Таблица очков

[Битва Пяти Воинств]

Таблица набранных очков. Результаты голосований за этапы будут приплюсовываться по мере их завершения.
Начисленные очки, согласно Правилам, складываются из
1. Основной оценки за этап и добавочных за работы сверх минимума - первое число в скобках:
- Приветствие - 5 очков
- текст 100-1000 слов - 5 очков
- текст 1000-3000 слов - 10 очков
- текст выше 3000 слов - 15 очков

- изобразительный этап

- фотоколлаж - 3 очка
- набор аватар (10 шт.) - 5 очков
- набор баннеров (3 шт.) - 5 очков
- рисунок, хенд-мэйд, косплей - 10 очков
- работы, выложенные сверх минимального количества - 1 очко за каждую, но не более 5 очков за этап.
2. Читательского голосования (1 голос = 1 очко) - второе число в скобках.

АПД: Добавлены очки за Спецзадание.

№

Команда

Приветствие

Джен

Гет

Хоррор

Юмор

Ангст

АУ

Кроссовер

Спецзадание

Визуальный этап

Итоговое голосование

Всего

1

Воинство Мордора

5+37

15+22

18+21

17+17

24+16

18+15

23+10

20+16

20+8

35+18

16

390

2

Воинство Валар

5+25

23+20

25+18

20+13

20+7

25+7

23+7

20+8

20+4

35+5

3

330

2

Воинство нолдор

5+23

24+6

18+17

13+19

18+17

20+11

23+12

19+15

15+9

35+13

12

330

3

Воинство Лихолесья

5+31

22+16

17+11

18+11

21+16

21+13

25+7

18+9

18+5

28+10

6

322

запись создана: 07.02.2013 в 17:31

@темы: Голосование, Прочее, Изобразительный этап, Этап: Спецзадание, Этап: Приветствие, Этап: Джен, Этап: Гет, Этап: Хоррор, Этап: Юмор, Этап: Ангст, Этап: АУ, Этап: Кроссовер, БПВ-1

---

Голосование - Хоррор

[Битва Пяти Воинств]

До завершения голосования осталось несколько часов.

Участники и читатели могут высказаться в пользу команд, чьи работы понравились им больше всего.
Все голоса будут суммированы и приплюсованы к очкам команд (1 голос = 1 очко).

Правила голосования:
1. Необходимо выбрать две команды, указав их полное название и название выбираемой работы.
Воинство *** - "название работы"
2. Одна команда - одна работа.
3. Запрещается:
- участникам конкурса голосовать за свои команды
- голосовать от профилей сообществ
- голосовать от общественных и игровых профилей
Администрация будет внимательно следить за процессом во избежании накрутки.
4. Неверно поданные голоса засчитаны не будут.

Голосование продлится до 25 февраля 23:59 по столице.

запись создана: 19.02.2013 в 10:34

@темы: Голосование, Этап: Хоррор, БПВ-1

---

"Воинство дунэдайн" - хоррор, 1 (внеконкурс)

[Гэленнар]

Открыть все тэги MORE в этом посте

Название: Ночной гость
Размер: 1953 слов
Жанры и категории: хоррор, гет, драма
Рейтинг: PG
Примечание: Третья эпоха, 1975 год, два месяца после взятия Форноста и падения Артедайна

На закате Сулимэль последний раз обошла дом снаружи. Закрыла деревянные ставни; зайдя внутрь, задвинула на них засовы.
Что-то неясное беспокоило хозяйку хутора. За год, проведенный без мужа – Берегонда, как и других мужчин, князь призвал весной семьдесят четвертого – она привыкла к вечной настороженности. Научилась спать, что твой караульный, чутко-чутко. Не расставалась с топором, держала у входа лук и запас стрел. Могла определить, когда можно прогнать чужака, а когда стоит и затаиться с детьми в землянке за домом. Убивать Сулимэль тоже научилась – осенью в яблоневом саду появились два холмика, за зиму они просели и стали незаметными.
Все было как обычно – были причины быть настороже, не было причин беспокоиться больше обычного.
Разве что собаки. Сулимэль могла бы поклясться, что не будь Рыжий привязан на длинную цепь, он уже удрал бы. Рыжий вообще был трусоват. Именно поэтому он был обучен лаять на чужаков, подавая знак хозяевам, в то время, как Седой и Ворон молча набрасывались на незваных гостей. А все же не было такого, чтоб Рыжий брехал полдня, до хрипа. И от страха он всегда в будку прятался, а не пытался сорваться с цепи.
Два других пса тоже были неспокойны. Седой лежал у входа и рычал, Ворон, то и дело принюхиваясь, ходил неподалеку.
Самой Сулимэль ужин в горло не лез, но детей она заставила хорошо поесть. Если придется уходить в неизвестность, то лучше это делать на сытый желудок. Только бы дотянуть до рассвета – в темноте слуги Короля-чародея видят не хуже, чем засветло, а шансы встретить их днем сильно меньше. Но если дело будет совсем плохо – что ж, тогда Дамроду и Алмиэль предстоит пуститься в путь раньше, а она, Сулимэль, отвлечет врагов и выиграет для своих детей время. Далеко ли смогут уйти ее шестилетний сын и четырехлетняя дочь? Об этом Сулимэль не хотела думать.
- Мы сегодня не будем спать? - уточнил Дамрод.
- Да, сынок.
- Пойдем в землянку?
- Нет. Если что – уходите через…
- Окно с другой стороны, - закончил за нее сын. – Но почему?
- Сегодня так нужно, Дамрод, - Сульмиэль обняла детей. – Это сложно объяснить.
Разумом Сульмиэль понимала, что стоило бы погасить свет и спрятаться вне дома, а сердцем чувствовала, что идти в землянку этой ночью не стоит.
Рыжий окончательно охрип, но продолжал время от времени подавать голос.
Сулимэль посмотрела на часы. Почти полночь. Хорошо, что уже апрель. Ночи короче, светает раньше. Интересно, подумала она, как сейчас в Бри? Если они выйдут из дома рано утром, к вечеру уже будут в поселке. Верхом было бы быстрее, но одну лошадь Берегонд забрал, уходя на войну, а вторую в начале зимы сожрали орки. К счастью, орки спешили, так что и землянку не нашли, и дом не подожгли.
В Бри Сулимэль с детьми последний раз была в марте. Тогда она и узнала, что Форност захвачен. В самом Бри всем распоряжался новый староста, из местных, но верный ангмарцам – то ли родичи у него были с той стороны, то ли еще что. А что сейчас в Бри, Сулимэль не бралась и предполагать. Может, и нет уже поселка – подняли жители бунт, к примеру, а король-чародей и приказал все сжечь. Или в городе теперь ангмарские переселенцы живут, а местных выгнали на север. Если по столбам не развешали. Что ее с детьми ждет, если все так?
Сулимэль встряхнула головой, прогоняя подобные мысли. Все будет хорошо. И с Бри, и с хутором. Вот уже и полночь, а ничего страшного не случилось. Рыжий, кажется, окончательно выбился из сил и уснул. Ворон лежит справа от порога. Седой слева. Может, что-то было, но уже прошло мимо? Колдовство какое, или сам Ангмарский король в пяти верстах проезжал. А предчувствия могли и обмануть. Все однажды случается в первый раз. Сказалась усталость, постоянная тревога.
Дамрод задремал, сидя на стуле и положив голову на стол. Алмиэль умостилась в единственном кресле. Да и сама Сулимэль прислонилась к стене и прикрыла глаза.
Из полусна ее вывел визг Рыжего. И тут же залаяли два других пса. Залаяли, зарычали, да так, как никогда в жизни. А вот Рыжий молчал.
Сдох, - поняла Сулимэль. – Началось.
Кроме истошного лая собак, звуков с улицы не доносилось. А ведь вышколенные псы уже должны были наброситься на незваных гостей, повалить на землю. И это не могло произойти бесшумно.
Ворон и Седой затихли одновременно.
Присоединились к Рыжему. Догоняют его на неведомом пути, куда уходят собаки.
Сулимэль положила стрелу на тетиву. Что бы там ни было…
- Разве так верные псы встречают хозяина, - раздалось снаружи.
Сулимэль застыла. Не узнать этот голос было невозможно.
- Разве так любящая жена встречает мужа? – продолжил пришелец. - Запирает окна и двери, спускает собак, а за поясом держит топор? Всего год меня не было, и мне уж не рады в родном доме?
Сулимэль оглянулась. Дети спали. Нет, не стоит их будить сейчас. Не стоит им слышать этого всего.
- Кто ты или что ты? – она сделала шаг к двери.
- Неужели ты забыла мой голос? Так открой, может, вспомнишь того, кому клялась в вечной верности.
Горечь в голосе. Может, это и вправду Берегонд? Чудом выжил – говорили же в Бри, что часть артедайнского войска оттеснили к Синим горам. А собаки не лают, потому что признали.
Сулимэль положила стрелу на пол и притронулась к верхнему засову.
Нет. Если бы псы узнали хозяина, сейчас крутились бы возле него. Радостно повизгивали бы. Не Берегонд это. Наваждение.
- Что ты сделал с…
- Нашими собаками? Погладил.
- Тогда почему я их не слышу?
- Спят они. Устали за день. Отчего бы им не отдохнуть, раз хозяин вернулся?
- Разбуди хоть одного.
- Крепко заснули. Не выдержали сердца собачьи радости. А есть ли сердце у тебя, любимая, коль держишь меня на пороге?
Сулимэль отшатнулась от двери.
- Я не знаю, кто ты, но не мой муж.
- И все же я – он. Мое имя Берегонд, твое Сулимэль. У нас двое детей, Дамроду было пять, когда я уходил, Алмиэль – три. Этот хутор достался тебе от тетки, которая перебралась к твоим родителям. У меня же не было за душой ничего, кроме любви к тебе, но твоя родня не сказала и слова против нашей свадьбы. Хватит этого, чтоб ты вспомнила меня? У тебя большая родинка между грудей, ты стесняешься ее. Первым словом Алмиэль было «дудка». Дамрод…
- Не надо!
По щекам Сулимэль текли слезы.
- Я… верю. Верю.
- Тогда открой.
Сулимэль снова притронулась к засову. Тот, кто за дверями, по крайней мере был Берегондом. Чем бы он не стал… она должна посмотреть на него. Может, действительно псы умерли от радости? Или чары на нем какие, и ему помощь сейчас нужна. Помощь, а не от ворот поворот. И если жена не поможет ему – то кто тогда? Она лишь посмотрит, а если что – быстро закроет дверь.
Сейчас. На счет три…
Ее обдало могильным холодом. И этот запах…
Но закрыть Сулимэль не смогла. Так и стояла на пороге, не в силах отвести взгляд. Перед ней стоял Берегонд. Лицо его, серо-зеленое, распухшее, не было лицом живого человека. Шею пересекал фиолетовый след от веревки, на животе запеклась кровь.
- Я выжил в бою, и они решили меня повесить, - объяснил Берегонд. – Но я же пообещал тебе, что вернусь.
- Ты… - в горле у Сулимэль пересохло. – Ты же мертв!
- Брось, ты это знала, как только услышала мой голос за дверью.
- Я… надеялась.
- Впусти меня. Холодно. Видишь, плащ мой совсем прохудился. Помыться бы… земля налипла. Черви донимают…
Сулимэль оглянулась. Это было безумием, но несмотря ни на что она была почти готова броситься на шею гостю, и будь что будет. Но дети… Она не может оставить их сиротами просто потому, что не устояла перед их мертвым отцом. Да и что будет дальше? Останутся ли в мире живых, обняв отца? Три собачьих трупика во дворе уже есть, и кто возьмется утверждать, что людей не постигнет та же участь?
- Ты не можешь войти сам. А я не дам тебе позволения. Прости.
- Хоть на детей посмотреть…
- Я отойду. Смотри через проем.
Сулимэль отодвинулась к стене.
Повисло молчание.
- Да… выросли. Алмиэль совсем взрослая. Поближе бы рассмотреть их. Пусти меня.
- Нет, - сглотнула Сулимэль.
Она не может рисковать. Да, это Берегонд. Но если есть чары, которые заставили мертвеца ходить, кто знает, нет ли чар, которые заставят его убить родных? На что способен Ангмарский чародей? Может, сейчас затих, а потом дернет за невидимые ниточки – и Берегонд прикоснется к детям.
- Если бы ты знала…
- Молчи! Если бы ты знал, как я хочу сказать тебе «да»!
- Разбуди их. Подведи к порогу. Я только посмотрю…
- Думаешь, им стоит видеть отца в таком виде?
- Наверное, нет, - кивнул Берегонд.
И снова тишина.
- Что же мы будем делать? – вздохнула Сулимэль. – Рано или поздно рассветет.
- Если солнце коснется меня, мне конец. И почему-то я знаю, что смерть эта не будет безболезненной.
- Спрячься в землянке, - выпалила Сулимэль и осеклась. Если солнце не убъет Берегонда, следующей ночью кошмар повторится. Уйдет – он будет ее преследовать. И рано или поздно она сдастся. Она уже почти сдалась.
- Ты же сама этого не хочешь, - словно прочел ее мысли Берегонд.
- Это наверняка заклятие. Должен же быть кто-то, кто может его снять.
- И что будет? Живым я точно уже не стану. А быть изгнанным из тела - солнцем или чарами - боюсь. Что если мой дух останется бесплотным – теперь уже бесплотным – рабом Короля-чародея? Как те, что в курганах Тирн Гортад. Тогда я приду и против своей воли буду преследовать тебя во снах. А когда ты умрешь, а я останусь здесь, то мы не встретимся там, куда, говорят, уходят люди…
- Стой. Ты говоришь, что пришел из-за клятв мне? Тогда я освобождаю тебя от всех тех клятв и обещаний, что ты давал мне!
Берегонд остался стоять где стоял.
- Кажется, не помогло. Ты точно уверена, что это не пустые слова? Что ты действительно готова была освободить меня? Или ты говорила не вполне искренне, или этот способ не работает.
Сулимэль вздохнула.
- Кажется, я не могу отпустить тебя. В глубине души хочу, чтоб ты остался. Чувствую свою вину…
Договорить Сулимэль не успела, услышав шаги позади себя.
- Дамрод?
- Мама? Папа?
Сулимэль едва успела схватить сына за одежду, не давая ему выскочить на улицу. Впрочем, Берегонд тоже отшатнулся.
- Папа, почему ты не заходишь?
- Мне нельзя, сынок, - Берегонд закутался в плащ.
- Папу проклял злой колдун. Ему нельзя к нам, а то случится несчастье.
- А, - протянул Дамрод. Кажется, этого объяснения ему хватило, а что именно произошло, он не понял.
- Знаешь, я разбужу Алмиэль, - вдруг произнесла Сулимэль. – Мне вдруг подумалось… Ты ведь нам всем клялся. И отпустить тебя должны мы все.
- Не знаю. Что если ты ошибаешься? Я хочу ее увидеть, но она испугается.
- Мы должны попробовать.
Сулимэль взяла на руки дочь, поднесла к двери. Алмиэль открыла глаза, но еще не окончательно проснулась.
Берегонд протянул было руку, но одернул себя.
- А ты будешь такой же красавицей, как мама. И такой же умницей.
Сулимэль сглотнула. Рассвет приближался.
- Дети, вы должны попрощаться с отцом. Просто скажите, что отпускаете его. И больше не будете ждать. Мы встретимся еще, но теперь он будет ждать нас.
Алмиэль потерла глаза. Она не очень понимала, чего от нее хотят, но повторила то, что ей сказали.
- Прощай, папа.
- Прощай… - Дамрод отвернулся, пряча слезы
- Не стесняйся, сын. Нечего здесь стесняться. Глупости это.
- Прощай, любимый. Нынче нам идти врозь.
Берегонд все так же стоял перед ними. Не помогло.
Сулимэль поставила дочь на пол и, повинуясь внезапному озарению, сделала шаг вперед.
- Не делай этого, - Берегонд выставил руку вперед.
И упал. Вернее, упало лишь полуистлевшее тело.
Сулимэль опустилась на колени, взяла его руку, поцеловала.
Она знала, что ее муж сумел освободиться. Не хотел оставить детей сиротами, не захотел забирать ее… справился с собой и последний из семьи освободил себя от клятвы.
- Папа умер. – Дамрод обнял Алмиэль. Та разревелась.
- Папа умер, чтоб мы жили, - произнесла Сулимэль. – Помните об этом. Всегда. И папа… папа победил самого Короля-чародея. А, значит, вам придется быть достойными своего отца.

@темы: Внеконкурс, Воинство дунэдайн, Этап: Хоррор, БПВ-1

---

Воинство Мордора - Хоррор, 1

[Lugburz]

Открыть все тэги MORE в этом посте

Название: Двое ученых и десять орчат
Размер:5848 слов
персонажи: Второй (Кхамул), Пятый (Эрион), кошка Эриона, пятеро омп.
Жанры и категории: хоррор, джен, экшн, даркфик, дэзфик
Рейтинг: NC-17
Предупреждение: смерть персонажей, особенности назгульской анатомии, расчленение (в том числе трупов разной степени свежести).

— И не надоедает тебе копаться во всех этих… кишках? — Кхамул брезгливо отдернул руку, в которой держал пинтовый кубок черненого серебра, инкрустированный обсидианом и жадеитом, когда из-под скальпеля его коллеги брызнула тонкая струйка еще теплой крови. Взметнулся широкий рукав черного одеяния, поколебав пожелтевшие листы книг и разложенные на столе свитки, один из которых, упав на пол, развернулся. Кхамул бросил быстрый взгляд в его сторону. Неживые глаза различили рисунок человеческого тела в профильном разрезе. Назгул скривился где-то под капюшоном, а потом еще раз, когда обнаружил, что несколько капель все же попали на его рукав. А еще он был готов поклясться, что Пятый специально разрезал именно так, прицельно. Его-то рукава были предусмотрительно подвязаны выше локтей, обнажая призрачную плоть, сквозь которую просвечивали зеленоватым кости и подвижные сухожилия.
— А тебе не надоедает блуждать среди призрачных грез, в которых ничего понять невозможно? Когда мозг туманится и не может отличить фантазию от сна? — отозвался Пятый, осторожно раскрывая сделанный от яремной впадины до паха разрез. От еще свежих потрохов в холодном воздухе Минас-Моргула шел пар, принимавший тот же зеленоватый оттенок благодаря призрачному, мертвенному свету, царившему тут, казалось, с самого завоевания башни.
Кхамул ухмыльнулся, было видно — его собеседнику, разумеется, — как блеснули в широкой усмешке мелкие острые зубы.
— Понимать души и управлять ими — это искусство. И удовольствие.
— Вот и для меня все это, — Пятый обвел широким жестом металлический стол со свежим трупом, полки, заставленные книгами, жутковатого вида инструментами, которым позавидовал бы любой палач востока и запада, банками с забальзамированными частями тел и флаконами разнообразной дряни, — искусство и удовольствие.
— Да ладно? — недоверие в свистящем голосе было почти искренним, — тебя ведь и при жизни мертвечина не возбуждала, а сейчас — куда нам?! А ты говоришь, удовольствие. Нам для того только мозги и остались. Свои да чужие.
— И чужие мозги в том числе, — вкрадчиво отозвался Пятый, откладывая скальпель и скользя кончиками костлявых пальцев по рукоятям аккуратно разложенных на подносе идеально заточенных ножей, — правда, на мозги я бы с большим удовольствием посмотрел в живом теле.… После смерти они стремительно теряют связь с конечностями, а это — самая важная часть процесса.
— Ты же, вроде, уже пробовал? — Второй отошел к шкафу, взял бутыль с эфиром и налил в кубок. Щелкнул ногтем по перстню, где в темный металл был оправлен яркий топаз, камень тотчас откинулся, показывая секретную полость, и Кхамул высыпал оттуда немного мерцающего порошка в кубок. Эфир забурлил, распространяя по помещению пахучий дым. Пятый, принявшийся сосредоточенно пилить грудную клетку своего подопечного, лишь отмахнулся от того дыма, продолжая наигрывать на ребрах образца мелодию ни с чем не сравнимого треска ломаемых костей.
— Увы, — в голосе Пятого сквозило сожаление, — один бедолага скончался от боли, когда я вскрывал ему голову, другой не перенес вида спиленной верхушки своего черепа в моих руках, а третий расстался с разумом, унимающий боль дурман оказался слишком крепок для него.
— Печально… — посочувствовал Истерлинг, непроизвольно морщась от треска. Он понимал тоску Пятого по образцам, в последнее время и ему самому редко удавалось получить в своё пользование пленника. Сейчас они были нечастой роскошью, шли сразу на допрос, а после той обработки имели небольшую ценность в качестве творческого материала. И Кхамулу и Эриону уже порядком приелись стандартные допросы и пытки по принципу «быстро и надежно», что проповедовали Ангмарец и Восьмой, обеим творческим личностям хотелось чего-нибудь неординарного и свежего. — А этого-то ты как достал? — Второй разогнал рукавом дым над кубком и пристально всмотрелся в жидкость.
— Да чистая случайность, — Пятый аккуратно разложил отпиленные ребра на соседнем столе, застеленном чистым полотнищем, — итилиенский разведчик, отдал концы в темнице, не дождавшись, когда наши дознаватели его заберут.
— Случайность? — проницательно уточнил Кхамул.
— Совершенно верно, — подтвердил Эрион, любуясь разложенными ребрами и протирая нож.
— Кстати, — после недолгого молчания, когда оба созерцали дела рук своих, произнес Второй, — похоже, вскоре мы сможем вдоволь развлечься. Оба.
— Да ну? — в шипении Пятого сквозило недоверие, смешанное с предвкушением. — Что ты там углядел?
— Пятерых неразумных орчат, отправившихся на прогулку в черные горы, где живут два злобных колдуна. Смотри сам, — он подошел к коллеге и поднес к его капюшону кубок, в мутной глубине которого мерцали призрачные огоньки, складывавшие в вид окрестностей башни, дороги и пяти фигур, шедших по ней.

Пятеро путников бодро шагали по широкой дороге, надвинув на головы капюшоны серых потрепанных плащей. Периодически то один, то другой путешественник озирался по сторонам, и, в целом, резвость компании объяснялась не столько избытком сил, сколько тревогой, страхом и нервозностью. Впрочем, это было вполне понятно, так как в вечерних сумерках длинная, косая тень величественного Минас-Моргула уже упала на Горы Ужаса. А пути до бывшей Лунной Крепости оставалось не так много. Один из путников, с выбивавшимися из-под капюшона соломенными лохмами и коротким копьем на плече, издал короткий нервный смешок и принялся тихо, но с чувством декламировать:
— Десять орчат пошли купаться в речке, один захлебнулся, и их осталось девять, девять орчат гуляли среди сосен, один другому выбил глаз и их оста…
— Заткнись, Гельд! — резко оборвал светловолосого его сутулый невысокий спутник, не выпускавший из рук посох с тяжелым набалдашником.
— Что Тервин, боишься? — тут же последовал ответ с явной издевкой.
— Оба рты закрыли! — сурово одернул спорщиков третий путешественник, плечистый и заросший черной щетиной, с луком за плечом. Похоже, он являлся негласным командиром отряда, так как первые двое послушались, и дальше побрели притихнув.
— Да ладно тебе, Элдис, — только и пробормотал первый, но «командир» предпочел не услышать.
Некоторое время все шли молча, потом вновь заговорил копейщик Гельд.
— А мы скоро дойдем? А то на этой открытой дороге у меня ощущение, что кто-то взглядом спину сверлит. И как мы проберемся в башню? Дядька говорил, что там всяких лиходейских ловушек не счесть.
— Часа два осталось, — прикинул четвертый путник, взглянув из-под козырька ладони на возвышающуюся башню, его плащ был из добротной шерсти, а к поясу был пристегнут длинный меч в ножнах с гондорской эмблемой на серебряной бляхе. Сравнительно высокий голос выдавал юный возраст. — Ройг, на твоей карте ведь должен быть безопасный путь.
— Ну да, есть, — хрипло отозвался пятый, смуглая кожа которого выдавала южную кровь, — только все равно перед каждым шагом проверять придется. С этих гадов безлицых станется улучшить чего-нибудь, — он зло сплюнул в дорожную пыль и поглубже натянул капюшон.
— Если кто-то боится, пусть лучше проваливает сразу, — в очередной, вероятно, раз, повторил Элдис.
— Трусов и девиц нет, — хохотнул Гельд, покосившись на Тервина. Тот ответил мрачным взглядом и поправил заплечный мешок.
Смеркалось, по небу плыли темные тучи, в редких разрывах которых можно было на миг-другой заметить робкую звездочку. Цвета окончательно поблекли, оставив миру лишь два тона — темный и светлый, и только Минас-Моргул возносился к небесам острой стремительной иглой, подсвеченной мистическим сиянием. Чем ближе путники подходили, тем тяжелее становилось дышать, казалось, башня подавляла, а из множества окон, в которые сколько не смотри, ничего не увидишь, глядела сама тьма, похищающая души. С запада полз туман, пока еще не слишком густой, но ближе к полуночи обещавший стать густой, белесой кисеей. Становилось зябко, несмотря на толстые плащи.
Ройг сверился с картой, и пятерка авантюристов свернула по незаметной тропке, забиравшей к северо-востоку.
— Тут есть подземный ход, — пояснил проводник, — по нему мы попадем сразу в подвалы башни, минуя стены и двор.
— Разумно, — отозвался Элдис, осматриваясь вокруг.
— И какая там охрана? — уточнил Гельд.
— Ловушки, скорее всего, — ответил Ройг, спустившись по насыпи в неглубокий овраг, образованный большими серыми валунами, — но если будем внимательны, пройдем. Через главные же ворота точно не проскочим. Ага, вот оно! Парни, помогите-ка сдвинуть эту глыбу! — он навалился всем весом на один из валунов.
— Уверен, что этот? — Гельд сбросил на землю плащ, небольшой круглый щит и копье и налег плечом рядом с Ройгом. Камень подался, но не намного, к ним присоединился Элдис, упершись в глыбу обеими руками.
— Да! Ых! Тервин, стой на стреме! Анардил, давай к нам! — последняя фраза относилась уже к гондорцу.
Еще некоторое время они пихали и толкали камень, что тот же Пятый откатывал одним движением руки. Диверсанты умудрились взмокнуть в холодной, промозглой ночи. Туман в этой низине плескался уже на уровне их колен, и в какой-то момент приглядывавшему за обстановкой Тервину показалось, что вытекает он из-под того камня, что толкают приятели. Протер глаза, тряхнул головой. Эх, только Враг разберет, что это за туман проклятый. А между тем камень, наконец, сдвинулся и с пронзительным, протяжным, похожим на стон скрипом отъехал от стены, открыв взглядам темную щель фута три в ширину и семь в высоту.
— Есть! — Гельд хлопнул себя ладонью по бедру и принялся собирать брошенные пожитки. Тервин поспешно спустился с возвышенности, что была его наблюдательным пунктом. Ройг запалил факел из связки, которая была у него с собой, и пошел вперед, за ним с луком наготове — Элдис. Анардил обнажил меч, Гельд надел щит на руку и пошел рядом с Элдисом, проверяя копьем каменистый пол. Замыкал Тервин. Подземный ход, ведущий в Минас-Моргул, встретил пятерых товарищей сыростью, спертым воздухом, далеким плеском воды и кромешной тьмой, что сейчас разгонял факел Ройга. Впрочем, назвать этих пятерых товарищами можно было только с очень большой натяжкой.

