо не узнал.
Позднее он снова задавал этот же вопрос. В последний раз – Диору.
Они встали на полпути между границей и Менегротом. Диор был неподвижен, но опирался на меч, а тот скрипел, уминая ножнами снег.
– Какой он? – спросил Эльмо.
– Он прекрасен, – ответил Диор.
– И стоит того, чтобы умереть?
– Не он. Мир.
Этот ответ Эльмо понравился.
Потому, когда пришла пора отступать, он отказался. Его мирку предстояло снова сжаться – до темных чертогов небытия. Забиваться перед этим в постылые пещеры было бы глупо.