— Десять орчат? — осведомился Кхамул, вольготно устроившийся в кресле. Одним глазом Второй наблюдал за Эрионом, другим следил за приключениями в кубке.
— Детская считалочка откуда-то с запада, — пояснил Пятый, — то ли из Эсгарота, то ли из Бри, или как его там.
Он отвечал, не отвлекаясь от своего занятия, и в данный момент вытаскивал из подопытного правое легкое.
— А дыхалка у нашего итилиенца была будь здоров, — заключил улайри, и так и эдак разглядывая извлеченный орган, — табачком из Длиннохвостья он не баловался. Чисто, как у младенца. Не то, что у наших, день и ночь пеплом Ородруина или пылью рудников дышащих.
— Забальзамируй и поставь на стенд эталонов.
— А это неплохая мысль… — Пятый поднял легкое повыше, покрутил, разглядывая с разных ракурсов.
— Так что там с этой, как ты сказал, считалочкой, что-то про «задохнулся»?
— Захлебнулся, — невозмутимо поправил Эрион. — Десять орчат пошли купаться в речке, один захлебнулся, и их осталось девять. Девять орчат…
— Погоди-ка, — Кхамул стремительно оказался на другом конце комнаты, где у соратника стоял большой кувшин с очищенной водой, не выпуская из руки кубка, продолжавшего испускать дымок, и не расплескав по дороге ни капли. — Я весь извелся от тоски и жажду развлечься.
Пятый обернулся к нему, буквально источая интерес. По его поднятой руке медленно стекали струйки темной крови и, достигая острого локтя, тяжелыми каплями падали на чистый пол. Он уже догадался, что задумал Второй, и посмотреть на это было действительно небезынтересно.
— Чаша влияния? Кажется, в последний раз я видел её у Провидца.
— Провидец по эту сторону даже собственного носа не видит, — вполне явно фыркнул Кхамул, — да и без надобности она ему, а меня развлечет, и тебя заодно. Давай-ка прополощем их немножко.
— Почему бы и нет… — Эрион зачерпнул мерным серебряным стаканчиком немного воды и тоненькой струйкой влил в чашу. В темной жидкости возник водоворот, разрушивший картинку, но через миг поверхность вновь стала гладкой, а картинка четкой. Незваные гости без особых приключений пересекли первый коридор и теперь спускались в следующий.

— Ну и холодина же тут. Все стены влажные и в плесени! — возмущался Анардил.
— А ты чего хотел, — фыркал в ответ Гельд, — чай, не ваши хоромы в Минас-Тирите!
— Не твоего ума дела, бродяга! — вспыхнул гондорец. — Сам, с тех пор, как тебя из Эдораса вышвырнули, наверняка не раз в болотах ночевал в плесени по пояс. Привык?
— Ах ты, сопляк! Да я тебя сейчас… — Гельд в праведном негодовании воздел руку с копьем, но в следующий миг её что-то крепко захватило.
— Прекратить! — не терпящим возражений тоном рявкнул Элдис, это его рука остановила копье Гельда. — Оба сопляки! Отставить склоки. Добудем то, зачем пришли, выберемся, если не подохнем в этом могильнике, хоть зубами глотки друг другу перегрызите, а сейчас никаких ссор и драк! Все ясно?
— Да, — четко ответил не слишком довольный Анардил, глядя в лицо командиру. Чувствовалось, что сейчас он принимает его власть, потому что тот старше и опытнее, потому что прав, но горячему сердцу и вспыльчивому нраву это было явно не по вкусу.
— Ясно... — протянул Гельд, ковыряя сапогом ступеньку и рассматривая рисунок плесени на стене.
— Идем, – требовать чего-то более вразумительного Элдис не стал, развернулся и пошел дальше, следом за Ройгом с факелом. А впереди была вода. Она медленно поднималась, примерно на палец за каждый шаг, была мутной и не давала разглядеть, что творилось на скользком дне. Стены коридора постепенно расширялись, и вскоре в свете факела можно было разглядеть уже только одну заплесневелую стену. Путники предпочли идти вдоль неё. Ройг то и дело сверялся с картой — не пропустить бы поворот, как и остальные четверо, он оказался здесь впервые, но именно ему выпала ответственная роль провести команду к цели в этом смертоносном лабиринте. Все бахвальство испарилось, как не бывало.
Вот и конец стены. Поворот. Тот ли? Карта трепетала в колеблющемся свете факела, рыжие отблески света плясали на лицах, обращая их в причудливые маски. Тяжелое дыхание, позвякивание оружия, плеск воды, доходившей уже почти до колен, — все это нарушало пронзительную тишину подземелья. Наконец, Ройг покачал головой, и группа пошла дальше.
— Это что-то вроде зала, нам надо пройти три ответвления и свернуть в четвертое, — пояснил он. Отряд молча принял эту информацию к сведению. С каждым их шагом вода прибывала. Внезапно тишину разорвал короткий вскрик Тервина, подскочившего едва не до потолка.
— Тут что-то есть! Под водой!
— Где?
— Не вижу!
— Совсем со страху окосел!?
— Молчать! Оружие к бою!
Группа сбилась спина к спине и ощетинилась остриями и лезвиями. Пятеро людей тяжело дышали, до боли в глазах всматриваясь в мутную воду у себя под ногами, кровь билась в висках, заглушая все иные звуки.
— Вот он! — стремясь яростью заглушить испуг, Гельд воинственно зарычал и ударил копьем в воду. Под лезвием что-то зашевелилось. — Поймал! Вырывается гад!
— Руби!
— И еще!
Посох, сабля и два меча принялись пронзать пространство вокруг древка Гельдова копья.
— Демон! Меч вытащить не могу! — посетовал Анардил, что есть сил дергая рукоять. На следующем движении раздался мерзейший чавкающий звук, и темная вода отпустила клинок вместе с добычей: головой, пронзенной полированным, остро отточенным лезвием насквозь. Гондорец же не устоял на ногах, сел в воду, гордо воздевая к темному потолку меч с нанизанным на него трофеем.
— Покойник, — первым опомнился Элдис, — причем давнишний, выброси её к демоновой матери и поднимайся.
Одутловатая, разбухшая, водянисто-прозрачная человеческая голова с отслаивающейся кожей выглядела отвратительно, но не оставляла сомнений в том, что её обладатель мертв уже достаточное количество времени.
— Восставший? — с тенью пережитого ужаса воззрился на «трофей» Анардил.
— Нет, конечно, — вздохнул Элдис, — на него просто Тервин под водой наступил, а в темноте да в таком болоте любой перепутает. Ладно, — уже суровее добавил он и протянул гондорцу руку, — хватит тут рассиживаться.
Анардил кивнул в ответ, сапогом спихнул голову с меча, убрал тот в ножны и поднялся, ухватившись за ладонь командира. Отряд продолжил путь в молчании, даже неугомонный Гельд притих. Похоже, проняло и его.
Отряд брел в тишине довольно долго, когда Ройг объявил, что они добрались до нужного поворота.
Движение, несколько касаний пола древком копья, плеск-шаг, нога опустилась на плиту, чуть более утопленную, чем остальные, да под водой все равно не видно. Шелест отъезжающей панели, нога нашла пустоту, и что-то твердое сомкнулось вокруг сапога и начало стремительно тянуть вниз.
— Помогите! — хрипло просипел Гельд, не понимая, что происходит, Элдис и Тервин схватили его за руки, Анардил — за пояс, а плиты пола начали рушиться прямо у них под ногами.
— Что происходит?
— Проклятие!
— Ааааа!
Мутная вода затягивала пятерых в образовавшийся омут, факел погас, и Ройг полуосознанным движением сунул карту за пазуху. Сколько их несло и мотало, так никто и не понял, всем казалось, что воздух в легких давно уже кончился, а они ослепли от черной воды и кромешного мрака. Но все кончается, кончилось и это погружение. Прокатив по наклонному желобу, людей выкинуло в какую-то пещеру, по стенам которой рос светящийся мох.

— Ты посмотри, сработало! — голос Кхамула так и сочился довольством.
— А с чего бы ей не сработать? — повел плечом Эрион, однако и он не особо скрывал, что зрелище в Чаше его порадовало.
— Хм, — Истерлинг потер пальцем темный ободок, — а если так же попробовать утопить Торонгиля? – редко когда услышишь от назгула такой мечтательный тон.
— Ага, разбежался. Это она здесь подобную власть имеет, мало, что просто под Тенью, так еще и в нашей собственной вотчине. Тут даже с Денетором не получится, не то, что с этой неуловимой занозой.… Но ничто не мешает попробовать. Постепенно, терпеливо, капля ведь камень точит.
Легкие несчастного итилиенца лежали на лотке, полном не тающего льда. Эрион, удостоверившись, что кровь более не стекает на пол, а окрашивает только лед, а скоро вовсе застынет, тщательно вымыл руки и приоткрыл глаз трупа.
— Что у нас там дальше, в считалочке?
— Хочешь продолжить?
— Да, мне нравится.
Эрион усмехнулся в ответ и вспомнил:
— Девять орчат гуляли среди сосен, один другому выбил глаз и их осталось восемь…
— Выбил глаз…
— Да. Хммм. Ты не находишь, что это совершенно удивительный, редкий чисто-синий цвет? — Пятый закрепил веки в открытом положении особыми зажимами и взялся за инструмент, формой напоминавший ложку с одним заточенным краем.
— Я давно не заглядывал кому-нибудь в глаза, — задумчиво протянул Истерлинг, — их от меня предпочитают отводить.
— Понимаю. В чем достоинство трупов, так это в том, что их не так сложно заставить смотреть на тебя.
— С этим не поспоришь...
Острый край впился в мертвую плоть, осторожно, не повреждая глазного яблока, отсек мышцы и нервы и через несколько мгновений с «ложки» на Кхамула смотрел глаз редкого, чисто синего цвета.
— Прекрасен, — оценил Второй.
Под капюшоном Пятого угадывалась улыбка.
— Их два, один я вполне могу пожертвовать на наши цели.
«Ложка» приблизилась к кубку, и, с едва слышным «бултых», глаз погрузился на дно Чаши.

Первым пришел в себя Ройг, долго кашлял, словно желая вывернуть легкие наизнанку вместе с остатками мутной воды. Когда очухался, принялся судорожно ощупывать рубаху, но, к его радости, карту не смыло и не разорвало. Качественный гондорский пергамент выдержал, разве что некоторые линии по краям расплылись… Огня бы! Прежний факел плавал в неведомых водах моргульских подземелий, но у Ройга с собой оставалось еще несколько, надежно упакованных в промасленный холст. Человек потянулся было к огниву, что должно было висеть в мешочке на поясе, но его в безумном водовороте как раз сорвало.
— Демон! – выругался Ройг и добавил пару словечек покрепче. Сейчас ему хватало света светящегося гриба, но кто знает, что будет дальше… А он обязан найти сокровище. Артефакт, способный менять реальность. Его у Ройга купит любой король или маг, или не купит, но сделает своим приближенным, с него снимут все обвинения, и он, Ройган ах-Сэйтен будет купаться в роскоши, влиять на судьбы мира, а не скрываться по самым грязным кабакам и воровать кошельки у завсегдатаев тех кабаков в надежде не попасться! Гондорцы, взявшие его в плен, озаботились поставить на нем клеймо, у него знаки галерного гребца Умбара, и если прежде еще удавалось выдавать себя за торговца, потомка гондорского купца и харадримки, сбежавшей от домашней тирании и не устоявшей перед красавцем с запада, то после застенков Минас-Тирит с этой легендой придется распрощаться навсегда. А значит, только Чаша. Почему не к Саурону под руку? Смешно… один раз он уже сбежал, дезертировал, за что и загремел на галеры. Под рукой Темных его ждет участь корма для орков. В лучшем случае. Как же хорошо, что он встретил этого мальчишку Анардила, и тот поверил его байкам. Без помощи гондорца выбраться из Белого Города никогда бы не удалось. Сейчас мальчишка без сознания лежал на берегу, беспомощно раскинув руки, а на поясе висел кошель с огнивом. Ройг заприметил его еще прежде. Вот оно, спасение. Он осторожно, почти на четвереньках добрался до тела, протянул руку и замер. В кадык упиралось что-то острое. Скосив глаза, беглец понял, что угрожает ему своим копьем выскочка Гельд. Мокрый насквозь, дрожащий от озноба, светлые волосы, словно соломенными стеблями, облепляли голову, но взгляд зеленых глаз пронзительный, злой, знающий.
— Сбежать решил, паскуда? — юноша оскалился и поднялся на одно колено. — Кинуть нас решил? Да я тебя насквозь вижу! Специально нас сюда завел? Проводник! Говорил, все ловушки знаю! А сам решил по-тихому от нас избавиться?
Руки роханского изгнанника подрагивали, но Ройг не сомневался — с такого расстояния не промахнется, а силы для удара достанет. Упрямства достанет. Этот из той породы, что, даже подыхая, во врага вцепится, прямо в глотку, и не отпустит, пока с собой не заберет.
— Не мели чушь! — окрысился Ройг, — что, не видишь, я и сам с вами чуть не утоп! За огнивом полез, костер разжечь, околеем ведь тут.
— Не верю! — верхняя губа Гельда приподнялась еще выше. — Ни единому твоему слову не верю!
Рядом кто-то зашевелился и закашлялся. Гельд не отводил ни взгляда, ни острия от Ройга, а вот тот рискнул стрельнуть глазами в сторону. Оказалось, пришел в себя Элдис. Плохо. Этого тоже обмануть трудно… Матерый разбойник.
— Что здесь происходит?
— Этот предатель решил сбежать с картой и бросить нас тут, — немедля ответил Гельд, — а прежде сопляка гондорского обобрать.
— Ври, ври да не завирайся! — плохо, ох, плохо, ведь этот не врет, что на уме, то и на языке. За что и получал по жизни сполна. Хотел в морду дать, давал, и плевать хотел, кто перед ним, хотел по матери послать, слал. Дерзкий, рисковый, но честный, что аж зубы сводит! — Глаза протри, прежде чем бросаться! Костер развести нужно!
— Из чего ты его жечь собрался? — смешок, — тут же нет ничего, что горит!
— Гельд! — Элдис, наконец, прокашлялся, — опусти копье. Без Ройга мы ничего не найдем, а потом не выберемся. И помогите мне, оба, привести в чувства остальных.
— Ух! Да что б тебя! — Гельд сплюнул, опустил копье на землю и, что было сил, врезал Ройгу кулаком по лицу. С досады и обиды. А еще потому, что Элдис опять был прав. Видел роханец ту карту. Пока разберешься, поседеешь.
Такого Ройг не ожидал, для мальчишек авторитет Элдиса был неоспоримым, они признавали его опыт и особо не роптали, к тому же в их маленьком отряде, будучи командиром, он показал себя объективным и справедливым — в отношении своих. Чужаков и врагов он не щадил, охотник за головами орков, убийц, предателей, вражеских шпионов. Однажды его подставили, кто-то из родичей, и Элдис все потерял, включая доброе имя. Плюнул на все и ушел в леса, промышляя то охотой, то разбоем.
От удара Ройг покатился по неровной земле и ударился лицом об острые камни, нестерпимая боль пронзила лицо, разорвавшись ослепительной вспышкой в мозгу. Глаз! Ладони взметнулись к лицу, зажали правую глазницу, лицо заливала кровь. Ройг тихо подвывал, сжавшись в комок.

— Просто прелестно, — Кхамул любовался одновременно и глазом в кубке, и разыгравшейся кровавой сценой. — Что у нас там дальше? С орчатами...
— Дальше скучно, — Эрион склонился над брюшной полостью трупа, — подавился костью за обедом…
— Да ну?
— Орченок.
— Аааа… да, это действительно скучно, до обеда долго ждать.
— Оступился и свернул шею — осталось шесть.… Заснул и не проснулся — осталось пять.
Воспоминания Пятого прервало требовательное мяуканье, и в тот же миг на стол с аккуратно разложенными ребрами прыгнула кошка. Впрочем, кошка эта была очень странная, хотя бы тем, что жила в Минас-Моргул, не боялась хозяев крепости и просто млела от ласк Пятого. Да и жила она здесь не меньше тридцати лет, сколько кошкам жить, в общем-то, не положено. Черная, с наполовину голым хвостом и облезлым боком, с порванным когда-то давно правым ухом и шрамом на морде. Эрион забрал её как-то у мальчишек-живодеров, выходил, вылечил, поставил рукотворную левую переднюю лапу вместо переломанной в крошево. Сперва кошка — он назвал её Ломи, — боялась назгула, но потом привыкла к его темной призрачной ауре, твердо уверившись, что он её не обидит.
Сейчас она принялась умываться, поблескивая в холодном свете металлической лапой, лишь частично прикрытой шкурой. Спасти получалось не все, даже у Эриона. Закончив прихорашиваться, Ломи сунулась под руку своему благодетелю, возбужденно принюхиваясь к свежим человеческим потрохам. Пятый безошибочно угадал, что её так заинтересовало, взялся за скальпель и через некоторое время извлек из тела печень.
— Хищники всегда стремятся съесть печень своей жертвы, и им уподобляются некоторые человеческие племена, думая, что вместе с печенью победителю переходит сила побежденного, однако я считаю, что все много проще.
Кхамул склонил голову, показывая, что внимательно слушает соратника.
— Печень — суть защита организма от ядов и вредных веществ, поступающих извне, то, что очищает кровь изнутри, и она разрушается, особенно, если тело часто подвергается изнутри гибельным воздействиям вроде дурной пищи, ядов, обильной выпивки. Хищники интуитивно чувствуют эту часть тела своей жертвы. Стремятся усилить то, от чего зависит сохранность их тел. Любопытно было бы посмотреть, усваивается ли съеденная сырая печень.
— Что может быть проще? Скорми и вскрой.
— Увы, мне для этого совершенно не хватает людей.
— Только людей?
— Разумеется, — твердо, как настоятельная просьба закрытия темы. Нарочито натянутая улыбка. Кхамул прекрасно знал это выражение, знал, откуда оно появилось и к чему ведет. Сейчас он решил отступить. В кои-то веки они с Пятым развлекались в свое удовольствие, портить этот момент совершенно не хотелось.
— Так, что у на с там дальше с орчатами? — покладисто перевел тему Второй.
— А у пятого орченка зверь со вкусом сгрыз печенку, и их останется четверо… не помню рифмы, давно дело было… — говоря это, Эрион предлагал Ломи кусочек сырой печени. Кошка понюхала, фыркнула и поворотила темный нос.
— Увы, все хорошо быть не может, — пожал плечами Пятый, — пусть он не курил, но, как я и подозревал, наш доблестный разведчик злоупотреблял выпивкой.
Тоненький кусочек печени опустился на дно Чаши Влияния.

Не сразу, но в себя пришли все. Тервин перевязал рану Ройга, смазал мазью, заговорил, чтобы не загнило. Он это умел. За что в итоге и был бит в своем небольшом поселении далеко на западе, за Мглистыми горами, рядом с тем местом, где когда-то было королевство Арнор. В лихие времена Тервина обвинили в том, что он навел мор на скотину, и ему пришлось поспешно бежать на восток, где он встретился с Элдисом и Гельдом. Элдис тогда умудрился подхватить горячку, и всем им повезло, что Гельд столкнулся с Тервином в аптекарской лавке, где роханца едва не надули. Сутулый знахарь показал себя превосходным мастером своего дела, и с тех пор они не расставались. А не так давно троица наткнулась на Ройга с Анардилом. Запахло большой добычей, за которой все пятеро и полезли в подвалы Минас-Моргула.
Они выбрались из светящейся пещеры, нашли комнатушку со старыми сундуками, из которых сложили костер, и обогрелись, потом вышли к старым казематам, что ныне стояли пустыми. Если, разумеется, не считать останков. Здесь уже ощущалось зеленоватое моргульское освещение, но спутники не решались отказаться от факела.
А Гельд вновь начал свою считалочку:
— В горле кость застряла — семеро осталось, сломал себе он шею — теперь же всего шесть их, тело не вставало — пятеро их стало…
— Опять ты за свое? — неодобрительно покачал головой Элдис, разглядывая распятый на стене скелет.
— Не знаю, — насупился роханец, крепче перехватывая копье, — оно само на язык идет, ничего с собой поделать не могу…
— А с чего там начинается? — встрепенулся Анардил, — с утопления, если я не путаю?
Остальные четверо воззрились на него, складывать два и два тут умели все.
— А потом глаз, — добавил Тервин, сам того не желая запомнивший считалочку со слов товарища.
— Выходит, теперь нам стоит опасаться кости в горле? — гондорец нервно потер шею.
— Не собираюсь тут есть, — фыркнул Гельд, — давайте быстрее с этим покончим.
Остальные кивнули, молча с ним соглашаясь.
А миновав очередной поворот, арку коридора которого украшала пара сплетенных в объятиях скелетов, отряд услышал звон цепи, тихое рычание и скрежет когтей по камню.

— Здесь кто-то есть, — нахмурился Элдис.
— Призраки? — вздрогнул Тервин, и теперь даже Гельд не попытался его высмеять.
— Все может быть, — командир потер щетину, что выдавало сильную тревогу и волнение, — держимся вместе, не разбегаемся. Помним, что живое — оно теплое. Если кто-то будет звать — спрашивайте имя!
— Где ты все это узнал? — не удержался от вопроса Анардил, сжимавший обеими руками рукоять меча.
— В Ангмарские Могильники как-то залез, что в Глухомани… там и вспомнилось, что деды рассказывали, потому и живым выбрался.
Слева раздался какой-то шорох, словно кто-то пошевелил чисто обглоданные кости в закрытой камере. Пятерка насторожилась. Тервин осторожно сквозь прутья ткнул в кучу костяшек посохом. Оттуда зафыркало, заставив мужчин подобраться, но из останков выбралась лишь толстая черная крыса с длинным голым розовым хвостом. Зверек оскалился на гостей подземелья, щелкнул зубами, прыгнул в сторону и скрылся в тени.
— Всего лишь крыса, — выдохнул Тервин.
— Не ослабляем бдительности.
Потрескивание и позвякивание продолжало доноситься то с одной, то с другой стороны, казалось, кто-то играючи наматывает круги вокруг отряда, постепенно, но неотвратимо сужая кольцо.
Несколько раз путникам мерещились подвижные тени на стенах, словно танцующие в двух потоках света. Возникало ощущение, что потолок спускается все ниже и ниже, стремясь прихлопнуть людей, как мышат в змеином гнезде. Тервину пару раз в боковых коридорах виделась женская фигура в белых одеждах, но он шептал про себя напутствия Элдиса и упорно шел вместе со всеми, хотя голос, звучащий в голове, был сладок и нежен и обещал нечто потрясающее.
— Чтоб тебя! — воскликнул Гельд, прыгая на одной ноге и разрушая дурман в голове Тервина. Из дыры в светлом сапоге сочилась кровь. Ройг, глядя на это, мстительно ухмыльнулся, но тут же охнул, любое движение лица вызывало адскую боль. А под ногой у Гельда обнаружился скелет с развороченной грудной клеткой, ребром которого роханец и проткнул себе ногу.
— Садись к стене, надо перевязать! — велел Тервин, стаскивая с плеч мешок. В том, что касалось его ремесла, он был тверд и неумолим, словно мгновенно преображался, да так, что с ним почти никто не спорил. Вот и Гельд сейчас не стал. Послушно сел на пол, привалившись спиной к стене, и принялся, морщась, стаскивать сапог и разматывать портянку. Элдис и Анардил встали по обе стороны от них, вглядываясь в сумрачный коридор, где из каждого угла на авантюристов скалился череп. Если долго вглядываться, можно было увидеть, что внутри каждой пустой глазницы будто тлеет по маленькому зеленому огоньку. Ройг тревожно топтался на месте, изучая карту, должно быть, впрочем, осуждать его за это вряд ли стоит.
Ступня была пропорота, но Тервин пообещал, что Гельд сможет двигаться и, главное, сражаться, еще несколько часов, пока будут действовать наговор и снадобье.
— Я выберусь, — стиснул зубы роханец, шипя, поднялся с помощью остальных, утер со лба пот и, ругаясь сквозь стиснутые зубы, сделал несколько шагов, опираясь на копье. Приноровился. Можно было идти дальше. Из темноты раздалось приглушенное рычание, заставившее всех крепче вцепиться в оружие.
Коридор заметно поднимался, а решетчатый склеп и не думал заканчиваться. Пятеро путников еще несколько раз спугивали крыс, подверглись нападению стаи летучих мышей, порвавших лица Элдису и Анардилу, Тервина едва не сманила призрачная женщина, ставшая нашептывать совсем уж непристойные и волнующие вещи. А не пошел он, собственно, потому, что сверзился с лестницы, наступив на камень, превращавший ступени в скат. Но Тервину повезло, Элдис и Гельд вовремя ухватили его и вытащили, иначе сползать бы ему сейчас по острым четырехфутовым шипам, что ждали знахаря по ту сторону ловушки. Однако он был готов побиться об заклад, что от удара о неровный камень ската пара ребер точно треснула.
— Там… там… оно! — прохрипел шедший первым Ройг, тыча факелом в темноту перед собой.
— Что? — нахмурился Элдис, но в следующий миг увидел впереди два раскосых светящихся глаза. Они подмигнули путникам, из мрака раздалось утробное довольное ворчание и черный зверь, размером больше коня, набросился на людей. Элдис не растерялся и разрядил лук между глазами твари, прежде чем отскочить от внушительных когтей. Ройг покатился кубарем в другую сторону, роняя факел. Гельд с боевым кличем попробовал достать зверя копьем, Анардил рубанул мечом, Тервин отмахнулся посохом.
От упавшего факела занялась какая-то ветошь в углу, и спутники сумели разглядеть зверя во всей красе. Это была крупная южная кошка, с трансформированной огромной пастью, острыми рогами и скорпионьим хвостом соответствующих размеров.
Никто не смог вымолвит ни слова, все лишь крепче перехватили оружие, ожидая, когда тварь сделает ход. Но Ройг не выдержал первым, подняв саблю, он побежал на врага, не то издавая воинственный вопль, не то просто крича от страха.
Воспользовавшись тем, что зверь повернулся к Ройгу, Гельд указал Анардилу на хвост и добавил рубящее движение ладонью. Гондорец кивнул и, когда зверь прыгнул, ударил клинком по хвосту, отсекая жало. Роханец же подскочил сбоку, вонзая копье в основание лапы чудища. Зверь заревел и принялся метаться, ударяя лапами по воздуху и неистово размахивая головой, стремясь поднять врага на рога.
Подбежал Элдис и рубанул кошку-скорпиона по мощной шее, но та извернулась и сомкнула зубы на боку командира. Тот завыл, на утробно рычащую тварь обрушился град ударов мечом, копьем, саблей посохом… Охотник за головами еще дергался в зубах чудовища, но силы стремительно покидали его вместе с потоками крови, орошавшей пол.
Зверь вскинулся, встряхнулся, отбросив четверых соратников к стене так, что у тех из легких выбило весь воздух, и они могли лишь смотреть, как зверь выгрызает бок их командира. Печень, всплыло в голове у Тервина, с этой стороны находится печень…
Превозмогая боль, поднялся Гельд, закричав, будто от этого крика сейчас зависело все, поднял копье, рванулся, метнул. Наконечник вошел точно в глаз кошке-скорпиону, пронзив мозг, в агонии та металась, стремясь сломать или порвать все, что попадется ей под лапы, рога или зубы, отчаянно била обрывком хвоста, но оседала, теряя силы и, наконец, издохла. Тут очнулись и остальные, бросились к Элдису, но все было кончено.

— Ты же вроде не заклинал ни косточку, ни ступеньку? — деловито осведомился Эрион, вытягивая из трупа кишки и наматывая их на металлический стержень.
— Полагаю, это чаша с башней вошли в резонанс, вдохновившись нашими играми, — пожал плечами Кхамул.
— Может и так… А где тогда «встал и не проснулся?»
— Возможно, еще увидим…. Жаль Ночную.
— А мне нет, — Эрион тряхнул головой, — я был не в восторге от того, что Седьмой вытворял, приращивая кошке все это. Непрактично, к тому же такие челюсти уродливы, хвост почти не справляется с балансировкой, а рога — и вовсе что-то безобразное… Отмучилась, и Моргот с ней.
— Эстет. А что у нас дальше с орчатами?
— Четыре орчонка дрова как-то рубили, но соскочил топор, и стало теперь три их…
В кубок упал маленький серебряный зажим.

— Карта говорит, что тут ловушка! — прохрипел Ройг.
Трое его спутников пристально вгляделись в лестницу, поднимавшуюся вверх широким винтом. Свод над ней был высок и имел стрельчатую форму, а с каждой стороны от пролета темнели ниши, о глубине которых можно было только догадываться.
— И другого пути нет? — уточнил Анардил. Ройг мотнул головой, сцепив зубы от боли.
— Тогда у нас два варианта, — нахмурился Гельд, — либо идти медленно, ощупывая каждый демонов камешек, — он, прихрамывая, приблизился к лестнице и поводил копьем над ступенями. Ничего не произошло. — Либо понадеяться на удачу и пробежать тут так быстро, как только сможем.
— Я бы лучше побежал, — высказался гондорец, нервы которого были на пределе. Тервин согласно кивнул. Выбор самого Гельда был очевиден. Ройг махнул рукой, здесь он был согласен с молодежью.
И они сорвались с места и побежали, перескакивая по несколько ступенек за раз. Забыв про раны, обгоняя друг друга, уже не думая о цели и забыв о том, что можно попробовать повернуть назад. Впрочем, нельзя. Вверх по стоку они уже не заберутся, а значит — только вперед. Сбоку раздался скрип стали, с другого — скрежет камня, и из ниш выдвинулись топоры в половину человеческого роста высотой, легко рассекающие тела пополам.
— Ааааарх…. — Ройг захлебнулся кровью, падая на ступеньки. Верхняя половина туловища была отделена от нижней ровно по линии ремня.
— Демон! — вскрикнул Гельд, выкатываясь на верхнюю площадку, когда у него аккуратным наклонным ударом срезало три пальца левой руки.
Тервин и Анардил рухнули рядом. Живые. Только знахарь кашлял кровью, а гондорцу задело плечо. Но это ничего. Шатаясь и хромая, поредевший отряд двинулся дальше. Когда отстал Тервин, никто так и не понял, а травник ушел за своей призрачной женщиной, шептавшей ему горячие слова. Лабиринты Моргула бесконечны, если не знать, куда идти.
— Я посижу тут. Чуть-чуть, — Гельд привалился к стене, но не устоял и сполз по ней. Глаза его закрылись. — Холодно, как же холодно.
— Не смей! Поднимайся! — Анардил дернул его за руку, но безвольное тело рухнуло на пол. Выражение лица оставалось прежним — задорным, дерзким, с кривой улыбкой, только посиневшим, будто от холода. Яд, догадался Анардил и взвыл, теряя голову, и побежал вперед по коридорам и лестницам, сбиваясь с дороги, пока не очутился у резной двери. Он навалился на неё плечом, но та неожиданно легко подалась, и юноша увидел двоих. Улаири. Один из них держал в руках голову с вырезанным глазом, но даже так Анардил узнал своего двоюродного брата. Шаг назад и падение…
— Жаль все-таки, что их было не десять, — притворно печально вздохнул Кхамул, — возможно, тогда бы нам достался хоть один живой.
— Брось. И так неплохо развлеклись, — усмехнулся Эрион, кладя голову жертвы на ледник, — к тому же, я все равно не помню, как заканчивается та считалочка.

@темы: Воинство Мордора, Этап: Хоррор, БПВ-1

---

"Воинство Лихолесья" - Хоррор, 2

[Werekat]

Открыть все тэги MORE в этом посте

1.
Название: Лесной король
Размер: 2175 слов
Жанры и категории: хоррор, драма
Рейтинг: PG
Примечание: Четвертая Эпоха

Лесной король радостен – его дворец в чаще Леса полон праздником, беспечным смехом и беззаботным весельем. Жарко горит в главном чертоге очаг, пылают на украшенных фресками стенах факелы. Покрытые легкими кружевными скатертями столы ломятся от яств, по залам и коридорам проворно снуют слуги, носятся под каменными сводами звуки звонких голосов и веселых песен.
Лесной король радостен – в его доме гости, каких не было давно. Он щедрой рукой дарует им яркие драгоценные камни, тяжелые золотые перстни и невесомые ожерелья из светлого лунного металла, каких много в богатой казне его владений. Гости поражены, они не таят восторга и предаются веселью, не забывая благодарить радушного хозяина за добрый прием.
Лесной король радостен.

Хорлон устал, как собака. Шутка ли – четыре с гаком лиги на своих двоих да по густому лесу. И все заради чего? Заради эльфийских сокровищ! Так-то дело доброе, кто б спорил, но их ведь, как пить дать, растащили еще задолго до рождения дряхлого хорлонова прадеда. А старик-то с полатей не слазит зим пять. И это еще, если эльфы сами не забрали свое добро за море. Пусть бы с них, чудных, и сталось побросать все да сняться с места в один вечер.
– Дурак ты, Брандир, – Хорлон, наконец, отдышался и, выпрямившись, устало и досадливо цыкнул под ноги через дырку на месте намедни выбитого зуба, – и я дурак, что послушался. Соберем сейчас с тобой одной пыли на портки, а когда домой воротимся, отец с нас эти самые портки спустит, да всыплет вожжами…
Рука у Халдана-кузнеца была тяжелая, про то знала вся Черная деревня, притулившаяся у западных стен леса и последние две сотни лет жгущая уголь для Эсгарота и Дейла. Точно так же закопченная деревня знала, что соваться в чащу и, тем паче, норовить уворовать что-то в старом подземном дворце – дело дурное и гиблое. Старики рассказывали байки не только про богатые чертоги эльфийского короля, но и про окоченевших средь жаркого лета отважных смельчаков, что пытались пробраться во дворец, да вдруг померли не пойми от чего в самой чаще. Кроме того, пугали и другими историями, в каких зимними ночами лесной король заглядывает в деревенские дома да крадет тех, кто не спит. Или проберется в дом, где ненароком погас очаг, чтобы подменить спящее в люльке дитя на ольховую чурку.
За какой надобностью королю сдались мокрые крикливые младенцы, Хорлан взять в толк не мог. Но пусть басни басням, страху они невольно нагоняли. Да и не только на него. Посему сопляки на вроде сыновей кузнеца прихвастывать своими мнимыми подвигами в подгорных пещерах любили, а вот так, чтобы взаправду полезть в колдовской лес смельчаков находилось немного. Как рассказывала бабка Мелдэ, последними во дворец лет сорок назад сунулись старшие сыновья ее покойной племянницы. Сестренке тогда на ухо шепнули, серег да бус пообещали и юркнули в чащу – только их и видели. А прочее семейство в ту же зиму перемерло от лихорадки. Искать парнишек поискали, а во дворец сунуться то ли побоялись, то ли не нашли его в чаще, то ли еще чего. Хорлон, понятное дело, не знал, а бабка Мелдэ и прочие старики не помнили и только руками разводили. А потому на круг выходило, что во дворце никто не был и рассказать, что там да как, не может.
Намедни эта мысль вконец растревожила хорлонова младшего брата. Брандир насел со всем своим обычным упрямством и ударил кулаком по колену – либо идем смотреть дворец вместе, либо он сбежит один.
И что тут сказать? Отцу доложить – мало что стыдно, так еще и толку чуть. Брандир такой, если что задумал, вожжами не выбить. Пришлось соглашаться.
– Сам ты дурак. С места мне не сойти, если чего-нибудь эдакого не сыщем, – отмахнулся от сетований младший сын кузнеца и протянул запыхавшемуся с быстрой ходьбы брату мех с водой: – Сам суди – пробраться туда никто не пробирался. А эльфы всяко не могли унесть весь дворец. Хоть пуговицу, да отыщем. Внукам потом будем показывать! – он рассмеялся и пихнул Хорлона локтем в бок, тот подавился водой и гневно закашлялся. – А то в дурной год и загнать можно. На торжище в Эсгароте всегда найдется купец, охочий до эльфийских сокровищ.
– Отец все равно по заднице отходит, – Хорлон снова плюнул под ноги и покачал головой – беспечный настрой брата на него не действовал.
– Вот дивлюсь я тебе – вечно ты о паршивом думаешь. Ну, отходит, что с того? Заживет. Зато вся деревня узнает, что мы с тобой побывали в самом настоящем эльфийском дворце! Тогда уже про нас байки рассказывать будут!
Хорлон лишь снова покачал головой. Обвинения в трусости он бы не стерпел, даже от брата, а что осторожен – так разве то плохо? К своей пятнадцатой зиме он утвердился в том, что лучше подумать дважды и не сделать, чем сделать, не подумав. Целее будешь. Хотелось верить, что через пару лет Брандир тоже дойдет до этого своим умом.
– Все, идем. Нам еще вернуться до заката, – отдав мех, Хорлон вновь взялся за обструганную в дорогу палку и пошел вперед. Брандир беспечно потрусил следом.
Вернуться и правда следовало пораньше. С вечера они отпросились у мамки рыбалить в густые тростники вниз по течению. Встали засветло, собрали котомки, удочки и дали деру, пообещав вернуться к ночи. Удочки-то теперь забросаны лапником в подлеске, и хорошо бы успеть на обратном пути чего-нибудь наловить – авось не будет у отца причины снимать с гвоздя вожжи.
А пока же лесная река все так же плескалась по правую руку, а земля под ногами стала все чаще щетиниться гранитными выступами и целыми валунами. Они вместе с заметным уже подъемом и разгоревшимся в должный срок над головой солнцем указывали на то, что скалы и дворцовые пещеры уже близко.
– Нам еще вход сыскать. Небось, зарос весь, если не обрушился…
– Гномы же строили, чего ему рушиться? – Брандир отмахнулся, забежал вперед и зайцем поскакал между гранитными глыбами, забирая ближе к реке.
– Не уходи далеко! – крикнул Хорлон и уже тише добавил: – Мало ли что…
Он успел преодолеть хорошо, если сотню шагов, когда сверху из-за деревьев долетел радостный возглас брата:
– Нашел! Нашел мост! Иди скорее!
Старший прибавил ходу и быстро оказался на гребне, где Брандир уже вовсю подпрыгивал от нетерпения. Здесь разгрызенное ломаными древесными корнями гранитное нутро холма обнажалось из-под слабой лесной почвы, и из него через реку тянулся средней ширины такой же серый гранитный мост.
– Я же сказал, ничего ему не будет. Гномья работа, – младший снисходительно глянул через плечо и погладил каменные перила с таким горделивым видом, будто сам же их и обтесывал.
Впереди мост упирался в высокую пустую арку, по которой начинался темный проход в глубь скал.
– Доставай свой факел и идем, – оборвал пустые разговоры Хорлан и, отодвинув брата, снова первым шагнул вперед.

Под аркой оказался пустая запорошенная листьями комната, когда-то, верно, служившая стражницкой охране дворца, а сейчас гнездовьем для напрочь загадивших пол летучих мышей. «Внутри их, поди, вовсе прорва», мрачно подумал Хорлон и на всякий случай выпростал из-под рубахи рыбацкий нож – мало ли, вдруг там не только мыши. В тот же миг его посетила тревожная мысль о том, что в темном дворцовом коридоре вполне мог бы поселиться лесной медведь. От этого сердце провалилось куда-то в брюхо, и мальчишка невольно попятился обратно к арке.
– Все, обделался? – хихикнул за спиной младший, и Хорлон тут же остановился и буркнул.
– Сам ты обделался. Но если там медведь или еще что почище, посмотрим, кто из нас быстрее пятками засверкает.
– Так проверим или будем топтаться в мышином дерьме? – Брандир глумливо вскинул брови, и Хорлону не осталось ничего, кроме как выставить вперед руку с чадящим факелом и крадучись войти под свод коридора.
Но против ожиданий путь оказался недолог. Все до единой двери по обе стороны от прохода оказались крепко заперты и не желали поддаваться усилиям двух подростков. Решив покуда не терять времени над ковырянием замков, Брандир и Хорлон махнули рукой и быстро вышли из коридора в большой зал. Факел не мог осветить его всего, и лишь выхватывал из мрака длинные дубовые столы и резные лавки, сплошь покрытые плотной слежавшейся паутиной. На полу стелился целый ковер из ярких осенних листьев, видно, занесенных внутрь ветром. Хорлон подошел к ближайшей стене и тут же, сморщившись, отпрянул – она вся оказалась в потеках мышиного помета и в цветных пятнах лишайника и плесени, а из прикрученного к скале факельного кольца вдруг выполз крупный бледно-зеленый светляк. Зато на столы какие-то звери вдоволь натаскали рябиновых кистей, шишек, орехов, прядей вьюнка, речных камешков и улиток. Брандир повертел в руках загнившее яблоко и запустил им куда-то во мрак, где оно беззвучно утонуло в пыли.
– Вот тебе и драгоценности твои, – Хорлон не без торжества цыкнул в пыль, – второй зуб даю – двери нам не отпереть. Поэтому набивай карманы орехами, да пойдем обратно.
– Это только один чертог. Сейчас обыщем его, и посмотрим, как пролезть в другие, – Брандир против ожидания не собирался унывать и принялся вертеться на месте, соображая, откуда сподручнее начать поиски.
И вдруг замер, ошеломленно уставившись куда-то в тонущую в темноте стену. Холрон развернулся в тот же миг, выбросив перед собой факел и руку с ножом, готовый немедля вступить в схватку.
Ничего не было.
Хорлон присмотрелся и только тогда различил во мраке два тусклых бледно-зеленых огонька:
– Ну ты и трусишка. Это же светляки, – повод подтрунить над испугавшимся братом был редкий, не следовало упускать представившуюся возможность.
– Только что их не было… И… Смотри!
Старший парнишка замолчал и с вызовом вперился в злополучную стенку: «Что там, спрашивается, может быть?»
Там два огонька разгорелись ярче и налились живой, не давешней блеклой зеленью.
– Небось, какие-то особые тутошние светляки, – уже без прежней уверенности предположил Хорлон и шагнул поближе к брату. – Нечего впустую стоять.
Стоять действительно не следовало, потому что время-то шло. Хорлон уже заметил в нынешнем чертогу пару дверей, и надо было успеть поковыряться с ними, прежде чем броситься в обратный путь. В конце концов, если рассказать дома о том, что дворец стоит, и вовсе он не страшный, то можно собрать ватагу, и тогда…
Изумрудные светляки дружно поползли вверх по стенке и так же дружно остановились.
– Бежим, – просипел Хорлон и остался стоять. Рядом зашуршали листья – упал на пол факел Брандира. Круг света разом разросся и только теперь дотянулся до низких ступеней, ведущих к стене, где горели зеленые огоньки.
– Постойте, – ответом на шуршание листьев был тихий будто сдавленный голос. Пятно света продолжало ползти ему навстречу, и теперь уже почти весь зал оказался освещен упавшим в листья факелом.
– Постойте, – повторил голос, и что-то зашелестело в стремительно тающей темноте.
Хорлон послушно стоял, зачаровано глядя в огоньки, и точно так же рядом замер Брандир. Их беспричинный страх прошел, так же внезапно, как нахлынул, и теперь обоим становилось ясно видно, что вовсе не заброшен старый зал. Что на столах стоят полные блюда и чаши, что яркие фрески летят по высоким стенам, что выбегают из распахнувшихся дверей веселые слуги эльфийского короля. И что сам он медленно поднимается с резного дубового трона, радушно протягивая навстречу гостям унизанные перстнями руки.
– Постойте, задержитесь. Выпейте вина, отведайте дичи, развейте мою тоску.
Он улыбается, и долгожданные гости немедля ступают ему навстречу.
Лесной король снова радостен.

Они пришли вскоре после того, как младший мальчик, подобно прочим, крепко заснул.
Лесной король сидел на ступенях своего трона, и голова юного гостя покоилась у него на коленях. Он задумчиво перебирал рассыпавшиеся светлые волосы и не в первый раз не мог понять, что же произошло. Мальчик, который еще недавно смеялся и пировал в чертогах короля, теперь был бледен и холоден и не отзывался на зов хозяина. Теперь дворец снова был тих и пуст, и лесной король с тоской смотрел на свой зал, не умея вспомнить, как так случилось, что он остался здесь один.
Ему вдруг сделалось страшно от ощущения этого неотвратимого возвращающегося одиночества. Смешавшись, он хотел было подняться с места, чтобы отнести мальчика к брату в один из тех заботливо запертых покоев, где спали другие гости старого дворца, и где теперь надлежало обрести покой еще одному. Там мягкие ложа и надежные стены – никто не потревожит спящих.
Но король не успел двинуться с места – в ведущем к залу коридоре раздались громкие шаги и еще более громкие крики. Во мраке показались отсветы приближающихся факелов, а через несколько мгновений в зал ворвались люди.
Их было с пару дюжин. Вооруженные рогатинами, косами, вилами, даже парой мечей они вбежали в большой чертог и разом остановились, будто натолкнувшись на стену – увидели короля и мальчика у него на руках. Несколько мгновений король и люди смотрели друг на друга, а потом тот, что впереди – высокий, с всклокоченной стриженой бородой – присмотрелся и заревел, как ревет по весне медведь.
А потом они разом бросились вперед. Король успел лишь вскинуть тонкую словно прозрачную ладонь, когда бородач повалил его одним сильным ударом и вырвал из рук спящего мальчика. Король хотел было остановить их, крикнуть, пояснить, что даже ему не удалось разбудить юного гостя... Но голос подвел его, вырвавшись из груди глухим хрипом.
А потом они безжалостно выломали двери и с ужасом отпрянули от них. Снова бросились к королю с клинками и косами, но не выпускающий из рук спящего мальчика бородач остановил прочих. Он что-то коротко сказал, и тогда короля подняли с пола и усадили на резной трон. Кто-то вытащил веревку, кто-то взялся за топор и принялся рубить резные скамьи. Король не мог понять, чего они хотят и только безучастно глядел по сторонам.
А потом… Потом в чертог на радость всему лесу снова пришла осень. Привычно теплая, почти жаркая. Сначала свежий серый утренний туман пополз под сводами зала, а потом на смену ему пришла ало-рыжая пляска листопада, что запрыгала по уцелевшим столам и скамьям, пока гул заблудившегося в кронах ветра ласкал слух. Люди уже покинули дворец, забрав с собой гостей короля, но сам он остался. Он сидел на троне и с улыбкой смотрел, как слуги вновь весело снуют вокруг, как красив его пиршественный чертог, как красива вернувшаяся осень.
Лесной король был радостен.


Название: Зла не вижу, зла не слышу, зла с собою не ношу
Размер: 1345 слов
Жанры и категории: хоррор
Рейтинг: PG-13 или R
Персонажи/Пейринги: НЖП, НМП

- Это была плохая идея, - пробормотал Тариил, поддергивая перевязь колчана и отступая в сторону от подрагивающего свертка.
- Это отличная идея! – Тариэль ткнула палочкой в шерстистый бок, отчего стреноженное членистоногое практически подпрыгнуло, стараясь ударить в ответ. – Паучья самка в самом расцвете сил! Да Гелион попросту лопнет от злости! – девчонка буквально лучилась самолюбованием, пренебрегая простейшей осмотрительностью. Брату пришлось дернуть её за воротник, когда огромный коготь чуть было не зацепил замешкавшуюся охотницу.
- Тари, прекрати! – воскликнул он, подталкивая сестру к нервничающим лошадям.
- Что прекратить?! – возмутилась она в ответ, выдираясь из жесткой хватки и прожигая старшего брата горящим взглядом. – Он утверждал, что мы не сможем поймать даже крошечного унгола! Что они тебе привиделись и вообще никогда не переступали границы Леса! Но вот оно, живое доказательство!
- Вот именно, - недовольно буркнул парень, подсаживая сестру на коня. Сеть с раненной паучихой он привязал к передней луке седла, про себя думая, что этой взбешенной мохнатой горе станется перетянуть Морно в обратном направлении. Но оглушенное чудовище не сопротивлялось, оно смиренно болталось в ячеистом мешке, тянулось следом за неспешно трусящим конем по едва заметной тропе.
- Навстречу славе и удаче! – рассмеялась Тариэль, отбрасывая с лица коротко остриженные волосы. Её брат неуверенно улыбнулся в ответ, сомневаясь, что все обойдется лишь малой кровью.
На вкрадчивое шуршание в кустах уезжающие не обратили никакого внимания.

- Первое правило Стража, - голосом короля можно было оттачивать меч. Вытянувшийся в струнку Тариил мечтал, чтобы это мгновение, наконец, закончилось. А еще чтобы сестре хватило ума убраться на кухню.
Торжественное возвращение и попрание занудного неприятеля должно было произойти при других условиях: например, Гелион попадался сразу по прибытию к королевскому дворцу, оказывался уязвленным и пристыженным. Признавал свое поражение и близнецы оказывались осененными лучами всеобщей признательности. Вариантов у Тариэль было много, но главным было одно – бурачно покрасневший Гелион и милостиво улыбающийся владыка. Или его сын, но это уже личное...
Но вышло по-другому. Вырвавшийся вперед Тариил внес смуту в нестройные ряды вернувшихся охотников, обступивших его, чтобы посмотреть на трофей. Присмиревший и пропыленный паук только этого и ждал – дернул высунутыми лапами и неловко прыгнул, дернув за собой коня и всадника, не ко времени взявшегося за веревку.
- Первое правило… - повторил Трандуил.
- Сохранять мир на всех территориях Леса. Беречь Короля и обитателей королевства, не жалея собственной жизни. Не потворствовать злу по знанию или незнанию.
- И, как следует из вышеперечисленного, не приводить вероятную угрозу в сердце мирных земель, не так ли? - обманчивое спокойствие в голосе владыки пугало больше, чем гнев, которым близнецов обжег первый взгляд, брошенный Трандуилом. Тариэль обратилась в каменный столб, не успев толком спрятаться за спинами остальных. Тариилу ничего не оставалось, как выйти вперед и принять удар на себя. Как и приличествовало старшему в семье.
- Да, мой государь.
- И все же, - король поднялся с трона и задумчиво прошелся перед застывшим пареньком. Краем глаза тот увидел, как сбилась ровная поступь старшего эльфа, когда тот отклонился и на что-то наступил. – Твое своеволие несет в себе неоспоримую пользу – теперь мы знаем о том, кто безобразничает в северной части леса. Их там много?
- Сплошные паутины, Ваше Величество, – охотник едва заметно расслабился, хотя поводов для торжества было маловато. Пускай в его поступке не было ошибки, но унголы, подбирающиеся к родному краю? Причем такие огромные?
- Я попрошу тебя об одном, - король взял Тариила за плечи, пристально всматриваясь в его глаза. – Не распространяйся о том, что видел. И убедись, что твоя сестрица не разнесет эту весть по всему королевству, как сорока. Темницы и так давно по ней плачут, так что не давай мне повода.
Страж вспыхнул, но смолчал, примиряясь с невозмутимой справедливостью слов повелителя.
- Что делать с паучихой?
- Я уже распорядился, чтобы Гелион с ней расправился. Так что постарайся не попадаться ему на глаза, кажется, он не был особо доволен полученным приказом.
Тариил неловко поклонился и поспешил уйти, дабы перехватить словоохотливую сестрицу до воссоединения с многочисленными подругами. Трандуил проводил молодого стражника нечитаемым взглядом, чуть отвлекшись на паука, пробежавшего от тронного возвышения, по низким ступенькам, в сторону выхода. След в след за пареньком.

- Тари, ты зануда! – сестра была категорически не согласна с королевской волей, но в открытую с ней спорить не стала, всего лишь выливая на брата несвязные потоки возмущения и недовольства.
В данный момент она с неприступным видом восседала на кровати, скрестив руки и презрев возможность подкупа свежим ежевичным пирогом.
Тариил молча пожал плечами, не отрицая подобного обвинения, но и не ввязываясь в назревающую ссору. Его внимание захватила книга, утащенная из библиотеки, повествовавшая о древних легендах Запада. Сейчас, например, парень рассматривал мастерски выполненный рисунок Унголианты, пожиравшей благословенный свет Деревьев. Изображение увлекло его настолько, что он не заметил, как гигантская паучиха неуловимо шевельнулась, пока жало вполне живого потомка легендарной твари не впилось в его ладонь.
Эльф вскрикнул и вскочил на ноги, смахивая кровожадного хищника, в то время как Тариэль бросилась к нему, не позволяя прижать укушенное место ко рту.
- Стой! Лассари же сто раз говорила, не совать всякую гадость в рот! – сестра сжала припухлый укус пальцами, выдавливая наружу яд. Тариил посмотрел под ноги и вздрогнул – к их ногам подбирался еще пяток тварей.
- Осторожно! – Тариэль глянула вниз и отскочила.
- Кошмар! Какие огромные! – и вправду, вид пауков, пусть и не превосходивших размером мужской кулак, внушал оторопь.
- Но они же никогда не нападают стаями! – девушка забралась на кровать и потянула брата за собой.
По полу уже сновало небольшое воинство пауков всех размеров, и, кажется, некоторые из них уже догадались, куда делась их добыча. И подбирались к ножкам кровати.
- Бежим!!! – взвизгнула Тариэль, спрыгивая на пол и выскакивая в коридор. Восьминогий ковер метнулся следом за беглецами, но Тариил успел захлопнуть перед ними дверь.
Раздавшееся скрежетание подсказало, что предприимчивых агрессоров так просто не задержишь.

Вкрадчивый шорох подгонял похлеще волчьего воя, раздающегося за спиной – близнецы бежали сломя голову, не оглядываясь назад, впрочем, они и по сторонам особо не смотрели. Пока Тариэль не запнулась о чьи-то ноги и не повалилась на пол. Тариилу пришлось перепрыгнуть через распростертое тело сестры и, помогая ей подняться, охотник с содроганием смотрел на ту, у кого уже не было будущего.
- Это же Нумиэль, - Тари вздрогнула и шмыгнула носом. Эльф вздрогнул и прижал деву к себе, не давая смотреть на застывшее в смерти лицо. На закатившиеся глаза под набрякшими веками, на кожу, расцвеченную синюшными следами укусов. И на пауков неохотно выползавших из приоткрытого рта.
- Нам надо идти.
- И оставить её здесь?!
- Сейчас важно предупредить остальных. И понять, откуда именно они взялись, - Тариил встряхнул близняшку за плечи и подтолкнул перед собой, мысленно прося прощения у сказительницы. «Мы вернемся за тобой, сестра».

Тронный зал был наполнен ночными тенями, обрывками слов и всполохами огня – испуганные придворные жались друг к другу и оглядывались по сторонам, реагируя на каждый неурочный звук и шелест. Воины стояли на отдалении, вот только кроме привычного глазу оружия в их руках были еще и факелы. Тариил нашел взглядом Короля и поспешил к нему, но весть его оказалась запоздалой.
Старый враг не заставил себя ждать.
По натянутым свежим паутинам в сердце Эрин Гален просачивалось зло – безудержная темная волна, по капле менявшая законные устои природы. И постепенно чахнувшие деревья, внезапно взбесившиеся пауки были только началом.
Как оказалось, раненная близнецами паучиха принесла на себе весь свой бессчетный выводок: Гелион не успел коснуться её горла клинком, как высосанный костяк рухнул в изножье начатой паутины, а с потускневшей шкуры крупным горохом посыпались проголодавшиеся детишки. Советник бросился за огнем, но незваные гости растаяли в темных извилистых коридорах дворца и затаились до наступления глубокой ночи.
Трандуил встряхнул головой и знаком велел всем замолчать, принимая решение.
- Мы уходим, - гулкое эхо от произнесенных слов раскатилось по замершей зале, где каждый из присутствовавших боялся сделать лишний вдох. Судьба королевства висела на тонком волоске: остаться здесь и принять последний безнадежный бой. Уйти, чтобы получить хоть малейшую надежду на будущее.
- Нас сиятельный брат давно предлагал леса Двимордена в качестве временного убежища. – нить дрогнула, но выдержала возложенный груз. Темный мог праздновать кратковременную победу – они вернутся, когда на востоке появится новый король.

@темы: Воинство Лихолесья, Этап: Хоррор, БПВ-1

---

Воинство Мордора - Хоррор, 2

[Lugburz]

Открыть все тэги MORE в этом посте

Название: Поставщик Ее Величества
Размер: 3130 слов
Жанры и категории: хоррор, джен
Рейтинг: PG-13
Персонажи: группа омп, Шелоб
Предупреждение: смерть персонажей

- Завтра поднимемся к перевалу, - старший из отряда без сожаления пнул свернувшегося у его ног пленника.
Закат расчерчивал небо полосами жидкого огня, словно Ородруин растекался в вышине над плато Горгорот.
Вчерашний дождь и не подумал высохнуть на каменных ступенях, и теперь отряду предстоял подъем по двум скользким лестницам к сторожевой башне на самом верху.
Харадец оглянулся на мерцающую мертвенным светом дорогу у ворот Минас-Моргула и чуть улыбнулся: когда их отряд вернется с задания, Владыка Моргула позволит им присоединиться к регулярному войску. Как только они пройдут проверку. В том, что это случится, никто из отряда не сомневался.
Беспечно расположившись у подножия лестницы, молодые воины начали устраиваться на ночлег.
- Старик говорил, что с этого перевала не многие возвращаются, - заговорщицки подмигнул Марнумен, занимая свое место у костра и доставая флягу из-за пояса. - В древние времена здесь часто ходили караваны, еще до первого падения Восточной Твердыни, и воля Саурона охраняла их. А после того, как проклятый Гондор выиграл войну, подниматься на перевал стало небезопасно. Думаете, мы просто так ведем туда пленника? Да спорить готов, что там живет нечто, способное тягаться в силах с самим Владыкой. И он платит ему дань.
- Типун тебе на язык, Марнумен, - шикнул на него другой воин. - Дань? Водится? Там просто опасное место, мне говорили, что через те пещеры орки свой молодняк гоняют, чтоб те ума-разума набрались.
- Да-да, они еще перестраиваются все время, чтобы шедший первым испытал на себе, каково это - оказаться последним.
- Глупости все, они жребий тянут перед входом в пещеру!
- Нет, перестраиваются!
- Что бы они не делали, а возвращаются оттуда все равно единицы.
- Это да… - харадцы умолкли, глядя в огонь.
- Говорят, отставших на перевале потом находят окаменевшими, будто они в мертвом потоке искупались.
- Может, они в воду упали, и никто их оттуда вытягивать не рискнул?
- А некоторые выходят оттуда совсем безумными. Будто бы им все время чудятся жуткие тени от луны и голоса мертвых, зовущих их вернуться на перевал, - доверительно шепнул Марнумен и рассмеялся хриплым смехом, заставив вздрогнуть младшего из отряда. - Что? Напугали мы тебя, Кхар? Правильно тебе мамка говорила, сидел бы дома, чинил седла для воинов.
Юноша скривился и отодвинулся от переставшего согревать огня. Глядя в алое небо, он мечтал о том, что насмешки от родичей прекратятся, когда он въедет в родной поселок, и все увидят на нем облачение стража Минас-Моргула. Осталась лишь самая малость - подняться на перевал. И малость еще более незначительная - спуститься обратно в долину. Пока что это казалось таким легким делом.

Зарядивший под утро ливень вынудил отряд в прямом смысле ползти вверх по лестнице. Крутые ступени, неравномерные по высоте, поросшие мхом и оттого вдвойне скользкие от дождя, не прибавляли бодрости. Пожалуй, бодрости в это утро прибавлял лишь пленник, которого орк-провожатый волок на своей спине, и это зрелище прибавляло энтузиазма: каждый из харадцев скорее прирезал бы пленника на месте, чем попытался поднять его на такую высоту, а орк - тянул. И даже не жаловался.

В этом краю день не наступал никогда. Харадцы поняли это с особой остротой, когда под ногами оказались ступени второй лестницы. В постепенно сгущающемся полумраке они начали восхождение к сторожевой башне.
Винтовая лестница, обвивавшая горный пик, была не менее стара, чем первая из преодоленных ими преград.
- Отдохнем наверху.
Марнумен зря обернулся, чтобы произнести эти слова. Ненадежный камень тут же выскользнул из-под ноги, утягивая за собой соседей помельче. Кхар глянул вслед камню - и отшатнулся к скале, вжимаясь в нее. Высота, ранее не ощущавшаяся, пока взгляды были устремлены только вперед и вверх, ошеломляла.
- Не смотреть вниз! - предводитель их отряда слишком поздно отдал этот приказ: взгляды молодняка уже были прикованы к зияющей под их ногами пропасти. Кто бы ни прорубал ступени в этих горах, его ничуть не волновало удобство. А может, он просто не боялся высоты, легко проходя по краю скалы на высоте птичьего полета по тропе шириной в две ладони?
Думать об этом не хотелось. Все внимание уходило на то, чтобы тело, парализованное животным страхом, согласилось переставлять ноги, а пальцы отпустили спасительный корень, торчащий из расщелины в отвесной скале.
Пререкаться ни у кого уже не было сил: изнуренные подъемом к, казалось бы, близкой вершине, они все же прибавили ходу на последнем подъеме. И повалились на землю у подножия заброшенной сторожевой башни.
Даже орк скинул пленника на землю и опустился на землю, глядя на черные провалы окон напротив.
- Отдохнуть бы, - робко заикнулся один из харадцев.
- И то, никуда дело не убежит. На ночь глядя за перевал соваться не стоит.
Марнумен пожал плечами, мол, делайте, как знаете. Но притянул к себе поближе пленника:
- Этого в башню не возьмем. Оставим там, - кивнул на черноту пещеры южнее.
Спорить никто не стал: пока старшие в отряде волокли пленника к пещере, остальные направились к башне.

Помещение встретило их запахом плесени. Похоже, последние здешние жители ушли задолго до появления харадцев.
- Есть хочется.
- Погреться бы…
- Кхар, спустись в погреб, может, там что осталось.
Юноша отправился искать кухню и погреб, но вместо того обнаружил на полу одного из коридоров оброненное оружие.
На его окрик сбежались остальные. Внимательно осмотрев изогнутый клинок и внушительную выбоину в окне, в сторону кухни отправились все вместе. По крайней мере, пока они шли цепочкой по темному коридору, освещенному наскоро подожженным факелом, им казалось, что все на месте.
Марнумен шагнул в обеденный зал первым и замер на пороге: стол был накрыт к ужину. Никто и не подумал убрать трапезу со стола, прежде чем покинуть башню, и не опознаваемые пятна плесени в расставленных по столу проржавевших жестяных мисках пугали больше, чем пустая крепость.
- Ничего здесь не трогать, - голос харадца дал петуха. - Держаться вместе. Ночевать останемся…
Крик разрезал ночную темноту и отразился эхом от сводов пещеры.
- …останемся в зале без окон. - продолжил Марнумен как ни в чем не бывало, но Кхару почудилось, что предводитель отряда побледнел.
Судорожно сжимая рукоять клинка, Кхар обернулся к шедшему за ним орку, и…
- Где он?
Теперь и остальные заметили отсутствие их молчаливого спутника.
- Когда он исчез?
Оказалось, что с того мига, как был зажжен факел, орка никто не видел.
- Бросил нас здесь одних! - возмущению харадцев не было предела. Но отправляться искать беглеца никто не торопился.

На ночь они остановились в библиотеке, меньше всего пострадавшей от запустения. Умостившись на полу поближе друг к другу, люди молча смотрели в темноту, не в силах уснуть.
Рассуждать об ужасах здешних гор и смеяться над орками, тянущими жребий ради места в середине отряда, теперь было и вполовину не так спокойно.
Хотя крики снаружи и не повторялись, спокойствия было не видать.
- Надо было оставаться дома, - пробормотал один из харадцев, заворачиваясь в плащ. - Точить ножи - неплохая работа. Далась мне эта служба в войсках…
- Поздновато ныть, не находишь? - его сосед перевернулся на бок. - И вообще закрой пасть, и без того тошно.
- Завтра будем спускаться обратно? Опять по этим шатким камням? Не удивительно, что башня заброшена: какой дурак сюда еду поднимать будет…
- Сам ты дурак, отсюда прямая дорога к Барад-Дуру, без спусков и подъемов, чуть ли не ровная, хоть колесницу веди!
- Еще бы добраться до нее. А помните, как у нас в степях? Ветер в лицо, кони резвые, а еще встречать из поселка девки выбегают, лица так и светятся от радости…
- А как форму наденешь, не только выбегать - пачками у ног падать будут.
- Мертвому девки ни к чему.
- Типун тебе на язык!
- А ну тихо! - Марнумену почудился скрип половицы где-то у дверей библиотеки, и он приподнялся, обнажив клинок.
Напрасно харадцы вслушивались в тишину: скрип больше не повторился.
- Стоит у дверей, что ли?
- Сходи, да проверь…
Но вопрос всколыхнул приглушенную разговором панику, и через миг никто даже не притворялся спящим, крепко держа обнаженное оружие.
- А ну, толкни дверь, только тихонько.
Харадец, бывший ближе прочих к дверям, шагнул к дубовым створкам и налег на них. Темнота отступила отнюдь не сразу, несмотря на поднятый повыше факел.
Марнумен шагнул ближе к дверям. Но это не сильно помогло. Хотя темнота неохотно отступила, взору людей открылись все те же пустые стены и потертые половицы.
- Показалось.
Они вернулись в библиотеку и заперли за собой двери. До утра обошлось без происшествий.

От башни до Барад-Дура и впрямь оказалось совсем немного. Всего-то спуск вниз. Либо через пещеру, о которой они столько говорили в начале пути, смеясь над орками, либо по отвесным скалам.
- И где твоя дорога? Вот это, что ли?! - заходился в крике один из харадцев, наступая на Марнумена. - Хочешь загнать нас всех в пещеру, в которой мы наверняка заблудимся?! Может, тебе пообещали место в гвардии Владыки, если ты осилишь этот поход один?!
Кхар не слушал этих криков. Сидя на подоконнике башни, он обозревал окрестности, при хмуром свете дня уже не казавшиеся настолько жуткими. Ну, башня и башня, покинутая. Мало ли таких в Средиземье… Зато с высоты хорошо видно все плато Горгорот. Страх боролся в его душе с восторгом: он смог, он поднялся сюда и, если ему удастся спуститься вниз, он сможет надеть вожделенную форму и когда-то выступить против гордых гондорцев, неся справедливую месть за прошлые поколения кочевников Харада. Мать всегда говорила, что защищать то, что дорого родному народу, - почетно.
Юноша спрыгнул на землю лишь тогда, когда Марнумен схватился за меч, и голова первого паникера покатилась по земле.
- Кто хочет быть следующим? Никто? Тогда марш в пещеру! Живее! И факелы с собой прихватите!
Спорить никто не осмелился.

Первые несколько сотен шагов по пещере оказались не такими уж страшными. Факелы освещали и ровный широкий коридор, ведший в глубину горы, и ответвления от него. Но Марнумен вел своих подчиненных вперед, ни разу не попытавшись свернуть с прямого пути. Казалось, будто это и была обещанная предводителем дорога, и не так долго до мига, когда впереди окажется выход к вожделенной долине у подножия Барад-Дура.
В пещере смрад тлена был куда хуже, чем в низине у Минас-Моргула, и харадцы не погнушались прикрыть лица, чтобы хоть немного уменьшить здешние ароматы. Хоть это и не особо помогло: от миазмов мутило, кружилась голова, и каждый шаг был неимоверно тяжел. Разум требовал без оглядки бежать обратно и спускаться тем же путем, каким они забрались наверх. Но никто не собирался отступать: перед глазами еще слишком живо стоял результат размолвки с командиром.
Постепенно туннель стал сужаться. В нем все еще можно было идти, раскинув руки в стороны, и при этом быть уверенным, что пальцы не коснуться стен, но дорогой для колесницы он уже служить не мог.
Пламя факела затрепетало от дуновения свежего ветра, исходящего со стороны одного из ответвлений, но оно было слишком узким, чтобы харадцы рискнули туда свернуть. Пожалуй, там бы пролез разве что ребенок.
Через десять шагов от того места огонь угас, словно чья-то воля нарочно потушила его в руке человека.
В полной темноте прозвучали мягкие шаги позади отряда.
Марнумен торопливо принялся зажигать новый факел, чувствуя, как пальцы сводит от ужаса, и оттого промахиваясь огнивом по кремню раз за разом.
Харадцы сгрудились вокруг него, выхватив оружие.
Нервы каждого из истерлингов были напряжены до предела. Но, когда свет вновь озарил туннель, стало ясно, что огню не удастся разогнать сгустившуюся вокруг темноту.
- Как будто живая…
Никто из них ранее не ощущал себя по-настоящему одиноким в темноте. В темноте их родины обязательно были звезды, ветер и ковыль. А в этом пещерном мраке каждый оставался один на один с собственными страхами и собственной темнотой.
- Кхар, пойдешь первым.
Юноша принял факел из рук Марнумена, желавшего освободить руки на случай боя.
Шествие продолжилось с той разницей, что теперь всех вел юнец, шаги харадцев становились все быстрее по мере того, как чужая мягкая поступь слышалась все ближе.
Когда шаги зазвучали отовсюду, многократно отраженные стенами пещеры и нишами в них, отряд не сговариваясь перешел на бег, не обращая внимания на то и дело попадающиеся под ноги камни.
Они остановились перед разветвлением коридора, одинаково темного в обоих направлениях.
Смрад стал поистине непереносимым, а за кругом света скользили бесформенные тени, приближавшиеся тем ближе, чем тусклее становился свет факела.
- Куда?
- Направо, - Марнумен наугад ткнул рукой в сторону коридора, не собираясь признаваться в том, что понятия не имеет о правильности выбранного пути.
Кхар послушно повернул туда, оступился и упал, выронив из рук факел.
Раздался остерегающий вскрик Марнумена - и пламя, более не подвластное руке человека, погасло.
Не было ни криков, ни звона стали, но когда харадцы смогли зажечь следующий факел, их стало на одного меньше.
- Идем дальше. Если он отбился в темноте, мы ему не охрана.
Марнумен покачал головой и подтолкнул Кхара в спину. Снова доверять факел подростку предводитель не собирался:
- Шагай, а то и тебя тут оставим.
Кхар послушно пошел, вытянув перед собой руки: света факела едва-едва хватало на круг вокруг Марнумена.
Тишину коридора нарушал только звук шагов. Нет, совсем не так представлял себе Кхар обретение моргульской формы. Он был готов к войне, к испытаниям силы и ловкости, но подготовиться к темному ужасу Горгоротских пещер было невозможно.
Когда его рука коснулась чего-то мягкого, он, не стесняясь, заорал, отскакивая назад. И отвернулся, едва свет факела выхватил из темноты его находку.
Судя по звукам, более брезгливого их спутника попросту вывернуло от вида запелёнатого в паутину тела, опустошенного и сморщенного, как пустой бурдюк.
- Кажется, при жизни это был орк. Не особо крупный, вероятно, подросток, - Марнумен чеканил слова, стараясь не поддаться панике. Ему, как никому другому, сейчас открывался вид на чудовищную кладовую паука. Десятки коконов были подвешены к потолку пещеры, уходящей глубоко в гору. Их пленники, похоже, были еще живы в отличие от многочисленных разбросанных по полу опустевших оболочек. Преимущественно, это были орки. Хотя встречались коконы и помельче. Видимо, обитатель этой пещеры не гнушался охотиться и снаружи.
Позеленевшие одутловатые лица, медленно смаргивающие белесые мутные глаза, различимые между нитями паутины, были не менее пугающими, чем выпитые до дна оболочки, сморщившиеся, зияющие черными глазницами.
- Надеюсь, нам не туда… - Кхар разом охрип, примечая белесые украшения, мерно покачивающиеся от легкого движения воздуха.
- Туда. Видишь, пламя пляшет на ветру? Где-то там есть выход.
Они шагнули в пещеру, стараясь не потеряться. Но неровное пламя факела лишь на миг выхватило гигантскую тень, предательски мигнуло и погасло: хозяйка вернулась в свою трапезную.
Паучиха медленно втянула толстое брюхо в пещеру, но почуяв свежую добычу, кинулась на людей с проворством, неожиданным для такой массивной туши.
- Отступайте к выходу! - Марнумен отбросил бесполезную теперь деревяшку прочь, обеими руками держась за рукоять клинка и отступая навстречу потоку воздуха.
Кхар попытался последовать за ним, наткнулся на липкую паутину кокона и отскочил в сторону, чтобы окончательно заплутать в темноте между коконами. Казалось, целую вечность он метался среди раскачивающихся жутких свертков, подхлестываемый предсмертными криками соратников.
Лица коснулась липкая нить, и Кхар в панике отмахнулся от нее, а через шаг оступился и покатился кубарем в пустоту за миг до того, как в пещере снова воцарилась тишина.
Боясь лишний раз шевельнуться, он свернулся калачиком на холодном полу и пролежал так очень долго, прежде чем рискнул приподнять голову и осмотреться.
Глаза постепенно привыкали к темноте, и наконец Кхар сумел рассмотреть едва приметное светлое пятно впереди. Где-то там в пещеру проникал дневной свет.
Мальчик медленно поднялся на четвереньки, так и не найдя в себе смелости встать в полный рост, оглянулся…
В пещере никого не было, только мерно покачивались коконы. Кхар короткими рывками пополз к выходу, то и дело останавливаясь и оборачиваясь, вздрагивая не то, что от звука, а даже от малейшего намека на него. И вновь вжался в пол, когда впереди мелькнула огромная тень: паучиха волокла в пещеру еще один кокон.
Юноше повезло: подвесив свою добычу поближе к выходу, хозяйка пещеры скользнула прочь в темноту туннелей.
Вот теперь Кхар бросился прочь, но застыл в ужасе рядом с последним из коконов.
Из-под белесых нитей паутины на него смотрел его командир. Лицо Марнумена было таким же опухшим и зеленоватым, как лица остальных жертв паучихи, приоткрытые глаза уже начали мутнеть. Похоже, он был мертв, но даже в смерти продолжал крепко сжимать клинок, теперь примотанный к его телу липкими нитями. Юноша помедлил, не способный оставить харадца: достал клинок и перерубил нити кокона. Тело бывшего предводителя отряда упало к его ногам. Но эта заминка обошлась Кхару чересчур дорого.
Слишком поздно он заметил приближающегося к нему врага. Слишком медленно поднял клинок и слишком неудачно попытался ударить…
Его клинок не причинил вреда чудовищу, бессильно царапнув по панцирю. Но в свою очередь увернуться от жала юноша не успел, и просто осел на пол, чувствуя, как отнимаются ноги.
Паучиха подхватила срезанный Кхаром кокон и уволокла его подальше от входа, чтобы тщательно закрепить у противоположной стены пещеры.
По всей видимости, чудовище истратило на предыдущих жертв слишком много яда, потому что харадец сумел доползти до выхода из пещеры и, перевалившись через край расщелины, бессильно покатился вниз.
Когда он пришел в себя, в Мордоре царила ночь.
Он был здесь совершенно один. Безоружный и бессильный. В шаге от него журчал небольшой ручей, но у Кхара не было сил перевернуться на живот. Он лежал и смотрел в небо, вспоминая своих спутников и хозяйку пещеры. Теперь было ясно, куда делся гарнизон Сторожевой башни. Только почему-то теперь это не имело никакого значения.
Яд продолжал действовать, но на рассвете следующего дня молодой харадец нашел в себе силы подняться. Медленно, приволакивая ногу, поврежденную во время падения, не замечая боли, он начал свое восхождение обратно к логову Паучихи.
На пороге пещеры его и подобрали гвардейцы Барад-Дура три дня спустя.


Рассвет мало чем отличался от любого другого времени суток. Серое небо, окрашенное алыми сполохами от Ородруина, наводило на мысли о том, что иных красок кроме черного, серого и алого, в Мордоре попросту не бывает.
- А еще поговаривают, что орки, проходя через тамошние туннели, тянут жребий, кому идти в середине отряда.
- Глупости какие!
- Глупости или нет, а место гиблое.
- Еще скажи, что там съесть могут, - рассмеялся остряк и поднялся с первой из Ступеней, ведущих к перевалу Кирит Унгол.
- Съесть? Сомнительно. Кому охота орками питаться? Они даже на вид невкусные.
- Что-то не похож ты на орка.
- Не едят там, а в статуи превращают. Наклонился к роднику воды попить - и готово.
- Разговорчики! - Предводитель отряда вздохнул и поднялся на первую из Ступеней. - Дыхание берегите.
Камни под ногами были скользкими от дождя, а руки то и дело не могли найти опоры в узких щелях скал, поросших мхом.
- Вниз не смотреть!
Послушный указаниям более опытного харадца, молодняк поднял взгляд к пасмурному небу, поднимаясь все выше, проходя по узкой тропе под самой скалой, и, после короткого привала, продолжая свой путь к сторожевой башне.
Конечно, туда был и другой путь, куда более прямой и безопасный. С тех пор, как в сторожевой башне вновь поселились дозорные, со стороны Барад-Дура туда можно было добраться за день. Но новичков отправляли по старинке, через перевалы и Ступени, проводя поближе к пещере Шелоб. Орков в Мордоре было без счета, не велика беда, если Ее Величество отобедает несколькими из них.
Кхар, официальный поставщик дичи для Паучихи, присел на камень, с которого открывался самый восхитительный вид на плато Горгорот, и смахнул с плеча моргульской формы пепел.
Группа новичков как раз завершала свое восхождение, и на всем свете только двое заранее знали, кому из них удастся увидеть Барад-Дур по ту сторону туннеля.

Название: Ночь в Дол-Гулдуре.
Размер: 262 слова.
Жанры и категории: хоррор, джен.
Рейтинг: G
Персонажи: омп.
Примечание: страшилка по Дол-Гулдурски.

Они подошли к развалинам на закате. А что, неплохое место: пользуется достаточно дурной славой, так что конкуренты вряд ли найдутся, и костер можно разжечь, не опасаясь, что на огонек пожалуют.
Сухие ветки, которых около руин водилось предостаточно, быстро занялись, и по остаткам стен заплясали тени путешественников.
— Говорят, тут раньше сильная крепость была.
— Была когда-то. А теперь разве что в Мордоре чувствуешь себя в безопасности.
— И то не всегда.
— Да.
Кровь оленя, подстреленного в лесу неподалеку, окропила камни под ногами.
— Холодает, — поёжился один из кулинаров, сдирая шкуру с оленя.
— Так ты поближе к огню встань, — второй подкинул веток в костер. — Ночи-то не летние. И почему мы не орки? Не так бы холодно было.
— И жрали бы сырое мясо, — хмыкнул его собеседник, приближаясь к костру.
— Не без того, зато мороки меньше, — человек обернулся, вглядываясь в темноту.
— Что такое?
— Почудилось… — тряхнув головой, он подкинул ветвей в костер, но даже этого жара не хватило, чтобы развеять холод ночи.
— Может, там и впрямь есть кто-то? Так ты сходи, проверь. После того, как в костер насмотришься, очень много что может в темноте почудиться.
— Тебе бы только шутки шутить. Вот завтра поутру пойдем на запад, в тех краях блеснешь остроумием.
— И блесну. Жрать почти подано.
Резкий крик из темноты заставил их вздрогнуть.
— Это только сова.
— Проклятая птица.
Разговор не клеился. Слишком холодная ночь заставляла их жаться друг к другу и к огню. Даже договорившись нести ночную вахту по очереди, они не сомкнули глаз у потухшего к утру костра.

Когда на востоке заалел рассвет, никто из них не шевельнулся.
В развалинах Дол-Гулдура набирал жизненную силу тот, кого вскоре назовут некромантом.

@темы: Воинство Мордора, Этап: Хоррор, БПВ-1

---

"Воинство Лихолесья" - Хоррор, 2

[Werekat]

Открыть все тэги MORE в этом посте

1.
Название: Охотник за золотом
Размер: 4 470
Жанры и категории: хоррор
Рейтинг: R
Персонажи/Пейринги: Трандуил, Леголас, НМП, НЖП
Примечание: Аэланн - то же, что Долгое Озеро.

Вот почему мир так неправильно устроен? Другим жизнь под ноги шелковой лентой стелется, деньги сами в руки текут - а ты мыкайся себе, прозябай в бедноте да безвестности.
Грис вырос в семье охотника и к охотничьему же делу с малолетства был приставлен. Другого ремесла в жизни не знал. Двадцать лет по чащобе мотался, зверя промышлял, сам чуть шерстью не оброс. А заработал долгими трудами только малый сундучок серебра да страховидный шрам в пол-лица - с косолапым неудачно поздоровался. "И поделом тебе, - бормотала лекарка, кривоносая мамаша Клест, зашивая ему распоротую в лоскуты щеку. - Это ж надо додуматься - в Беорнову вотчину за шкурами ходить. Скажи спасибо, что жив остался!"
Жив-то остался, но удачи с тех пор как не бывало. То силки порвутся, то собаки захворают, то варг бродячий капканы ограбит и всю дичь в округе распугает. Как ни бился Грис, а достатка не нажил. О женитьбе и речи не шло: за безденежного с такой-то рожей ни одна дура не пойдет. Так и жил бирюком, то в Озерном городе, то в охотничьей избушке на отшибе.
И как тут не озлиться, если перед глазами, что ни день, - бургомистр, да его сынок малахольный, да зажиточные горожане. Ни силой, ни смекалкой Грису в подметки не годятся, зато сладко едят, мягко спят и горя не знают. Дома, что хомячьи норы, добром набиты, невесты во дворе в очередь выстраиваются...
И как тут не призадуматься, если в лесу, по соседству с вольными охотничьими угодьями, раскинулось всамделишное эльфье королевство. А у тех эльфов, говорят, золота столько, что зарытый в Горе клад по сравнению с ним - кучка грошей.
Вот один знающий человек рассказывал, как в незапамятные времена гномы собрали могучее войско, вломились в эльфий город и вынесли оттуда пропасть всяких драгоценностей. Остроухие, понятно, не стерпели такой наглости, догнали гномов у какого-то брода и там на переправе всех порубили. А богатство краденое назад не потащили, нет. Погнушались, вишь ты, после гномьих рук свои сокровища трогать. Забрали одну только королевскую цацку с огроменным алмазом, а остальное прямо с возов побросали в воду - целую реку золотом запрудили.
Грис долго выпытывал у рассказчика, где находится то заветное место. Узнав, что золотоносная река текла в дальних западных землях, которые тыщу лет назад ушли на дно морское, он с досады поколотил болтуна. Не сильно, а так, чтобы впредь неповадно было дразнить честных людей. Но кое-какие дельные мысли из той байки он все же вынес. Первое: у эльфов золота хоть лопатой греби. И второе: коли хочешь и золота добыть, и голову на плечах сберечь, то греби не как те гномы, а с умом.
А третье Грис и так знал: прежде чем разбогатеть, сперва придется потратиться. И в начале лета отнес все накопленное серебро в домик старой лекарки, где не бывал с того дня, как мамаша Клест ему последние нитки из щеки повытаскивала.
Мудра была старуха и знала толк не только в целебных мазях и настойках. Умела и на камешках погадать, и правильные руны вырезать - на дверной притолоке для семейного достатка, на рукояти ножа для верного удара, на руле лодки для счастливого пути... А еще могла отвести глаза, чтобы люди шли мимо нее, не замечая. Или сотворить такие чары для другого человека.
Мамаша Клест так и ахнула, когда узнала, для чего Грису понадобился чародейный амулет:
- Пьян ты, охотник, или ума лишился? Эльфов обокрасть вздумал? Да ты к их сокровищницам близко не подойдешь - утыкают стрелами, как ежика. А если даже унесешь ноги живым и с добычей, то горожане тебя сами скрутят и обратно в лес отведут. Им дружба с лесным государем дороже твоей головы. Да и мою волшбу эльфы вмиг раскроют, не с первого взгляда, так со второго. А бургомистр меня живо из города вышвырнет, чтобы с Добрым Народом не ссориться. Нет-нет, и думать не хочу...
- А ты все же подумай, - засмеялся в ответ Грис. - Эльфы в лесу сидят, а я тут, рядом. Со мной-то ссориться накладнее выйдет. Откажешь мне, так бургомистр назавтра узнает, кто у тебя в прошлый раз такой амулет купил и в чей дом потом забрался. Вот тогда уж точно птичкой из города полетишь - чирикнуть не успеешь.
- А, пропади ты пропадом! - плюнула лекарка с досады.
Забрала серебро, заперлась в доме и через девять дней отдала Грису свитый из волос шнурок. Наказала подпоясаться им поверх одежды и строго предупредила: эльфы глазастые, их дважды не обманешь. Только в одну сторону мимо лесной стражи сможешь пройти, а дальше чарам конец, выкручивайся сам, как знаешь. А лучше всего - брось эту дурную затею, покуда цел.
Но теперь Гриса и родная мать не отговорила бы пытать счастья. До ухода он успел потолковать с еще одним нужным человеком. Живший по соседству старый рыбак помнил год, когда Озерный город заключил с эльфами торговый ряд на поставку всяческой снеди. По такому случаю людей в первый и последний раз пустили в сердце эльфьего королевства. И цепкая память тогда еще молодого парня, правившего одной из лодок, удержала приметы их тайного пути: как они поднялись вверх по течению Лесной реки, проплыли под огромным каменным мостом и пристали к левому берегу возле раздвоенной ели, как шли потом от берега в лес - все время прямо, пока не вышли на широкую, как городская площадь, поляну... Грис слушал и мотал на ус.
А в канун верхушки лета, когда город украсился флагами и на ратуше зажглись цветные фонари, охотник спустил на воду снаряженную лодку, оттолкнулся от пристани веслом и без гроша в кармане покинул веселый Эсгарот, чтобы вернуться сюда богачом на зависть бургомистру и всем городским толстосумам.


Старуха Клест свое дело знала крепко. Никого не встретил Грис по пути от раздвоенной ели, где он схоронил лодку. Была ли там стража, нет ли - осталось лишь гадать. Схоронившегося эльфа в лесу не увидеть, не выследить. Зато и они, если стерегли тропу, человека в зачарованной опояске не разглядели - а ему лишь того и было надобно.
Вот так, без препон, вышел охотник к большой поляне. К тому времени солнце уже давно село, зато луна выкатилась - полная да ясная, хоть верши плети. А уж на поляне и вовсе светло, как днем. Костер до небес пылает, искры столбом летят, и эльфы - тут как тут. Празднуют, значит. Расселись вокруг огня, на арфах бренчат и песни орут, точно глухари на токовище. Хоть ватага пьяных гномов по лесу ломись - не заметят.
А Грис, не будь дурак, тишком да ползком - вокруг поляны. Лесного-то короля он сразу высмотрел: высокий, с лица важный, волосья бело-золотые ниже плеч, на башке - листвяной венок, на груди - золотая цепка невиданной красоты, изумрудами в три ряда блестит-сверкает. К нему и подкрался добытчик по кустам, хоронясь от ярких огней.
Едва одна песня отзвучала, арфисты опять по струнам ударили и новую завели - на много голосов, с такими кружевами да переливами, что поневоле заслушаешься. Вот король и заслушался, аж глаза смежил мечтательно. А Грис лишь того и ждал. Тихо потянул из-за пояса верный кинжал - а на левую руку он еще загодя надел тяжелую, обшитую кольчужной сеткой рукавицу. И отделяла его от добычи всего-то дюжина шагов.
Хоть и быстры эльфы, хоть и проворны в бою, а и на них бывает проруха. Не ждали они опасности среди праздничного пира, потому и не взяли с собой ни тисовых луков, ни острых желтоперых стрел. А те, которые были при ножах, никак не успели бы оборонить короля, когда Грис прыгнул на него из кустов, как рысь на беспечную косулю.
Не могли успеть, и все же...
- Adar!
Где он до того сидел, Грис так и не понял. Словно бы из пустоты взметнулась на пути серая тень, и сверкнул ледяным опасным блеском недлинный клинок - но поздно, слишком поздно. У эльфа не осталось времени замахнуться толком: загородив короля, он сам выскочил ровно под удар. И охотник не поскупился, от души приложил не в меру шустрого ушастика окольчуженным кулаком чуть повыше виска. Сам скрипнул зубами - слева по ребрам точно огнем опалило; но и эльф пошатнулся и выронил нож, мешком оседая на траву. Только Грис не дал ему упасть - схватил за косы, голову назад отогнул и кинжалом под челюсть подпер.
Поляна точно вымерла - такая тишина стала кругом. Лишь костер потрескивал углями, и дрожали, затихая, струны упавшей наземь арфы. Эльфы замерли, кто где вскочил с места. Тот, кого сцапал Грис, тоже не шевелился, чуя холодное острие у самого горла. Знал: одно неосторожное движение - и кинжал рассечет ему шейную жилу, ту самую, где жизнь играет.
Грис держал его крепко, и рука охотника не дрожала, хотя бок немилосердно жгло и под курткой текло горячим. Как только ухитрился полоснуть, стервец? И откуда он вообще выскочил, дракон его загрызи? Из-за него весь чудесный замысел пошел наперекосяк. За короля эльфы отвалили бы ему золотые горы, а теперь... да много ли стоит жизнь этого попрыгунчика?
Вот только лицо короля отчего-то побелело, будто снятое молоко. И выражение сделалось, как у псицы, когда щенков отнимают и в мешок кладут, чтоб утопить. Тут-то Грис и разглядел, что волосы, которые он намотал на кулак, цветом точь-в-точь как у лесного повелителя. Тут-то и смекнул, что не промашка у него вышла, а самое сказочное везенье.
- Хороший у тебя парень, - небрежно сказал он. - Отца собой заслонил, не побоялся... Ты ведь отец ему, нет?
- Если тронешь его, смертный, - ответил король на языке людей, и голос его прозвенел, как сталь, посреди могильного молчания, - то будешь умирать долго. Очень долго.
- Да ну? - притворно удивился Грис. И пощекотал отточенным лезвием шею заложника. Ненароком зацепил кожу, выпустив несколько капель крови, но так даже лучше получилось. Светловолосый не пикнул, зато по поляне прошел стон - так деревья стонут в бурю. А король дернулся всем телом, будто ему горящий уголь за шиворот сунули.
Ох, гордый король эльфов, повелитель Лихолесья... Он мог сколько угодно метать грозные взгляды, но Грис видел, что он боится. Не тем пьянящим легким страхом, от которого сладко екает сердце и кровь быстрее бежит по жилкам, а настоящим, нутряным, липким до одури ужасом, от которого седеют в одночасье. Лесной владыка смотрел так, словно у него на глазах воплощался в явь самый жуткий кошмар. Так, словно кинжал охотника уже вошел ему под ребра и острием коснулся сердца.
- Хочешь его спасти? - спросил Грис, без трепета глядя в помертвевшее лицо короля. - Тогда дай мне клятву, что ни ты, ни твои подданные не причините мне никакого вреда, не посягнете на мое имущество и свободу и не станете преследовать ни меня, ни моих потомков. Я знаю, твое слово нерушимо.
По поляне зашелестели гневные шепотки, глаза эльфов яростно засверкали, кулаки сжались. Но Грис смотрел на короля, а король - на кинжал, приставленный к горлу сына.
- Клянусь милостью Леса, - хрипло выговорил отец. - Никто из моего народа не причинит тебе вреда. Никто не посягнет на твое имущество и свободу, и наша месть не коснется ни тебя, ни твоих потомков. Я сказал.
Его сын что-то прошипел на родном языке, но Грис только усмехнулся. Король повязал клятвой всех своих подданных - значит, и этому остается только шипеть. Пусть хоть лопнет от злости, а ничего он человеку не сделает. Не посмеет супротив королевского слова.
Уже не опасаясь удара головой в лицо или локтем под дых, Грис выпустил растрепанные волосы эльфа. Но кинжал продолжал держать у его шеи, чтобы не вырывался и не забывал, кто здесь хозяин. Правду сказать, заложник вряд ли собирался удирать: он вообще едва стоял на ногах. Грис даже похвалил себя за чистую работу. Вот как надо уметь - чтоб и дух не вышибить, и прыти поубавить.
- Теперь поговорим о выкупе, - повел он дальше гладкую, давно заготовленную речь. - Вот моя цена: столько золота и драгоценных камней, чтобы наполнить мою лодку доверху. Золото червонное, а камушков не меньше трети, и только чистой воды - бросовых не возьму. Как, не дорого тебе будет, за родную-то кровь?
Среди эльфов снова поднялся глухой ропот, но их повелитель вскинул ладонь - и все стихло.
- Я заплачу, - мертвым голосом сказал король. - Вот тебе задаток.
Не трудясь расстегнуть замок, он сдернул через голову изумрудную цепь и швырнул человеку. Грис поймал украшение на лету, и цепь, размотавшись, сверкающей змейкой обвилась вокруг его запястья. Охотник тут же сунул ее за пазуху, чтобы руки не занимала.
- Теперь отпусти его, - потребовал лесной владыка. Снимая цепь, он обронил с головы и венок и теперь, без королевского убранства, вовсе не выглядел таким важным, как во время пира.
- Не все сразу, - усмехнулся Грис. - Сейчас мы пойдем не спеша к бережку, где у меня лодка припрятана, и на той лодке спустимся к затону, где стоит моя избушка. Там твой сын погостит, пока вы мне выкуп соберете и доставите. А уж я свою долю сам отмерю, да еще погляжу, не обернутся ли ваши сокровища сухими листьями и желудями.
- Отпусти его, - повторил король, - и возьми меня взамен. Я пойду с тобой добровольно.
- Adar! - вскинулся светловолосый, но Грис выкрутил ему руку за спину, принуждая умолкнуть.
- Есть у нас такая поговорка, - сказал он королю, потихоньку отступая задом с поляны и таща эльфа за собой. - "За одного битого двух небитых дают". А этого я и на троих не променяю. Лучше готовь золотишко, пока я не поднял цену.
И повел спотыкающегося пленника в лес, подталкивая кинжалом в поясницу.
Пройдя несколько десятков шагов, он оглянулся: эльфы шли за ними. Держались поодаль, но не отставали, и вроде их стало больше, чем на поляне. Грис хотел было шугануть их, да передумал. Пусть глазеют со стороны, вреда от них уже не будет. Наоборот, защитят, если по пути к реке попадется навстречу какой-нибудь несведущий стражник. У здешних дозорных разговор короткий: сперва стрелу влепят между глаз, а потом начнут разбираться, что за падаль тут валяется. Ну, ничего, теперь-то их предупредят, не дадут Гриса и пальцем тронуть. Эльфы с клятвами не шутят.
А все ж таки не по себе становилось. Шутка ли - столько глаз в затылок уставилось, столько ненавидящих взглядов спину прожигают. Только теперь понял Грис, как умаялся за эту ночь. И бок пораненный разболелся - просто мочи нет. И в горле пересохло. И тени эти движутся, кружат между стволов, как ночные совы - тихо-тихо, только зрачки в темноте болотными огоньками поблескивают...
Светловолосый опять запнулся и чуть не упал. Должно быть, тяжеленько ему по башке досталось - остальные-то как по воздуху скользили, без единого шороха. Грис чуток отпустил ему заломленную руку, но эльф плелся все медленнее, а потом и вовсе встал и голову набок свесил - то ли прислушивался, то ли вовсе сомлеть собрался.
- Топай, топай, - прикрикнул охотник и несильно кольнул его в спину кинжалом.
А эльф вдруг выпрямился да как свистнет! Пронзительно-звонко, с раскатистой трелью - аж в ушах засвербело, в зубах отозвалось.
И дрогнула земля от удара копыт!
Летящим прыжком, не задев верхушек кустов, из подлеска вымахнул олень. Матерый тяжелорогий зверь с невиданной серебристо-белой шкурой. Живой, разъяренный таран, увенчанный короной острейших копий.
И сжалось сердце у бывалого охотника: сама смерть заглянула в глаза. После кабаньих клыков, бывало, выживали. После оленьих рогов и копыт ложились в могилу.
Забыв обо всем, кроме несущейся навстречу погибели, Грис перестал стискивать локоть заложника. И эльф тотчас рванулся, отпрыгнул в сторону и упал, а человек, потеряв равновесие, покатился прямо под ноги оленю. Услышал короткий окрик - два незнакомых слова - и сжался, прикрывая руками голову и готовясь к худшему.
Но удара все не было. Озадаченный, он привстал на четвереньки, дико озираясь.
Олень не собирался топтать его. Гордо вскинув рога, он процокал мимо, не задев человека даже кончиком копыта. Поравнявшись со светловолосым, он склонил венценосную голову, и спустя мгновение тот уже стоял на ногах, опираясь ладонью на загривок белого страшилища. И несколько эльфов мигом очутились перед ними, живой цепью заслонили сына короля.
Грис выплюнул сухой лист и поднялся, судорожно цепляясь за рукоять кинжала. В мыслях было одно: не могут они его убить, не могут против клятвы...
А эльфы стояли. Не обнажали оружия, не выкрикивали проклятий и поношений. Просто стояли и смотрели на него. Молча.
Грис попятился.
На шаг. Еще на шаг. Еще...
И побежал.


Долго ли он бежал, коротко ли - не запомнил. В себя пришел, когда запнулся о корень и бухнулся на землю, на упругий сырой ковер из слежавшихся за много лет еловых игл. Бухнулся и чуть не взвыл - так рвануло болью левый бок. Вот ведь нелюдь остроухая, кусачая! Своими руками удавил бы змееныша - да поздно...
Ладно, не все еще потеряно. До утра можно спокойно отдохнуть, а с рассветом податься к речке. Слово королевское по-прежнему в силе, а значит, эльфы ему не страшны. Ловко он это придумал - повязать их словом, прежде чем торговаться... И цепка изумрудная за пазухой - тоже богатая добыча, сразу и не сообразишь, сколько за нее отвалят в городе.
Нет, не с пустыми руками он уходит из Леса... и обратно ему путь не заказан. От этой мысли охотник разом прибодрился. А ведь правда, нет больше у эльфов защиты от него. И никто из них, скованных клятвой, не заступит ему дороги, если Грис еще разок вернется сюда. За золотом лесного короля... или за головой его сына...
Что-то прошуршало в кустах. Охотник привстал, прищурился, тщетно вглядываясь в непроницаемую тьму. Луна закатилась, до зари было далеко, и сквозь низкий полог еловых ветвей не проникало ни лучика света. Грис потянулся к поясу за огнивом, и тут под деревьями, низко над землей, зажегся тусклый красноватый огонек.
Нет. Два огонька. Как два близко посаженных глаза.
- Скр-р-р... - раздалось из кустов. - Скр-р-р-р-р...
Звук был негромкий, но у Гриса отчего-то волосы встали дыбом. Забыв про огниво, он вскочил на ноги и выхватил кинжал. Темень, проклятая темень! Ничего не разглядеть...
- Скр-р-р... Фс-с-с-с...
Шорох и поскрипывание приближались. Глаза тлели во мраке, как угольки в погасшем очаге, - они надвигались с той стороны, откуда прибежал охотник. Неведомое чудище не торопилось, будто обдумывало следующий шаг.
Кровь, с содроганием понял Грис, отчаянно зажимая ладонью длинный порез на ребрах. Оно идет по запаху, по кровавому следу. Сколько капель он оставил на хвойном ковре, пока мчался сюда?
- Скр-р-р...
А шнурок-то? Шнурочек волосяной, заговоренный, оберег от чужих глаз... Дрожащей рукой Грис распустил узел на поясе, махнул чародейным вервием в сторону подползающей напасти - вдруг поможет? Но, видно, права была мамаша Клест - выдохлись ее немудрящие чары подле древнего эльфьего колдовства. А может, этой твари глаза и вовсе не требовались?
- Фс-с-с-с...
Теперь оно находилось прямо перед ним, в нескольких шагах. Красные глазищи не моргали - светились ровно и неярко, будто гнилушки в темном погребе. Грис бросил бесполезный шнурок и выставил кинжал перед собой. Ну, иди сюда, гадина. Иди...
- Скр-р-р... - прозвучало совсем рядом.
- Скр-р-р-х-х... - откликнулось за спиной.
Грис подскочил на месте, крутанулся. Позади маячила вторая пара глаз. А левее и выше - третья. А правее, у самой земли - четвертая.
И все приближались к нему.
В отчаянии Грис прижался спиной к древесному стволу - и, взглянув наверх, увидел пятую пару глаз над своей головой, в ветвях.
Отпрянув от предательского дерева, он выбежал на открытое место. И красные огоньки сомкнули кольцо.
Он прыгал, вертелся, вслепую рубил кинжалом направо и налево. Дважды клинок угодил во что-то жесткое и мохнатое, дважды на руку плеснуло мокрым, но не горячей звериной кровью, а мерзкой слизью вроде рыбьего клея. А на третий раз удар пришелся в куст, и гибкая ветка, распрямившись, так хлестнула Гриса по руке, что кинжал отлетел в сторону и даже не звякнул, упав на мягкую хвою.
И тут же невидимая тяжесть обрушилась на спину, и в шею вонзилась ледяная игла. Он вскрикнул - и свалился замертво.


...Его куда-то волокли. Царапали, тыкали странно твердыми пальцами, переворачивали с боку на бок. Он пытался вырваться, но не чувствовал ни рук, ни ног. Темнота сменилась серым маревом забытья, а потом снова забрезжил свет - тускло-красный свет солнца, бьющего в закрытые глаза.
Он медленно приходил в себя. Что-то стягивало грудь, мешая вздохнуть как следует, и руки по-прежнему отказывались повиноваться. Его мутило, но тошнота перемежалась приступами странной легкости в голове и по всем теле. Удары сердца отдавались густым звоном в ушах, лицо кололо, словно иголками, и губы, казалось, вот-вот лопнут от прилива крови. Сквозь застилающую мысли пелену проступила догадка: он висит... вниз головой?
Он с трудом разлепил набрякшие веки. В серо-красном тумане плыли, медленно вращаясь, опрокинутые верхушки елей - тонкие черные копья, вонзенные в блеклое утреннее небо. И вместе с ними вытянулись ввысь его собственные ноги, сверху донизу опутанные толстой черной нитью. Еще один пучок нитей, особенно толстых и крученых, уходил наверх, оплетая еловый сук, достаточно крепкий, чтобы выдержать вес человека. Он скосил глаза на грудь - и увидел такую же нить. Он был связан ею по рукам и ногам, обмотан во много слоев, как веретено с готовой пряжей.
Паутина. Это же паутина, дракон ее сожри. И он висит на ней, как пойманная муха, в коконе из липкой ловчей сетки... в ожидании спешащего на обед паука...
Грис стиснул зубы и рванулся из всех сил, но едва качнул нити. Сук протяжно заскрипел, и он облился холодным потом - померещилось, что ночная гадина вернулась. Но еловые кроны были пусты, и среди них ничего не шевелилось. Осмелев, охотник перегнулся в поясе, подтягивая плечи к ногам, и резко выпрямился. Его качнуло, нити затрещали, но выдержали. Грис опять согнулся, как червячок-землемер, и бросил тело вниз. И снова. И снова... Только бы сорваться с привязи да очутиться на твердой земле... Не так уж высоко он висит, авось не расшибется.
Ему показалось, что путы слабеют, и он задергался с удвоенным усердием. Где-то между двумя рывками он почувствовал, как нечто твердое и тяжелое ползет вниз по груди, касается заросшего подбородка... Грис завертел головой - и перед его налитыми кровью глазами блеснули змеиные извивы драгоценной цепи, что понемногу вываливалась у него из-за пазухи.
Лесной король, будь он проклят со всем своим золотом на этом свете и на том... Он обещал Грису жизнь, свободу и богатство - и где он теперь? Не стоит ли за тем деревом, наблюдая за попавшим в беду человеком? Не смеется ли, потешаясь над его беспомощной возней?
- Тварь! - вопил охотник, бешено раскачиваясь на поганых веревках. - Трус! Лживое отродье! Я до тебя доберусь! Я твой лес... на корню сожгу! И пащенка твоего... живьем!...
- Скр-р-р, - поскрипывал в ответ сук, чуть пружиня под его весом. - Скр-р-р-р... Фс-с-с-с...
Грис глянул вверх - и захлебнулся на вдохе.
Оно было здесь.
Оно спускалось по широким ступеням еловых лап. Шествовало неторопливо, словно приглашая хорошенько разглядеть себя при свете дня. Безобразно раздутое брюхо, черное и глянцевое, словно облитое дегтем. Длинные суставчатые лапы, покрытые щетками жестких волос и оснащенные на концах серповидными когтями. Плоская бронированная голова, глубоко посаженные рубиновые глазки и нетерпеливо растопыренные жвала - как зазубренные костяные крючки...
...Он ставил капканы - и приходил за пойманными зверями. Он попал в капкан - и зверь пришел за ним...
Грис завыл. Забился в паутинной ловушке, как висельник в петле, надсаживая горло пронзительным воплем без слов и смысла. И кричал, не умолкая, пока воздух не иссяк в груди.
Паук неторопливо перебирался с ветки на ветку. Это был старый, опытный унгол. Его не пугали крики и метания жертвы. Даже наоборот - живая еда нравилась ему больше, чем дохлятина.
Четырьмя задними лапами он крепко зацепился за сук, повиснув кверху брюхом, а четырьмя передними ухватил и подтянул к себе орущий, извивающийся кокон.


- Где вы его нашли?
- Близ Черного ельника, мой государь. В паучьих тенетах.
- Лес милостив, - медленно проговорил Трандуил, владыка северного Лихолесья.
Начальник лесной стражи, принесший весть, ничего не ответил. Промолчал и принц - только потрогал засохшую царапину на шее.
- Но озерный народ пожалеет о том, что предал наше доверие, - продолжал король. Его рука, лежавшая на плече сына, чуть заметно сжалась. - А стражники, что пропустили злодея, отныне будут сторожить оленьи стойла.
- Они не виноваты, государь, - Перехватив яростный взгляд короля, начальник стражи склонил голову, но продолжал негромко и упрямо: - Человек прибегнул к чарам - такого никто не мог ожидать...
- И он уже получил свое, - добавил принц, и при звуке его голоса лицо Трандуила смягчилось, как по волшебству. - Незачем из-за него ссориться со всем Эсгаротом.
И, пожав плечами, произнес единственные слова, что могли остудить гнев отца:
- Он того не стоит.
Король подавил тяжелый вздох и нехотя кивнул.
- Пусть так... но горожанам надо преподать урок. Такой, чтобы надолго отбить у них охоту привечать темных колдунов и убийц. Такой, чтобы даже люди, с их короткой памятью, запомнили его на всю жизнь и передали детям.
- Запомнят, - начальник стражи улыбнулся самым уголком рта. - Кто там пойдет на Аэланн с новым грузом бочек?


Эльфы пришли точно в срок - через неделю после верхушки лета. Сегодня встречать гостей выпало десятке Форласа. Солнце уже зарумянилось к вечеру и висело низко над лесом, когда в устье реки показался длинный плот из множества связанных бочек, а на нем - четыре высокие фигуры в серых плащах. Все как обычно.
Не больше двух полетов стрелы оставалось им до причала, когда Форлас разглядел, что на плоту, кроме небольших тюков с пожитками плотогонов, лежит что-то лишнее. Продолговатый сверток мешковины размером... ну да, как раз с человека.
У десятника захолодело под ложечкой. Неужто кто-то из эльфов помер в дороге? Да с чего бы? Кто в здешних краях мог поднять руку на подданных лесного короля? Может, орки с севера нагрянули или варжья стая приблудилась? Тогда надо трубить в трубы и скликать парней к оружию, а не торчать у воды, теряя драгоценное время.
Но лица эльфов были совершенно спокойны, и плот они вели без спешки, легко и точно взмахивая длинными шестами. У самого причала они разом налегли на шесты, вся связка бочек чуть развернулась, и тот конец, где лежал загадочный сверток, плавно подошел к мосткам. Дерево гулко стукнуло в дерево, шесть рук подхватили и натянули брошенные с плота веревки.
- Поздорову вам, Добрый Народ! - с натужным весельем крикнул Форлас, пытаясь отогнать сосущую тревогу. - Хорошо ли пировалось в зеленом лесу? Понравилось ли королю наше вино?
- Вино было отменное, - отозвался предводитель плотогонов, старательно и певуче выговаривая людские слова. - Мы взяли то, что нам причиталось, и возвращаем Эсгароту остальное.
И десятник как-то сразу сообразил, что речь идет не о пустых бочках из-под выпитого вина и съеденных яблок.
Плот чуть покачивался на мелкой озерной волне. Эльфы безмолвно смотрели на людей, словно ждали чего-то. Под их упорными взглядами Форлас наклонился с мостков и негнущимися руками отдернул край мешковины.
И потерял дар речи.
Это и впрямь было тело, обмотанное какими-то черными тряпками прямо поверх одежды. Странные волокнистые лохмотья покрывали его до середины груди, оставляя на виду только плечи и голову. Но все равно - хватило.
Грис по прозвищу Шкуродер и при жизни-то не был красавцем. После встречи с медведем его левая щека превратилась в сплошное месиво шрамов, так что даже знакомые при встречах, случалось, отводили глаза. Теперь же только по шрамам и можно было догадаться, кто это, потому что лицо охотника изменилось жутко и неузнаваемо. Щеки провалились, глазницы походили на ямы, нос заострился и торчал, словно голая кость, и вся голова, туго обтянутая сухой бескровной кожей, напоминала череп, много лет пролежавший в земле.
И еще почему-то на ум приходил выпитый трупик мухи, застрявший в паутине...
Форлас хотел отвернуться, но не мог пошевелиться. Не мог даже зажмуриться, чтобы не видеть белые, вышедшие из орбит глаза, распяленный в беззвучном крике рот с черным ссохшимся языком... горло, покрытое рваными ранами и темными пятнами синяков, словно изжеванное тупыми, но старательными зубами...
А на груди мертвеца, в три ряда обвивая растерзанную шею, блистало сказочно прекрасное изумрудное ожерелье.


2.
Название: Удильщик
Размер: 273
Жанры и категории: хоррор
Рейтинг: G
Персонажи/Пейринги: Трандуил, прелесссссть, много прелессстей

...Всякому колдуну известно, чары - что узор. Хочешь, чтоб истлели к весне - наложи на веточку древа да гнить оставь. Хочешь, чтоб держались веками - наложи на ковкий металл или хладный камень. Чем чище, тем лучше, тем долговечней будут чары...
Всем в Эсгароте известны байки про проклятые побрякушки, что можно найти в Лихолесье. Точнее, что тебя сами находят. Шёл по грибы али по мясо, а вернулся - с золотым кольцом на пальце, с адамантовой серьгой в ухе, с опаловым ожерельем вокруг шеи.
Кто поглупее, счастью радуется да продать берётся по-быстрому. Продаёт. А потом находят мёртвым продавца, всегда не своей смертью умершего - задушенного, обгорелого, раздутого от воды. И покупателя таким же находят. А кто сокровище с тела мёртвого возьмёт, сам проклятием заражается, аж пока дураки не кончаются да умного не находится.
Кто поумней, покупает у гномов на все сбережения драгоценность какую да идёт в лес, эльфов искать. Говорят, несчастливца завидев, любой лесной стражник сочувственно вздохнёт, глаза завяжет да проведёт тайными тропами во дворец. Всем известно, зачем нужны драгоценности - заклятье свести можно только на что-то равное али дороже. Рассказывают, что сам король подносит несчастливцу кубок с ключевой водой, а затем тот только и может, что сидеть-смотреть, как король над златом колдует.
Издавна заведено - вещь, на которую проклятие перешло, прячет король от глаз чужих, чтобы больше никто на ту удочку не попался. А вещь, с которой проклятие ушло, в плату себе берёт, в пополнение сокровищницы.
Спрашивали послы у короля не раз: знает ли он, откуда берутся проклятые драгоценности. Всякий раз кивал Король Леса на юг, на чёрные башни и чёрный лес.
Да только поговаривают, что сокровища из года в год знакомые попадаются.

@темы: Воинство Лихолесья, Этап: Хоррор, БПВ-1

---

"Воинство Валар" - хоррор, 2

[*Валакирка*]

Продолжение. Начало здесь.

5
Дилогия "Сто эпох одиночества"

Название: Tenn' Ambar-metta
Размер: 470 слов
Жанры и категории: хоррор, АУ
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Намо/Вайрэ, тени усопших.
Примечание: продолжение банкета на этапе АУ.

Fare thee well! and if for ever,
Still for ever, fare thee well.

Сумрачный английский гений.

Ему постоянно казалось, что он слышит ее голос. Временами он уверялся, что это сведет его с ума, если бы Валар могли впадать в такое состояние. Чудилось, что она зовет его, окликает по имени, и тогда он цепенел в необоримой тоске, не в силах пошевелиться.
Сидеть над своими книгами в зыбкой неверной обманчивой тишине стало сущей пыткой и горькой мукой, но выходить наружу, видеть счастливый город и сочувственные лица собратьев было стократ, тысячекратно тяжелей. И Намо оставался там, где его окружали лишь призраки.
Он почти радовался, когда появлялась новая фэа: находилось дело, звучали слова. Тогда Судия ощущал себя нужным — это чувство почти оставило его, когда она ушла. И он выполнял свой долг, ибо ничего другого ему не осталось.
Иногда он срывался с места и то брел, то бежал по нескончаемым коридорам в тщетной надежде найти… кого? Фэар в страхе разлетались при его появлении, настолько гнетущей стала исходящая от Валы сила. Едва ли он замечал это сам, но Мандос из места успокоения и отдохновения превращался… сложно сказать, во что. Живым не дозволено говорить с тенями, и никто из однажды ушедших давно не возвращался из Чертогов. Фэар не могли излечиться; они только страдали сильней и сильней, сгибаясь под непосильным грузом принесенных мыслей и горестей, ибо некому было им помочь, пока Намо терзался собственной бедой.
«Я жажду покоя. Я ухожу из Арды. Такова моя воля». Ее последние слова постоянно вертелись в голове Мандоса, и он не мог их позабыть при всем желании. Впрочем, Вала и не хотел.
Время от времени Намо заходил в ее чертоги. Там тянулись гобелены, которые по-прежнему продолжали появляться. Он даже с закрытыми глазами, наощупь мог определить, какого из них касалась ее рука, где закончились полотна, вытканные Вайрэ, и начались те, что вели историю уже без нее.
Однажды он действительно увидел женский силуэт в чертогах, и на миг слепая тоска взяла верх над разумом. «Вайрэ!» — позвал он исступленно. Женщина испуганно обернулась, и с ее головы соскользнул платок, открыв взору Валы серебристые волосы. Она подхватила покрывало и поспешила прочь, бросив через плечо затравленный взгляд.
Тогда Намо медленно вернулся обратно, в свое мертвое и мертвящее царство, и опустился на трон, который принял его в ледяные объятия. Он устал от окружающей его пустоты, которая была отражением пустоты внутренней, и мысли его мутным потоком текли по залам, пугая их временных обитателей.
— Кто бы мог тогда подумать, что все так обернется, правда, Намо?
В голосе говорящего не было и тени насмешки. Его терзала не менее страшная мука — и гораздо более горькая.
— И твои слова о судьбах Арды, заключенных в кристальную оболочку… да какое дело до судеб мира тому, кто потерял родную душу!
Вала взглянул на тень.
— Нет, сперва у них было иное предназначение…
Фэа подплыла к Судии совсем близко и что-то тихо прошептала ему на ухо.
И тогда он закричал.


6
Название: Лесные страхи
Размер: 655 слов
Жанры и категории: хоррор, джен
Рейтинг: PG-13
Персонажи: неканоничный эльф из перворожденных, один из злых духов на службе Мелькора, вала Оромэ

Элломэ боялся. Лес был не таким, как прежде. Вернее, не таким, каким он привык его знать. Вроде бы, ничего особенного, но вот уже несколько дней он чувствовал, кожей и душой, что что-то незнакомое, чуждое, страшное появилось здесь. И оно пугало его, во время отдыха не давая спать - он вскакивал, с криком вырываясь из дурных снов - и во время работы, шорохами, тенями подкрадываясь со спины, заставляя вздрагивать и оглядываться. Но само не показываясь.
Он пробовал делиться этим с женой и видел в ее глазах тот же страх, но ничего не мог сделать. Ибо как бороться с тем, о чем не знаешь, с врагом, который только пугает тенями, но не выходит на открытый бой?
Он не знал. И боялся.
И вот сейчас, отстав на охоте от своих, он шел по сумрачному лесу и, сам того не желая, перебирал в голове истории, которыми щедро делились с ними другие семьи квенди. О черных духах, приходящих из ядовитых туманов, о крылатых демонах со злым смехом, об огромном всаднике, похищающем заблудившихся...
Что-то скрипнуло позади. Элломэ вздрогнул и обернулся. С вершины высокого дерева сорвалась ветка и с громким треском упала вниз. Он перевел дух и прислонился к стволу, около которого остановился.
Стояла тишина. Где-то вдалеке журчал ручеек, напоминая ему о пустой фляге, но он боялся сдвинуться с места. В тишине было что-то напряженное, неестественное, словно все замерло в ожидании чего-то жуткого, и жил только ручеек, который не мог замолчать...
Нужно было идти. Элломэ осторожно сделал шаг и опять остановился, настороженно вслушиваясь. Вот оно! Откуда-то слева, со стороны оврага, который он только что миновал, раздалось тихое шипение.
Он помнил эти рассказы. Сначала шипение, потом туман, а потом... Не хотелось об этом думать, потому что он помнил виденные собственными глазами жертвы этих духов. То, что от них осталось. И навечно испуганные глаза тех, кто успел убежать.
Словно в подтверждение его догадки, потянуло сыростью и холодом. Элломэ поплотнее сжал древко копья и осторожно начал пятиться - повернуться спиной к ЭТОМУ он не решался. Под ноги попалась ветка, он споткнулся и едва не упал.
А туман словно издевался. Он легко догнал Элломэ, шипя покружился вокруг него, обдавая смертельным холодом, а потом вдруг соткался в гибкую змею и отступил на несколько шагов.
Снова стало тихо. Но на этот раз не журчал даже ручей, и Элломэ показалось, что все замерло, умерло, спряталось под листвой и камнями... Ему и самому захотелось зарыться в землю в ожидании чего-то, что будет пострашнее духа из тумана. Он тяжело дышал, и, всегда легкий и гибкий, сейчас казался себе до отвращения шумным и тяжелым.
В давящей на Элломэ тишине раздался цокот копыт. Он вжался в ствол дерева, затаив дыхание, но в то же время понимал, что это бесполезно и он виден, как на ладони. Цокот отдавался во всем теле, а сердце стучало в груди огромным молотом.
Вдруг, туман, про который Элломэ уже успел позабыть, с ядовитым шипением метнулся к нему. "Моооееее" - зашептал он, протягивая к эльфу ядовитые щупальца.
И тут Элломэ не выдержал и побежал.
Он уже не видел, как дух, бросившийся на него, был остановлен выехавшим из-за деревьев огромным всадником. Не видел короткого поединка, не видел белой вспышки, не слышал визга тумана. Не видел ничего, он мчался по лесу, не разбирая дороги, а в ушах гремели только цокот копыт и шипение "моооееее".
Так он и бежал, пока силы не оставили его и он не рухнул без чувств на дне какой-то лощинки.
Очнулся он от мерного покачивания. Чья-то очень сильная и неестественно горячая рука придерживала его за плечи, а лес со спины огромного коня выглядел каким-то маленьким и далеким. Элломэ сначала сжался от страха, а потом тряхнул головой - терять-то все равно было уже нечего - и, открыв глаза, всмотрелся в того, кто его куда-то вез. Всадник был похож на квенди, только от лица исходило странное сияние и Элломэ с удивлением понял, что оно не пугает, а скорее успокаивает. Наверное, потому он и набрался храбрости спросить:
- Куда ты везешь меня?
Оромэ чуть улыбнулся и ответил мыслью: "К твоим сородичам".

***Открыть все тэги MORE в этой выкладке***

@темы: Воинство Валар, Этап: Хоррор, БПВ-1

---

"Воинство Валар" - хоррор, 4

[*Валакирка*]

Нижеизложенные истории наша экспедиция записывала дрожащими пальцами под аккомпанемент стучащих зубов, тщетно пытаясь пригладить вставшие дыбом волосы.

*******************************************************************************

1
Название: Как все закончилось
Размер: 691 слово
Жанры и категории: хоррор
Рейтинг: PG (12+)
Персонажи: жители Востока, Валар
Примечания: Хоррор про Валар возможен только в том случае, если создают его сами Валар!

Первыми заметили неладное эльфы. Стало то ли тяжелее дышать, то ли ходить труднее. Когда это началось, точно никто не знал, но старики судачили, что виноват во всем давешний непонятный толчок, когда у многих во дворах порасплескало бочки с водой и порассыпались поленницы. А эльфы с того дня петь почти перестали, подолгу совещались у себя и вид имели задумчиво-отрешенный.
А вскоре выяснилось, что и местность поменялась. Раньше, бывало, залезешь на дерево – и до самого моря видно, что происходит, а теперь земля обрывается за соседней деревней и какая-то полоса странная появилась, и, чем дальше уходишь, тем дальше она отползает, как будто бежит от тебя. И река теперь иначе текла, и небо выглядело не так как-то. Может, моряки и знали, что стряслось, только в наши края моряки редко захаживают.
Потом и с людьми что-то стало твориться. Первые забияки поутихли, а спокойные и вовсе домоседами заделались. А в деревне по ту сторону реки, где жители были боевые и стены крепкие, говорят, в одну ночь всех пауки унесли. Сны блеклые сначала снились, потом совсем пропали, а потом уже и спать не хотелось – лежишь себе ночью и глядишь в потолок, а то и встанешь и пойдешь по дому управляться. И зря ведь: работа не спорится, топор из рук валится, у кузнеца печь треснула, у гончара все горшки растеклись глиняной лужей, у женщин пряжа перепуталась и клочьями висит.
Дичь из леса пропала куда-то: сколько ни ходили охотники, ничего не добыли. Сначала звери в руки не давались и оружие не било в цель; потом все будто ушли куда-то. А что им здесь делать? Всем худо: зверь тоже беду чует.
Женщины еще толковали, что люди болеют чаще, но то, наверное, от печали и плохой еды. Но мудрые старухи видели, что не в этом дело, а в том, что лежат больные дольше и вылечиться никак не могут. Если слег человек – считай, можно с ним попрощаться. Старший сын нашего старосты долго так хворал, и не помогали ему ни травки, ни бабкины заговоры, и даже эльфийская знахарка только руками развела. Так он и умер, и говорила жена, что видела его потом белого и туманно-невнятного, как морок или видение, ночами возле овина, но ей тогда не поверили – и напрасно.
Как время подошло, посевы не взошли. Ждали их позже – всякое бывает – но ничего не проклюнулось. Не расцвели новые цветы, а вслед за цветами увяли и подурнели девичьи лица, но было всем уже не до того. Кусты и деревья сохнуть начали, и если были у кого-то в погребах старые запасы, то и они подходили уже к концу. На скот как мор напал. В каждой семье тогда кто-то умер, а на небе многим чудились знамения. Но то наши ушедшие было родичи, бледные и бестелесные, летали над деревней и не могли найти дороги отсюда, и не было им покоя. По лесу бродили такие же полупрозрачные эльфы, а живые еще их собратья, которые теперь переселились ближе к нашим домам, чтобы всем держаться вместе, – живые эльфы говорили, что мертвые вечно будут скитаться среди нас, потому что не слышат зова. Но, что бы ни случилось, люди уже не удивлялись: отвыкли они и удивляться, и ожидать, и горевать, и сил оплакивать родных и себя уже не было.
За этими тяжелыми и страшными чудесами люди не сразу заметили, что время будто остановилось. Каждый новый день был похож на предыдущий, и ничего больше не менялось. Один из соседей каждое утро отправлялся в лес разузнать, не слышно ли чего, и никто не видел каждый вечер, чтобы он возвращался, но каждое утро он снова с теми же словами шел в лес и пропадал там до вечера, а утром опять оказывался дома…
Потом пересохла река, ведь дождей давно уже не было.
Потом звезды стали гаснуть одна за другой. Эльфы говорили, что близится вторая музыка.
А потом воздух будто свернулся в шар, стало нечем дышать, и все закончилось.
***
– Ну и ну, – произнес Эру, глядя на понурившихся перед ним Валар. – Что же мне с вами теперь делать?
– Отче… – едва слышно пробормотал Манвэ. – …но ты же сам… отделил… нас… от Арды…
– Кто же вам сказал, что нужно все бросить? Итак… Проект снова провалился Надо же – уже третий вариант, и каждый раз накладки случаются на новом месте. Но сейчас вы продержались дольше. Идите спать. Через несколько циклов начинаем все заново.


2
Название: Ноги
Размер: 3 065 слов
Жанры и категории: хоррор, юмор, черная комедия, страшилка
Рейтинг: R (16+)
Персонажи: Моргот, жертвы его хулиганств
Примечания: Автор надеется, что хоррор здесь прочитывается!

-1-

Входит Иван. У Ивана нет рук.
Иван:
Так точно!
Муж:
Где твои руки, Иван?!
Иван:
В годы войны утратил их в пылу сражения!
Д.Хармс

Сегодняшний день определенно не задался. Конечно, он раздавил этого отвратительного эльфа, зато теперь в коридоре орала и мешала сосредоточиться Тхурингветиль, и почему-то клонило в сон. Мелькор попытался сбросить надоевшее тело. Никакого эффекта. Он и раньше замечал, что с ним творится неладное – каждая новая оболочка перенимала все черты старой, до последней черточки, и все проблемы, ошибки и неисправности несовершенного тела продолжали портить ему существование, но у Мелькора не хватало времени об этом задуматься. А вот теперь – пожалуйста – новая напасть: от тела не избавиться вообще. Тхурингветиль продолжала орать, уже под самой дверью, и Мелькор решил выяснить, что ей нужно.
– У нас перед воротами, – начала она докладывать, то и дело срываясь на крик, – перед воротами столько крови, что впору утопиться! И коридор весь в крови! И никто не признается! Ой! Шеф! Что это у вас с ногой?
– Понятия не имею, – буркнул Мелькор. – Причем тут я?
Тхурнгветиль посмотрела на пол. Кровавая дорожка тянулась от двери к креслу.
– Шеф! – опять затянула она. – Это что же, у вас в пятках столько крови было? Откуда же она иначе взялась? И откуда в вас столько? Как в трех бочках? Даже больше – а? Ну шеф! Может, вам что-нибудь сделать?
– Да не надо ничего, – рассердился он. – Подумаешь, пятки. Я свою смерть в пятки не заключал, как некоторые. Я же не идиот. Вон пошла. Дура.

***
Шли годы. Способность менять тело не возвращалась. В один из дней Мелькор снова услышал неподалеку вопли Тхурингветиль.
– Шееееф! – ворвалась она в кабинет и принялась беспорядочно летать вокруг, натыкаясь на мебель. – Шеф-шеф-шеф-шеф-шеф! Ой!
– Да что у тебя?! – рявкнул он.
– Вот, – протянула она ему завернутый в тряпицу цилиндрик. – Не вы потеряли?
– Ничего я не терял, – рассердился он, принял сверток и обомлел: в тряпице оказался неприятный, грязный, посиневший, скрюченный палец. Судя по всему, он был не отрублен, а оторван, причем второпях. У основания лохматилась кожа, проглядывали лоскуты плоти и ниточки нервов, желтела кость. Мелькор перевел взгляд на свою руку. Одного пальца не было.
– Похоже, все-таки я, – неуверенно сказал он и наудачу попытался отрастить новый, – как всегда, ничего не вышло.
– Можно пришить! – посоветовала Тхурингветиль. – Если он недавно оторвался, то ничего страшного. И как вас угораздило?
Мелькор ответить на этот вопрос не мог. Его никто не хватал за руки, он ни за что не цеплялся; предположить, что ночью пробрались враги… и позарились на его палец? Ерунда какая-то.
Тем временем Тхурингветиль принесла нитки с иголкой и, примерившись, всадила острие ему в руку. От неожиданности Мелькор дернулся, но она крепче прижала палец и в несколько стежков пришила его к руке.
– Все, – сказала она. – Больше так не делайте, шеф, ладно?
Мелькор пообещал себе впредь лучше следить за собственными частями тела. Видимо, постоянные попытки избавиться от внешней оболочки что-то в ней нарушили. Оставалось надеяться, что несколько сотен лет-то она выдержит, а дальше будем думать.

***
– Ну что я вам скажу? – резюмировала Эстэ, глядя на принесенный орлами биологический материал. – Недолго этому телу осталось. Нарушения на внутриклеточном уровне. Еще сто–сто пятьдесят лет, и он развалится на куски, если не развоплотится самопроизвольно.

***
Зеркал в Ангбанде не водилось, но Мелькор и так знал, что выглядит он ужасно. После пропажи Тхурингветиль (и Сильмарилла) он старался ничего лишний раз не трогать и не делать резких движений. Как-то раз он обнаружил, что корона с одного края стала ему велика и сползает на глаза – помучившись немного над разгадкой, он выяснил, что не хватает одного уха. Куда оно пропало, он не знал; Саурон искать чужие уши отказался, и, даже если его теперь нашли, пришивать уже было бы поздно. Пришлось срочно ужимать корону (зато меньше заметна стала дыра на месте Сильмарилла) и поворачиваться к докладчикам боком, чтобы лучше расслышать.
Другой раз ему показалось, что он разучился говорить. Звуки выходили нечеткими, а красивые фразы перерождались в шипение и свист. Мелькор подумал вдруг, что разлад добрался до мозга – он вспомнил, что такое бывает, если, например, ранить пленника в голову. На следующий день, по его представлениям, должны были отказать руки и ноги. Когда этого не случилось, Мелькор решился взглянуть на свое отражение в ведре воды. В ответ ему улыбнулся оттуда беззубый рот с окровавленными дёснами.
И когда затряслись стены Ангбанда, к ожидаемым страху и гневу примешалось едва заметное чувство облегчения.

***
Эонвэ вышиб последнюю дверь плечом, разметал баррикаду из наваленных кое-как камней и обнаружил в дальнем углу комнаты Моргота. Резкий удар сшиб негодяя с ног, и Эонвэ, недолго думая, быстро скрутил его цепью.
– Вставай, пошли, – сказал он, придерживая пленника за верхнюю петлю оков.
– Не пойду! – нагло ответил тот и, действительно, вместо того чтобы подняться, повис на цепи.
Эонвэ рывком поднял его. Моргот ухмыльнулся и посмотрел сначала на Эонвэ, а потом вниз. Эонвэ проследил за его взглядом: на полу стояли ноги. Это были, без сомнения, ноги – вернее, ступни – Моргота, и стояли они от Моргота отдельно. «О ужас! – подумал Эонвэ (он не любил бесполезной жестокости). – Когда это я успел? Что обо мне подумают? Чем я лучше его?» Он попытался приставить остатки ног пленника к оторванным ступням, но тот не давался и противно хихикал. Эонвэ только перемазал руки в крови. Тогда он в отчаянии дернул Моргота за волосы. Раздался хруст, и голова легко подалась вверх. Хихиканье прекратилось, но шевелиться Могрот не перестал: пучки бело-желтых волокон тянулись от шеи к туловищу и не давали голове оторваться от тела окончательно. Эонвэ судорожно втянул в себя воздух, поставил голову на место, аккуратно прислонил Моргота к стенке и оглядел комнату, надеясь обнаружить какую-нибудь веревку или проволоку и стараясь не думать о том, какими словами встретит его Владыка. Возле поваленного кресла нашлась корона с блестящими камнями. Эонвэ выдрал камни – мелькнула мысль, что это могут оказаться Сильмариллы, но ему было не до того – спрятал их на всякий случай в карман, разогнул обод, прижал импровизированной гривной поврежденную шею и крепко закрутил сзади оставшиеся концы. Голова, кажется, держалась; что делать с ногами, он не представлял и, за неимением лучшего, решил оставить их на полу. Еще раз тяжело вздохнув, он взвалил сверток на плечо и вышел.

***
– Эонвэ! – как в худших его фантазиях, воскликнул Владыка. – Это что? Это зачем? Мы же не звери, в конце концов!
– Не суетись, – возник рядом Намо. – Он не виноват. Ты же помнишь, что говорила Эстэ? К тому же, сейчас мы лишим его тела и отправим за Врата ночи.

-2-

Скрипи нога, скрипи липовая, скрипи березовая,
по селам спят, по деревьям спят,
одна старуха не спит, на моей коже сидит,
мое мяско жрет, мою шерстку прядет.
Съем, съем эту старуху!
«Медведь – липовая нога»

Стук. Стук. Стук. Шлеп. Шлеп. Шлеп.
Амариэ закричала, и Финрод проснулся.
Это началось с того дня, когда Амариэ вернулась от Ниэнны расстроенная и подавленная и на все расспросы только качала головой. Ночью она спала беспокойно, стонала и бормотала что-то. Потом под окнами начали ходить. Финрод вставал, выглядывал в окно – никого; открывал дверь – никого. Кто-то каждую ночь шуршал по траве, шлепал и скрипел во дворе, а наутро никаких следов не оставалось. Амариэ просыпалась, молчала и не рассказывала снов, а на следующую ночь все повторялось.
Шлеп. Шлеп. Шлеп. Скрип. Скрип. Скрип.
Дверь открылась, и на пороге появилась темная фигура. Она потянулась к Амариэ – Финрод вздрогнул, но шевельнуться не смог – и прошептала:
– Ноги !.. Где ноги?.. Отдавай мои ноги!
Финрод сбросил оцепенение, бросился к двери – закрыто, зажег свечу – никого. Амариэ, дрожа, села на постели.
– Он был? – спросила она.
– Не знаю, – ответил Финрод. – Кажется, это сон или морок.
Утром Амариэ решилась.

***
Она привыкла ходить к Ниэнне. Сначала за советом, поддержкой, утешением, а потом, когда Финрод вернулся, по привычке и для удовольствия. Ей нравился тихий дом, неспешные разговоры, травяной чай и глубокая чернота за окном. Здесь, думала она, не хуже, чем Лориэне, можно отдохнуть душой.
Мимо окна что-то пронеслось.
– Ой! – вскрикнула Амариэ и выронила чашку.
– Что с тобой, дитя? – спокойно спросила Ниэнна.
– Там кто-то был! – испуганно указала взглядом на окно Амариэ.
– Не бойся, дитя, это, наверное, Мелькор. Он уже ничего тебе не сделает. Прямо, конечно.
Амариэ вспомнила, что так оно и есть.
– А почему у него нет головы?
– Откуда же ей взяться? У него ничего нет. Вообще нет тела.
Амариэ упрямо подумала, что тело-то было, а головы не было, но спорить с Валиэ не стала.
А ночью кто-то пришел под окна, ходил, топтался, шумел и пугал ее. Финрод сначала ничего не слышал, потом и он стал замечать неладное, и, наконец, сегодня таинственный гость явился к ним домой. Амариэ сразу подозревала, что это Моргот, теперь в этом убедился Финрод, но настораживало то, что у ночного посетителя голова была, зато, похоже, не было ног.

***
Скрип. Скрип. Скрип.
Эарендил недоумевал. Он постоянно работает, минуты свободной нет, приходит домой только чтобы поспать, жену воспринимает на ощупь. И обязательно нужно являться ему во сне.
Он стоял возле кровати. Стоял и молчал. Стоял, и на пол капала кровь. Стоял и держал голову под мышкой.
– Иди отсюда, урод, – рассердился Эарендил. – Только тебя мне не хватало.
– Что, не нравится? – спросили губы. – А если я завтра нападу на корабль?
– Попробуй, – обрадовался Эарендил. Мерзавец не исчез, а продолжал глядеть на него. Спать было невозможно.
Собирая его в дорогу, жена посетовала на то, что он не выспался, велела быть осторожнее, предложила сказать кому-нибудь из майяр и попросить на всякий случай конвой, а, когда он отказался, обещала не волноваться, хотя видно было, что волнуется она ужасно. Наверняка этот негодяй тоже пугал ее сегодня во сне.
Топ. Топ. Топ.
Он стоял у мачты и ухмылялся. Голова смотрела на Сильмарилл.
– Голову бы надел, – посоветовал Эарендил, не отрываясь от руля.
– Не хочу, – сказал Моргот и сделал два шага к корме. «Если он попытается схватиться за штурвал, – оценил свои и его шансы Эарендил, – ему придется выпустить голову, потому что двумя руками штурвал не удержать, а одну я легко сброшу. Без головы он наверняка не справится». Моргот насадил голову на острие реи, уверенно подошел к Эарендилу и дернул на себя штурвал – корабль повело, но с курса он не сошел. Эарендил умудрился откинуть Моргота в сторону, и тот, получив пинок в живот, свалился за борт и исчез.
Дома Эарендила встретила расстроенная супруга, которой привиделось, как проклятый Враг сбрасывает его с корабля, захватывает судно и уводит в Пустоту. Эарендил успокоил ее, что все было совсем наоборот, но решил посоветоваться в Лориэне с разбирающимся в снах и видениях Ирмо – а заодно и отдохнуть.

***
Скрип-скрип. Скрип-скрип. Плюх. Плюх. Плюх.
Амариэ вцепилась в Финрода. Сегодня они не ложились и, сидя у стола, старались не уснуть. Но морок, видимо, умел приходить и так.
Дверь приоткрылась. Через порог переступила давешняя фигура.
– Амариэ! – раздался шелест. – Амариэ, отдавай мои ноги!
– Да я их не брала! – разрыдалась Амариэ. – Моргот, правда! Я не знаю, где они!
Финрод хотел привлечь ее к себе, хотел броситься на Моргота, хотел взмахнуть руками, но его опять сковало. Моргот остановился возле стола и указал вниз.
– Видишь ноги, Амариэ? Нет? Правильно, их там нет! А где же они?!
Амариэ закричала, дернулась, перевернулся стол, и все исчезло. Финрод поднялся с пола, снова зажег свечу и обнял ее.
– Завтра же, – сказала она сквозь слезы, – пойдем к Владыкам, – и опять заревела.

***
Месть. Месть. Месть. Шурх. Шурх. Шурх. Месть.
Олорин, как все айнур, мог обойтись без сна. Но в Лориэне такие вопросы даже не обсуждались: пришел – лег – уснул.
Месть.
Трава шуршала. Олорин открыл глаза. Под деревом, опершись на ствол, стоял в вольготной позе Мелькор. Повешенная за волосы на ветку голова болталась рядом.
– Эонвэ! – сказал он. – Я тебе отомщу!
Олорин удивился такому обращению, но решил не выдавать товарища и не сказал ничего.
– Эонвэ! – продолжал Мелькор. – Это все ты виноват! – он поднял ногу, и Олорин увидел на месте ступни окровавленную культю.
– Эта кровь вопиет к тебе! – не останавливался Мелькор и, сняв голову с ветки, сунул ее Олорину в лицо.
«Интересно, почему я?» – подумал Олорин и не нашел ответа.
– Как только я увидел тебя в окно, – разрешил его сомнения будущий мститель, – я понял, что ты мне поможешь. Передавай Эонвэ привет, Олорин, и не думай, что отвертишься!
Неподалеку раздались голоса, и Олорин проснулся.

***
– Он является в сны и всех пугает! – причитала Ниэнна. – Ирмо, сделай что-нибудь!
Амариэ за ее спиной понурилась и села на траву; Финрод присел рядом.
– Вы не о Мелькоре, часом? – осторожно спросил Олорин, выходя из-за кустов.
– О нем! – ответил вместо Валар Эарендил. – Повадился ходить; корабль мне чуть не испортил.
– Насколько я понимаю, – задумчиво сказал Олорин, – он приходит только к тем, кого видел из Бездны. Например, он мог заметить Амариэ в окне у Леди Ниэнны, а Эарендила – понятно где. Если мы закроем окно, например…
– …это не поможет! – закончил фразу Ирмо. – Он уже знает дорогу. На самом деле, я могу попытаться перекрыть канал. Навсегда не гарантирую, но на время от страшных снов это избавит.

***
Действительно, следующей ночью Мелькор никому не явился. Он обнаружил, что в чужие сны ему больше не попасть, сделал вывод, что снова обрести тело таким способом невозможно, и решил искать другие пути.

-3-

Говорят, что в Эрмитаже, в египетском зале,
каждое полнолуние у статуи богини Сехмет
появляется на коленях лужица крови.
Городская легенда

«Уникальная находка.
Важное историческое открытие сделала недавно группа археологов в Гаванях. В ходе раскопок на месте древнего эльфийского поселения был обнаружен фрагмент скульптуры, относящейся к Первой эпохе. Предполагается, что скульптура была создана в Северном Белерианде и попала в Гавани под влиянием тектонических процессов в земной коре, при передвижении океанских плит. Скульптура представляла собой фигуру мужчины и, вероятно, выполняла ритуальную функцию. К сожалению, от большой статуи сохранились только ступни. Находка передана в Гаванский Историко-археологический музей».

***
В зале Первой Эпохи шла экскурсия.
– А здесь вы можете видеть фрагмент скульптуры. Ученые считают, что древний скульптор жил на севере Белерианда. Это очень ценная находка: как вы уже знаете, Белерианд затонул в конце первой эпохи, и археологических свидетельств осталось крайне мало. Но мы знаем, что тогда творили очень искусные мастера. Посмотрите, как анатомически точно выполнены эти ступни! Кстати, разрез на ступне позволяет предположить, что скульптура изображала Мелькора-Моргота и использовалась как ритуальное изображение. О противоборстве культов Мелькора-Моргота и Валар говорят и другие экспонаты. Давайте подойдем к следующей витрине.
– А-а-а-а-а-а-а-а-а! Мама-а-а-а-а-а-а! Ма-а-а-ама-а-а-а! Давай уйде-е-е-ем!
– Дама, успокойте ребенка!
– Тихо, тихо, не шуми! Что случилось?
– Мама-а-а-а-а-а, ма-а-а-амочка-а-а-а-а, он черный, а-а-а-а-а, там, стоит, а-а-а-а-а!
Молодая туристка, отчаянно покраснев, вытащила рыдающего сына из зала.
– Мама, он правда там стоял! Где ноги! Черный, страшный и кача-а-а-ался!
– Кто? Да кто же?
– Не зна-а-а-а-аю!

***
Зал Первой Эпохи пользовался нехорошей славой. Служительницы старались не оставаться там одни, охранники ночью обходили его стороной, а студентов-практикантов, наоборот, тянуло туда как магнитом. За те пятьдесят лет, что ноги провели в музее, успели наговорить и напридумывать много небылиц. Старушки жаловались, что возле ног тяжело дышать и стынет сердце, что в глазах темнеет и грустно на душе становится. Студенты передавали друг другу истории о том, как каждую тридцатую ночь ноги выходят из витрины и делают круг по залу, а раз в год – обходят весь музей. Увидеть такое никому не удавалось, но среди практикантов курсировал график и расписание выходов ног. Другие рассказывали, что то ли раз в год в определенный день, то ли раз в месяц, то ли каждые три года из трещины на ступне льется кровь, и тот, кто убирает ее на следующий день, увольняется и вскоре умирает или лишается рассудка. Одна женщина, говорили, упала как-то раз в обморок.
Самые религиозные жители Гаваней считали, что в каменных ногах заключены темные помыслы Моргота и лишний раз старались в музее не бывать.
Но дети до сих пор в зале не плакали.
И темных фигур не появлялось.

***
На город опускался тихий вечер. Директор музея, заработавшись, не заметил, как закончились экскурсии и разошлись по домам смотрительницы залов; как прогрохотала ключами кассирша и как собрала сувениры и открытки продавщица в музейной лавке. Секретарша заглянула к нему попрощаться; собрались, выключили свет и, переговариваясь, ушли научные сотрудники. Наконец, он и сам погасил лампу, надел пальто – начинались осенние холода – закрыл дверь и, пожав руку охраннику, вышел. В ярком свете полной луны город был прекрасен. Музей спал. Все было тихо. Директор решил разнообразить жизнь и вернуться домой по набережной. Он обошел музей сзади, заглядывая на всякий случай в окна, посочувствовал охранникам и вдруг увидел в одном из залов неясный силуэт, почти тень. Мужская фигура, ростом под потолок, стояла на месте и медленно колыхалась. Директор бросился назад, на бегу крикнул охранникам, что в одном из залов гости, распахнул двери, огляделся: никого. Витрина с драгоценным экспонатом не тронута. Два охранника подошли следом, но никаких следов взлома тоже не обнаружили.
– Повиделось, – предположил один из них. – Нехороший это зал, все говорят. Здесь часто всякое… происходит.
– Наверное… – пробормотал директор и решил остаться в музее на ночь.
Но ни этой ночью, ни следующей, ни через день ничего не произошло. Свет горел до утра – ничего. Свет выключали во всем музее – ничего. Директор с охранником сидели в самом зале – ничего, дежурили за дверью – ничего, прятались под окном – никакого эффекта. Директору пришлось признать, что ему показалось.
Но с тех пор все больше посетителей жаловалось на головную боль, экскурсоводы болели, а возле зала разливалась тягостно-мрачная атмосфера. Зал из основной экскурсионной программы, однако, не исключили, а молодые гиды развлекали публику страшными городскими легендами.

***
– Смотрите!
Экскурсовод строго взглянула на мужчину. Такие шутники встречались на каждой второй экскурсии. То им ноги переместились, то что-то над ними витает, то «злой дух Мелькора проник в меня и говорит моим голосом: трепещите, смертные!» Начальство дало понять, что распространяться о музейных легендах нежелательно, но слухи, естественно, пресечь было невозможно.
– Да посмотрите же! – закричала женщина. – Там человек!
Публика уставилась туда, где стояли пресловутые ноги, но не на них, а выше. Экскурсовод обернулась.
– Здравствуйте, смертные! – издевательски поприветствовала группу пресловутая темная фигура, выше человеческого роста, почти под потолок. – Не ждали?
Каменные ноги казались продолжением призрачного тела: привидение то ли выросло из ног, то ли встало так, что его собственные ноги скрылись в каменных.
– А меня зовут Мелькор. Очень приятно, – сообщил призрак озадаченной публике. – И я не представляете как рад, что я снова с вами!
Люди заорали и ринулись к выходу; на шум сбежались охранники. Когда в зале появился директор, ноги как ни в чем не бывало стояли на своей подставке и будто усмехались.

***
«Уважаемые посетители! Зал Первой Эпохи по техническим причинам закрыт. Приносим свои извинения. Администрация».
Директор вышел на набережную и, устроившись в дальнем конце оживленного обычно променада, глядел на воду. С ногами нужно было что-то делать: за одним случаем может последовать другой; сейчас зал опечатали, но кто знает, не прорвется ли следующий раз Моргот дальше? Директор представил, как Враг тенью проносится по музею, обрастая на лету телом, как он врывается в город, как стирает в прах улицы, поднимает шторм, уничтожает, наконец, страну, а следом – и всю планету. Нет, определенно надо что-то предпринять. Вконец расстроившись, он снова посмотрел на море. Волны выстроились в линию, вздыбились, опали, расступились, и на берег вышел человек. Быстро оглядевшись, он направился к директору. Тот был человек привычный, видел в жизни всякое, в мифологии, литературе и древней истории разбирался и поэтому не очень удивился.
– Донимает? – спросил человек-из-воды.
– Донимает! – вздохнул директор. – А вы откуда знаете?
– Сами-то как думаете? – поинтересовался человек-из-воды и продолжал: – Давайте сюда ваш… экспонат. Нечего чужие ноги в музее держать.
– Владыка! – обрадовался директор – вы нас спасли!

***
«Экспонат находится на реставрации».
– Жалко, конечно, уже три года – и на реставрации, – сказала одна посетительница своей подруге, которая приехала в Гавани на лето из столицы. – Наверняка что-то серьезное.
– Наверняка стащили, – предположила столичная жительница. – Или продали.
– Ерунда какая! Ты знаешь, чего про эти ноги только не говорили… Сейчас расскажу!



3
Название: Дитя валар
Размер: 4 602 слова
Жанры и категории: хоррор, АУ, гет, джен
Рейтинг: R (16+)
Персонажи/Пейринги: Манвэ/Варда, Мелькор(Моргот), НМП, другие валар.
Примечания: Валинор. Слишком много лет спустя. Арда стареет, но не приближается к исцелению, и даже валар с каждым днем труднее становится противостоять усталости и уповать на лучшее. Тогда Манвэ и Варда находят решение, которое, как они надеются, может привести к благим переменам. Но будут ли эти перемены действительно благими?

Все валар знали, что, если от Чертогов Мандоса свернуть к побережью Экайя, а потом по самой кромке воды идти направо, то примерно на полдороги к дому Ниенны можно услышать песнь, дивно прекрасную и печальную, которая все еще льется там так же свободно и звучит так же ясно, как в тот час, когда Лютиен пела ее перед лицом Намо.
Никаким другим путем этого места было не отыскать, но единственная проторенная тропинка приводила к нему всегда, и каждый из валар время от времени приходил туда, чтобы послушать и найти среди печали свет и надежду. Это тоже удавалось всегда, сколько бы ни миновало лет и эпох и что бы ни творилось в мире.
Варда в нынешнюю Эпоху приходила на берег часто, наверное, чаще всех, – здесь она еще могла верить, что Арду и тех, кто обитает в ней, впереди ждет радость и исцеление скорбей. В иных местах и особенно на вершине Таникветиль, откуда открывался самый широкий обзор, виделось иное: эльдар утомились жизнью даже в Блаженном краю, нередко добровольно уходили в Чертоги Ожидания и не желали возвращаться, а у живущих все печальнее становились и лица и песни, и все меньше детей появлялось на свет. Пришедшие следом в Согнутом Мире держались не лучше: дети у них еще рождались, и их было даже немало, но многие успевали устать от жизни даже прежде, чем вступали в пору юности, делались холодны и ко всему равнодушны; пребывание в Арде тяготило их, хотя было страшно кратко в сравнении с людьми былых времен.
Усталость охватила весь мир и всех в мире, и только зло, похоже, не ведало ее. Раз за разом едва начинало казаться, что какое-то давно известное лихо наконец побеждено и исчезло, выяснялось, что вместо него явилось новое, не менее опасное. А иногда старая напасть просто меняла личину и начинала действовать вновь.
Валар не знали, что делать с этим. Хуже того, Варда чувствовала, что все они понемногу разуверяются в том, что с этим вообще можно что-то сделать. Сама она временами ощущала себя ужасно слабой и беспомощной, и ей хотелось воспарить над Ардой и умчаться далеко, к самым отдаленным из звезд.
В такие моменты свет Новых светил, которые давно уже были старыми, подергивался пепельной дымкой, и ветрам Манвэ приходилось дуть сильнее обычного, чтобы разогнать ее. А Варда отправлялась на берег Экайя, слушать песнь Лютиэн. Валиэ была уверена, что в этой песни заключена какая-то великая разгадка для всего или хотя бы для многого. Но сколько бы она ни слушала, приблизиться к ответу никак не удавалось.
Обычно дело заканчивалось тем, что ей нестерпимо хотелось увидеть Манвэ, и она, отложив размышления, мчалась к вершине Таникветиль (благо, обратно идти пешком было вовсе не обязательно). Так случилось и в этот раз.
Кратчайшим путем пролетела Варда над землями Валинора, и скоро была уже рядом с мужем. Эти встречи всегда оказывались для нее и радостными и горькими одновременно. Видеть его, быть подле него, любить его – эта радость от времени не тускнела, но больно было так ясно сознавать, что годы и беды не пощадили и Манвэ – лучшего из валар, лучшего из всех, кого когда-либо знала Арда. Нет, он не изменился в сердце своем, не сделался жесток или безучастен, но его глаза, прежде такие яркие и ясные, выцвели и потускнели от множества горестей, которые довелось ему увидеть и пережить,
Теперь он взирал на мир взглядом смертного, прожившего слишком много лет по меркам своего народа, и почти не говорил ни с кем, кроме Варды. Даже валар редко слышали его голос, а среди эльдар появилась новая легенда, согласно которой владыка Манвэ погрузился в молчание до конца Арды.
Впрочем, в тот миг, когда Манвэ увидел вернувшуюся Варду и встретился с ней глазами, он стал очень похож на того юного валу, что когда-то спустился в Эа полным сил и надежд: взгляд зажегся радостью, на губах заиграла улыбка и лицо просияло.
– Снова песнь Лютиэн? – спросил он чуть позже, когда Варда села рядом с ним и вложила свою руку в его.
– Да, – ответила Варда с тихим вздохом. – И снова все то же. Я чувствую, что в ней есть что-то важное, еще не открытое нами, но понять не могу.
– Зато теперь ты знаешь, как эрухини слушают музыку Ульмо, – задумчиво сказал он.
– Да, – опять согласилась Варда, печально улыбаясь. – Но иногда они все же могут извлечь из нее совет. Может, и мне удастся.
– Советы Ульмо обычно просты и верны, – все так же задумчиво продолжал Манвэ. – Хотя их бывает сложно исполнить... Может быть, и на этот раз мы упускаем из виду что-то очень понятное, даже давно известное нам.
– Но мы говорим вовсе не об Ульмо, – на всякий случай напомнила Варда.
– Да, мы говорим о Лютиен, – тут же отозвался Манвэ, кажется, нисколько не сбившись с мысли. – Может быть, дело как раз в ней. Кем была Лютиен?
Лютиен была эльфийкой, выбравшей путь смертных... Лютиен была...
Пока Варда выбирала из множества возможных ответов на этот вопрос, которые сами собой закрутились в ее памяти, Манвэ сам на него ответил:
– Лютиен была дочерью мужчины из эльдар и женщины из майяр, единственной, кто был рожден, и в то же время был айну в глубинной сути своей. Лютиен была чудом.
Манвэ замолчал. Молчала и Варда, она все еще не могла догадаться к чему Манвэ ведет этот разговор, но почувствовала, что стоит на пороге чего-то очень важного: того ли, что искала на берегу, или другого, но огромного и великолепного, как сама Великая Музыка.
А Манвэ заговорил опять:
– Без Лютиен в истории Арды было бы больше горечи, и, кто знает, – тут он невесело улыбнулся. – Возможно, ее стало бы столько, что уже никто не в силах был бы перенести ее. Но Лютиен пришла и изменила путь мира. Не это ли нужно и теперь, не новое ли чудо?
Новое чудо... Рожденное дитя айну... Та или тот, с кем в мир войдет непредвиденное благо... Но как вызвать чудо? Разве возможно велеть кому-то любить друг друга, как любили Эльвэ и Мелиан? Не только велеть, но хотя бы и просить? Нельзя принять такое решение за других. Нельзя. А за себя? Они любят друг друга... Они могли бы попробовать... или нет? Самой зачать, выносить и родить дитя, как эрухини... смотреть на ребенка и знать, что он не просто ребенок, а твой ребенок... что твоя любовь сделала возможным его приход в этот мир... Чудо.
Теперь все сказанное, наконец, сложилось для Варды в целую картину. Мир закружился и помчался неведомо куда, и единственной точкой опоры, которая еще оставалась, была рука Манвэ в ее руке. Варда крепче сжала пальцы, и Манвэ сразу ответил на пожатие. От этого мир, к счастью, начал вести себя поспокойнее. Так что Варда даже смогла посмотреть на мужа и спросить:
– Ты давно думал об этом?
– Нет, – он, как ни странно, тоже казался растеряным, хотя глаза его снова сияли. – Я не думал ни о чем подобном до того, как начался этот разговор, но это понимание вдруг открылось в сердце моем, и редко бывал я так удивлен и так уверен в своих словах одновременно.
– Редко? – переспросила Варда, сама не зная зачем.
– Обычно так получается, когда я взываю к Эру и он посылает мне свой ответ.
– А сейчас ты не взывал к нему? – уточнила Варда.
– Нет, – твердо ответил Манвэ.
– Но прежде он никогда не посылал ответов сам, без твоего вопроса...
– Нет, – в третий раз повторил Манвэ.
– Во всяком случае, раньше, чем делать что–то, нам следует испросить его благословения, – сказала Варда.
– Конечно, – согласился Манвэ.
Он сразу же занялся этим, а Варда, не в силах просто ждать, снова отправилась бродить по Валинору.

***

Невидимая летала она над землями Блаженного края. Сердце ее то и дело замирало, и Варда не знала, от страха ли или от радости, от предвкушения будущего или от боязни разочарования. Что скажет Эру? И если даже даст он согласие, как смогут они сделать это? Оставить контроль над своими стихиями, принять вид эрухини, и жить, как они, постоянно, целый солнечный год... Нет, не то, года мало. За год еще только родится ребенок, а что потом? Айну или нет, если он родится, как дитя воплощенных, он и расти будет, как дитя воплощенных, и так же будет нуждаться в родителях... родителях-воплощенных, а не Силах Мира... Что в это время будет с Ардой, как справятся с ней другие валар? Вопросы цеплялись один за другой, и, казалось, конца им не будет.
Но Варда скользила по ним мыслью, не задерживаясь надолго ни на одном. В глубине души она знала, что уже приняла решение, и если только не окажется это противно воле Эру, у них с Манвэ родится дитя. И снова будет чего ждать и на что надеяться, и будет кому отдавать силы, и кому радоваться.
Если же Эру откажет... сердце Варды сжалось от ужаса. Медленное угасание, которому все они старались и не могли сопротивляться, показалось вдруг стократ страшнее, чем раньше.
Варда понеслась в высь, желая там отринуть печальные мысли, и долго бродила среди облаков, нарочно запрещая себе приближаться к горе Таникветиль или тянуться разумом к Манвэ. Наконец, она решила, что прошло довольно времени и пора возвращаться.
– Что сказал Эру?– спросила она нетерпеливо, едва ступив на землю.
– Что в таком деле он ничего не может нам советовать, – ответил Манвэ.
– Это значит нет, – прошептала Варда, чувствуя, как горло словно сдавливает чья-то жестокая рука.
– Просто он не станет давать советов, – успокоил ее Манвэ. – Еще он сказал, что если мы и впрямь решились быть родителями, нам следует привыкнуть к тому, что судьба ребенка некоторое время будет зависеть только от нас. Не так как зависит судьба Арды от всех валар, а от нас двоих и больше ни от кого. И мы не вправе забывать об этом.
– Тогда Великий Совет собирать не будем,– воскликнула Варда, и счастливо рассмеялась, хотя в глазах у нее стояли слезы.

***

Конечно, Великий Совет они все равно собрали. Не могут король и королева Арды просто устраниться, никому ничего не сказав и не позаботившись, насколько это возможно, о будущем. Поэтому Манвэ коротко посвятил всех валар в их планы, а закончил, обращаясь к Ульмо:
– Тебя, друг мой, хочу я попросить быть Старшим над Ардой в наше отсутствие, потому что ты мудр и менее других утомлен Миром.
– Никогда не желал я этого, – откликнулся Ульмо. – Но ради тебя и Варды дам свое согласие, если только сородичи наши не будут против.
Против не оказался никто, и решение было принято. Вообще, Совет на этот раз проходил странно тихо: горячих споров у них не случалось давно, но теперь не было и обсуждений. Слишком уж ошеломляющими оказались вести. И Варда не удивлялась, читая на лицах и в душах изумление, растеряность, сомнения и даже страх, она надеялась только, что со временем все это уйдет.
А пока уходить пора было им с Манвэ. Они спустились со своих тронов, поклонились всему Кругу Судеб и вдвоем направились прочь.
Когда их фигуры скрылись из виду, Намо произнес очень тихо, так что услышала его только Вайрэ:
– Это ненадолго.
Вайрэ вопросительно посмотрела на мужа, но не сделала попытки поторопить его словами.
– Уже на следующем празднике урожая Манвэ снова будет среди нас, на месте короля Арды, – продолжал он ровно.
– А Варда? – спросила Вайрэ, чувствуя, как холод касается ее сердца.
– Нет, – ответил Намо.

***

Манвэ и Варда поселились в небольшом домике на склоне Таникветиль, и, хотя живших по соседству ваниар да, наверное, и всех эльфов Валинора, такое решение удивило, никто не беспокоил их любопытством. А они привыкали к новой жизни и к новым телам, пока не решаясь приступить к тому главному, ради чего все было задумано.
Разумеется, они знали, как зачинают детей воплощенные, но самим им такая форма единения друг с другом прежде была и не нужна и не доступна. С одной стороны, союз духа двух любящих валар и без того совершенно полон, так что телесное слияние не сделало бы их ближе, чем они есть. С другой, фана, творимые собственной волей и, точно платье, надеваемые на время, не были для них продолжением души, как тела для эрухини, и могли дать повторение лишь чисто внешней стороны этого действа, но не его сути.
Теперь все было иначе. С благословения Эру они могли произвести на свет дитя, и ради этого нужно было им соединиться равно душами и телами. Это казалось прекрасным и пугающим одновременно, поэтому Манвэ и Варда, не сговариваясь, медлили, ограничиваясь тем, что и раньше было им знакомо: прикосновения, объятия, ощущение дыхания на коже, стук сердца, слышный так близко от твоего собственного.
Когда Манвэ, наконец, решился поцеловать Варду, никто из них не был уверен, что она не убежит в испуге. Но дальше все оказалось гораздо легче и, как ни странно, привычнее. Больше всего это напоминало совместный танец без фана среди облаков и лучей звезд.
Они поднимались выше и выше, к той точке, где все Эа, а может быть и не только оно, станет для них как на ладони, и тогда их любовью и Пламенем Илуватара зажжется новая жизнь. Стремясь приблизить этот момент, они радостно открывались навстречу друг другу.
И вот желанный ослепительный миг настал. Но в ту же секунду оба они ощутили холод чужого, враждебного присутствия. Ужас пронзил Варду, когда она поняла, что больше не чувствует рядом с собой Манвэ, только черную, обжигающую ненависть, заслонившую все.
А потом это закончилось. Манвэ и Варда снова были в Валиноре, в своем доме, в объятиях друг друга. И оба знали, что новая жизнь уже теплится в ее чреве.
Долго лежали они молча, пока Манвэ не сказал:
– Это был Мелькор, не знаю, как ему удалось, но на мгновение я почувствовал в себе нас обоих: себя и его.
– Я чувствовала только его, – ответила Варда и заплакала. – В тот миг, когда должно было появиться наше дитя, я чувствовала только его. И теперь... что если там, – она дотронулась до своего живота. – Порождение Мелькора?
Она заплакала еще горше и ничего больше не говорила, и Манвэ молчал, продолжая прижимать ее к себе.
– Там дитя, – сказал он, наконец, – посланное нам Эру, приведенное в мир нашей любовью и нашей доброй волей. Наше дитя. Ты его мать, а я – отец. Мелькор же, пусть он и выбрал этот момент, чтобы ударить по мне, ни при чем здесь.
– Ты точно знаешь это? – спросила Варда, желая и боясь поверить.
– Я знаю это так же твердо, как ты, а ты, так же твердо, как я, – спокойно ответил Манвэ.
– Но я вовсе...– начала Варда.
– Твое дитя, Варда, – остановил ее Манвэ. – Твое и мое. И ничье больше. Разве можем мы с тобой усомниться в этом теперь, когда оно уже есть у нас?
Варда замолчала, словно прислушиваясь к себе. На прекрасном лице отражалась борьба любви со страхом и надежды с сомнениями. Наконец, она ласково погладила свой живот и сказала мужу:
– Ты прав, конечно, прав. И отныне я не буду знать подозрений, как не знаешь их ты.
Она прильнула щекой к груди Манвэ, и снова надолго воцарилось молчание.
На этот раз Варда сама нарушила его.
– Мы никому не станем рассказывать об этом, правда? – спросила она.
– Да, – сразу откликнулся Манвэ. – Эру дал нам ребенка, остальное вовсе не важно.
– Но ты скажешь Ульмо, что нужно лучше следить за Пустотой?
– Скажу, – ответил Манвэ. – Хотя за ней следят так хорошо, как только возможно.
– Думаешь, именно теперь, когда мы приняли вид воплощенных и отказались от части наших сил, Мелькор попытается вырваться из-за Стен Ночи? – встревожилась Варда.
– Нет, – сказал Манвэ. – Я чувствовал его дух, и дух этот еще слишком слаб, чтобы попробовать явиться в Арду. Тем более, после того, как я вытолкнул его из своего тела.
– И все-таки мне страшно, – призналась Варда.
– Знаю, – ответил Манвэ. – Поэтому я должен буду вернуться в Круг Судеб, чтобы ты могла не тревожиться ни о чем.
Это означало расставание. Долгое расставание.
– Нет! – Варда стиснула пальцами плечо Манвэ.
Манвэ ласково погладил ее руку.
– Обещаю, я все равно буду рядом с тобой и с нашим ребенком. И конечно, я не собираюсь возвращаться прежде, чем дитя родится.
Варда вздохнула. Решение Манвэ печалило ее, но в то же время, она не могла бы сказать, что оно не верно. По крайней мере, у них впереди будет еще год, когда расставаться не придется.

***
В тот миг, когда впервые почувствовал биение новой жизни внутри Варды, Манвэ понял, что должен принять решение раз и навсегда. Решение, с которым согласятся душа и сердце и которого никогда не станет оспаривать разум. Так он и поступил. Но все же следующие несколько месяцев стали для него тяжелым испытанием.
Чем дальше рос ребенок, чем крепче он становился, тем слабее и тоньше делалась Варда, словно готовилась совсем растаять к исходу года. Манвэ отдавал ей собственные силы, но ребенок впитывал их, как сухой песок капли воды, и ничего не менялось.
Однажды Манвэ поймал себя на том, что, думая о ребенке, назвал его не "ребенок" или "дитя", как делал обычно, а "существо". От этого он почувствовал себя ужасно грязным, запятнанным и недостойным. С ним и раньше такое бывало, и всегда, если становилось совсем нестерпимо, он мог открыться перед Вардой. Но только не теперь. Конечно, жена бы и сейчас его поддержала, но не поняла бы. Слишком сильно она уже любила их ребенка, а то, что происходило с ней самой, не беспокоило ее вовсе.
И Манвэ носил это в себе вместе с навязчивой мыслью, что все страдания, которые выпали и, может быть, еще выпадут на долю Варды, – последствия только его ошибок и поспешных решений.
Как-то вечером он в очередной раз думал об этом, когда Варда сказала:
– Знаешь, я так люблю нашего сына, так люблю...
Она всплеснула руками, пытаясь найти подходящее по силе слово, но не нашла и огорченно умолкла. Манвэ тут же подошел к ней, обнял за плечи.
– Ты думаешь, это будет мальчик? – спросил он.
– Я знаю, – ответила Варда. – Еще я знаю, что он любит меня. и тебя тоже. И очень хочет нас увидеть. Это произойдет уже совсем скоро.
– Да, осталось чуть больше двух солнечных месяцев, – рассеянно согласился Манвэ.
Но обещанное наступило гораздо быстрее. Той же ночью, в час, когда тьма над Валинором гуще всего, Варда не смогла сдержать крика боли, и Манвэ почувствовал, как что-то в нем от этого оборвалось и, казалось, умерло.
Он словно обезумел и все повторял: "Прости меня! Прости!", пока Варде не стало лучше и она не воскликнула:
– Да ты совсем с ума сошел! Позови Эстэ!
Он послушно позвал, тем более, что для этого ему все еще достаточно было одной мысли, и опять заговорил очень сбивчиво, словно задыхаясь:
– Все из-за меня! Этот ребенок... я хотел его... я даже сейчас еще хочу... но он убивает тебя... прости...
– Стой! – опять воскликнула Варда. – Он вовсе не собирается никого убивать. Наш сын просто хочет родиться на свет.
– А как же это все... все эти месяцы, а теперь и боли, и еще слишком рано, в конце концов! Дети эльдар рождаются иначе.
– Но он не эльда, – улыбнулась Варда. – Ведь и мы не эльдар. А женщины атани, например, носят дитя всего девять месяцев и всегда испытывают боль при родах.
Манвэ пораженно посмотрел на нее, он, конечно, и сам все это знал, просто забыл. Напрочь забыл. А теперь вспомнил. Он чуть было не рассмеялся, но тут Варду настиг новый приступ боли.
К счастью, именно в этот момент появилась Эстэ, и дальше Манвэ почти не участвовал в происходящем, пока каким-то непостижимым образом на руках у него не оказался завернутый в пеленку ребенок. Самый прекрасный из всех детей, родившихся от сотворения Арды. Необыкновенный. Не похожий ни на кого (хотя сияющая от счастья Варда утверждала, что он похож на Манвэ, а почти такая же сияющая Эстэ была совершенно с ней согласна). Диво. Чудо. Их сын.

***

Манвэ и Варда решили дать сыну квэнийское имя, ведь он был рожден, как воплощенный, и мог пожелать после всегда жить с ними, отказавшись от судьбы айнур. И подходящее имя нашлось быстро – Синвэ, что означало "новый".
Было ли в этом мальчике в самом деле что-то, дарованное Эру, чтобы принести обновление стареющей Арде? Никто из эльдар и майяр, знавших Синвэ, не сомневался – было. Едва он подрос, о нем стали говорить, что он чудесным образом сочетает в себе свежесть Весны Арды и блеск ее Полудня, которые от него распространяются повсюду.
Но для валар он был прежде всего дитя, прекрасное и чистое, похожее на них и в то же время растущее и меняющееся. И не только сердцами своих родителей – Манвэ и Варды – владел Синвэ, но сердцами всех валар, потому что все они любили его. И одним своим существованием освобождал он их от бремени бессчетных лет.
Сам Намо улыбался при встрече с ним, а Ульмо, который редко бывал в Валиноре, подарил ему маленький белый рожок, чтобы могли они перекликаться песнями вод. Каждый из валар, любя, старался открыть ему то, что знал сам, а Синвэ, отвечая на их любовь любовью, умел полюбить и то, что было мило каждому из них.
Конечно, дороже всех для него были родители, и первую отраду его души составляли свет и движение токов воздуха, но и все другое, открытое ему, высоко ценил он и для всего находил место в сердце своем.
Первые сто лет жизни Синвэ в Валиноре текли радостно и безмятежно. За это время он возмужал телом, как обычно происходило это с сынами Перворожденных, но в знаниях успел превзойти мудрейших из эльдар, а сила его была, несомненно, силой айну, и дух его был духом вала, хоть он и не стремился пользоваться этим.
Когда же сто солнечных лет миновали, стал Синвэ просить мать свою Варду, которая все еще жила вместе с ним среди воплощенных, вернуться в Круг Судеб, потому что не желал, чтобы ради него она дальше вела жизнь, для которой не была предназначена.
– Я уже вырос, – говорил он. – И для тебя пришло время снова стать королевой Арды. Звезды давно скучают по тебе, мама.
Варда долго не позволяла себя уговорить, но все же сдалась. И после пришлось ей горько пожалеть об этом.

***

С того дня, когда мать его оставила жизнь воплощенной и вернулась в Ильмарен, Синвэ не знал покоя. То и дело слышал он голос, который нашептывал ему ужасные вещи.
Сначала голос сказал:
– Все вокруг хотят обмануть тебя. Ты не сын Манвэ, ты мой сын.
И Синвэ, безмерно удивленный, спросил:
– Кто ты?
– Я Мелькор.
После этого Синвэ твердо решил больше с голосом не заговаривать. Мать и отец мало говорили о Мелькоре, но от Ульмо, от Ауле и Йаванны, от Тулкаса и от Оромэ... ото всех, кого он знал и любил, было ему известно предостаточно и о Враге и о делах его.
Мелькнула мысль пойти и рассказать кому–нибудь про голос. Но обсуждать подобное было слишком мерзко, как валяться в грязи. Поэтому юноша решил, что справится сам. В конце концов, все это только слова, пусть и звучащие прямо в его голове. Слова, которых просто не нужно слушать.
Но не слушать оказалось не просто, и даже вообще невозможно.
– Я расскажу тебе правду...
– ...
– ... Теперь ты знаешь.
– Ложь!
– Чистая правда. А потом они решили скрыть это, чтобы помешать тебе освободить меня. Ведь ты никогда не оставил бы своего отца в Пустоте.
– Конечно, нет. Мой отец – Манвэ.
– Нет. Я твой отец.
– Отец любит меня!
– Манвэ притворяется, а на самом деле ты ему отвратителен, потому что ты мой сын!
– Нет.
– Да. Подумай сам, ты похож на меня.
– Я похож на отца.
– Я твой отец. И все Стихии готовы покориться тебе, как мне когда-то. За это и возненавидели меня другие валар. Они и тебя возненавидят, как только поймут, что ты не просто маленькая забавная зверушка, что ты можешь отобрать у них власть.
– Валар сами открыли мне, как управлять их Стихиями, раньше я не мог этого.
– Тебе это только кажется. Ты сам себя не знаешь.
– Зато я знаю, почему на самом деле тебя возненавидели валар.
– Они обманывают тебя. Я люблю тебя.
– А я тебя – нет.
– Ты полюбишь меня, когда узнаешь.
– Нет.
– Да. Но сначала ты должен помочь мне. Открой Врата Ночи.
– Нет!
– Открой Врата Ночи.
– Нет.
– Открой Врата Ночи!
Синвэ думал, что хорошо справляется с голосом Мелькора, пока вдруг не обнаружил себя, абсолютно невидимого для кого бы то ни было в Арде, перед Вратами Ночи. А ведь он в самом деле мог их открыть: валар запечатали проход силой Стихий, но его знаний и сил хватило бы, чтобы сломать печати.
Тогда Синвэ понял, что доверять себе больше нельзя, и в отчаянии решил разорвать нити, связывавшие его дух с телом, и отправиться в Чертоги Мандоса, чтобы Мелькор уж никак не мог на него повлиять.
В тот миг, когда решение его было исполнено, Варда зарыдала и горестный крик Манвэ потряс воздух, а Мелькор засмеялся, потому что сила Синвэ, которую раньше ограничивало тело воплощенного, теперь разлилась свободно и выплеснулась из Арды в Пустоту. Здесь Мелькор мог сам взять ее и больше не нуждался в ничтожном, глупом и упрямом мальчишке, чтобы обрести свободу.

***

К тому времени, когда валар собрались у Врат Ночи, готовые биться с Мелькором, он уже принял зримый облик и ждал их, впервые за долгое время не собираясь ни прятаться, ни бежать. Впрочем, вовсе не потому, что обрел в Пустоте давно утраченную доблесть, просто внутри него бурлила такая огромная сила, какой он не помнил с самого Диссонанса, и теперь Мелькор был уверен, что на этот раз легко справится со своими бывшими собратьями.
И прежде всех его новую мощь испытают на себе Манвэ и Варда. Как удобно они встали рядом! Мелькор усмехнулся, взглянул на них, и огромный черный камень скрыл в себе короля и королеву Арды. При виде этого Ауле, который в одной руке держал обнаженный меч, а в другой кузнечный молот, замахнулся молотом, желая разбить породу, но она не поддалась.
Мелькор же легко поднял камень в воздух и выбросил его за Стены Ночи. И пока он упивался своим торжеством, а остальные пораженно смотрели, на поле битвы появились еще двое: Намо, который тут же отошел к другим валар, и Синвэ, который остановился прямо перед Мелькором.
Теперь Синвэ уже не был воплощенным сыном валар – в Чертогах Ожидания избрал он себе иную судьбу – и стал ныне Стихией, величественной и грозной.
– У тебя, Вор, забираю я то, что мое по праву, – сказал он Мелькору.
И сила Синвэ покинула Мелькора, а тех крох, которые остались, потому что принадлежали самому Мелькору, не хватило даже на то, чтобы попробовать защититься. Снова оказался он захвачен и скован и был брошен в пещеру, которую Ауле создал под одним из высочайших пиков Пелори. Эонвэ с другими майар Манвэ охранял вход туда.
А валар, тем временем, собрались в Круге Судеб, и Синвэ в глубоком горе сидел у подножия пустых тронов Манвэ и Варды и молчал, и все прочие молчали. Одни лишь рыдания Ниенны нарушали тишину.
Наконец, Тулкас сказал:
– Нужно скорее решить, что теперь делать с Мелькором, нельзя же надолго оставлять его в пещере под горой.
– Постой, Тулкас, – откликнулся Синвэ. – Никогда прежде валар не судили Мелькора, не исправив, насколько возможно, причиненного им лиха. Так разве теперь можно судить его раньше, чем родители мои снова будут здесь?
Ответом ему было лишь новое рыдание Ниенны, да сострадательные взгляды. А потом Тулкас сказал со вздохом:
– Ты прав, Синвэ, но отыскать Манвэ и Варду в Пустоте будет нелегко, это займет много времени.
Это могло вообще никогда не случиться, но сказать такое их сыну Тулкас не мог, и никто не мог бы.
– Легко, если Мелькор скажет, куда направил их, – возразил Синвэ.
– Но он не скажет! – с болью в голосе воскликнул Тулкас.
– Скажет, – упрямо ответил Синвэ, встал и быстро вышел из Круга Судеб.

***

У входа в пещеру не было майяр. Вместо них там стоял Намо и явно кого-то ждал.
– Почему ты думаешь, что Мелькор ответит тебе? – спросил он.
– Потому что сейчас я могу говорить с ним на его языке, – мрачно сказал Синвэ.
– Но пристало ли сыну Манвэ говорить на языке Мелькора, на языке Моргота? Даже и с самим Морготом? – снова спросил Намо, испытующе глядя на своего собеседника.
Синвэ выдержал этот взгляд.
– Мелькор слаб и малодушен, с него довольно станет угрозы.
– А если нет?
– Намо, я не оставлю в Пустоте отца и мать, – сказал Синвэ вместо ответа. – Ты не можешь остановить меня! – он и сам, пожалуй, не знал, была это угроза или мольба.
– Да, остановиться ты можешь только сам, – бесстрастно ответил Намо и исчез.
Синвэ бросился в пещеру. Там, прикованный к каменной стене, стоял Мелькор. При виде Синвэ он усмехнулся, и тут же на него обрушились разом жар и холод, а по глазам ударил нестерпимо яркий свет. Он хотел крикнуть, но воздуха не было. Не было ничего, кроме невероятной, нестерпимой, бесконечной боли.
А затем все прекратилось, так же внезапно, как началось. Мелькор обессилено повис на цепях.
– Ты ведь действительно можешь быть моим сыном, – прошептал он.
– Именно об этом я только что думал, – холодно отозвался Синвэ. – Так что тебе лучше прямо сейчас сказать мне, где искать моих родителей. А то ведь я могу и вправду поверить, что ты мой отец. Навсегда.


Бонус: продолжение!

4
Название: № 3 из цикла «Мнения Валар-Аратаров о Войне Кольца и деятельности Саурона»: Ульмо
Размер: 106 слов
Жанры и категории: хоррор
Рейтинг: R (16+)
Персонажи: Ульмо, журналист
Примечания: Все узнаваемые элементы и аллюзии принадлежат авторам и правообладателям; команда выгоды не извлекает.

– Лорд Ульмо, что вы думаете о Войне Кольца и о Сауроне?
– Вы знаете, когда туда отправили пятерых Майя, я подумал, что получится, как в конце Первой эпохи. Вы слышали о гибели Белерианда? Это было чудовищно. Плывешь себе – а сверху трупы, трупы, трупы, то чья-нибудь голова отдельно, то рука с мечом… Драконы еще эти: яд из туши вытекает в воду, смешивается, ничего не видно. И весь океан красный от крови. Отвратительно. А когда море поднялось, стало еще хуже: где-то размыло курган, где-то – скотомогильник. К только что убитым я уже привык, но ужасно неприятно, когда вокруг плавают скелеты коней и коров. Хорошо, что на этот раз все обошлось.

Продолжение выкладки здесь.

***Открыть все тэги MORE в этой выкладке***

@темы: Воинство Валар, Этап: Хоррор, БПВ-1

---

"Воинство нолдор Белерианда" - хоррор, 4

[нолдор белерианда]

Название: Стража
Размер: драббл (600 слов)
Персонажи: НМП,

спойлер

Фингон
Категория: horror
Рейтинг: G
Примечание: Цикл "Эдайнские сказки"

Бежит Орхальдор, бежит к северным горам, а позади погоня вьется – лают собаки, улюлюкают их хозяева, вастаки-пришельцы. Не терпят они вольный народ, что еще таится в горных пещерах, последних свободных детей Хадора. Хотят накинуть им на шею арканы, поволочь за собой в селения, заставить работать за тухлую похлебку и дырявую крышу.
Не хочет такой судьбы Орхальдор. Уж лучше бы лежать ему в Кургане Убитых, где покоятся его собратья по оружию – говорят, не смеет ступить туда орочья нога, и зеленеет курган травою посреди черной равнины. Да не задалась судьба – когда выходило войско, трепала Орхальдора-воина злая лихорадка, и остался он дома, а когда выздоровел – уже вовсю хозяйничали вастаки в Дор-Ломине. Нет больше у Орхальдора дома – лишь черные головешки, нет больше семьи и родичей – лишь трупы, нет больше надежды – кроме той, чтобы умереть не рабом, а с оружием в руках. Но не дадут умереть – накинут аркан и скрутят, потому бежит Орхальдор, бежит изо всех сил на север.
Бежит он в место страшное, зачарованное. Вон белеют на склоне гор развалины крепости – могучей крепости короля Фингона, что зовется Крепостью Источника. Боятся вастаки ее, ибо верят, что живут там духи демонов огненноглазых, как зовут они эльдар. Боятся ее и дети Хадора – ибо тех, кто осмеливался зайти в то место, храбрейших из храбрых, находили после мертвыми, а на лицах у них застывала улыбка - мертвый оскал.
Боится Орхальдор умереть, но еще больше боится рабского аркана. Потому укрывается он в белых развалинах, а вожак погони поворачивает обратно и говорит он своим охотникам: «Увы! Не раба обретем мы здесь, а лишь мертвое тело».
Страшно Орхальдору в погибшей крепости, идет он, оглядываясь, ожидая появления ужасных чудовищ. Село уже солнце, и самое время появиться им.
И верно! Вот за ближайшим поворотом шаги слышатся – тяжелые, так никогда не ходят живые. Вот из-за поворота свет призрачный струится – так никогда не светят лампы живых.
Чу! Вот и призрак-мертвец появился – страшные ожоги на теле, и голова расколота смертельною раной.
Оробел Орхальдор, но стоит он твердо, прямо – вот пришла за ним смерть, но всё же лучше она, чем рабская жизнь.
Остановился призрак, а Орхальдор смотрит на сине-серебряные одежды и звезду на щите и кланяется низким поклоном:
«Привет тебе, мой король!»
«Привет и тебе, воин моего войска!» - наклоняет голову призрак. И вынимает из ножен сияющий меч.
Содрогнулся Орхальдор – вот и смерть его пришла, ведь не питают мертвые к живым приязни, да не про него был тот меч. Из щели в камне, шипя, выползла змея, страшная, черная, и веяло от нее таким холодом, что понял Орхальдор – не простой это земной аспид, даже из самых ядовитых. Сверкнул меч призрака – и отрубил голову твари, а тело ее рассеялось черным дымом.
«Что это было, король мой?» - спросил живой, а мертвый ответил:
«Слуга Моргота, что нес людям в этой земле неисчислимые беды – лихорадку, мор и чуму. Мертвый – не могу я сражаться с живыми врагами, но такие твари мне как раз по плечу. И потому стою я на страже вместе со своим войском».
Указал за спину себе призрак, и Орхальдор увидел других мертвецов – были среди них эльфы и люди, те, кого находили в этих развалинах мертвыми. И понял тогда всё Орхальдор, а король-мертвец сказал ему:
«Не причиняю я зла живым, так что не бойся, воин! Уйдешь ты отсюда невредимым, как и пришел».
Рухнул на одно колено Орхальдор и сказал:
«Не смог послужить я тебе живым – послужу мертвым. Прими меня в стражу свою, о король!»
Покачал король-мертвец головой:
«Не след детям Эру отказываться от жизни самим, но не могу я отказать тебе в просьбе».
И коснулся он своим призрачным мечом плеча смертного воина, и упало его тело на землю, и встал за плечом короля-призрака еще один призрак-воин.
А на лице мертвеца застыла счастливая улыбка.


Название: Темнота и тишина
Размер: драббл (929 слов)
Персонажи: НМП
Категория: horror
Рейтинг: PG-13

Он ковылял по узкому каменному коридору, задыхаясь от страха и усталости. Когда несколько часов назад очередной удар кирки проломил в стене шахты дыру, пахнувшую ему в лицо иным воздухом, воздухом свободы, он, не раздумывая, протиснулся туда. Всё, всё, что угодно, только не рабский труд во славу Моргота, не отвратные морды орков-надсмотрщиков, не их дубинки и бичи!

Всё, что угодно?

Пройдя с десяток фатомов, он уложил свои кандалы на камень и ударил по ним прихваченной киркой. К несчастью, один из неловких ударов пришелся по ноге, и теперь он прихрамывал.

Но хватятся его нескоро. Пока рабов соберут из всех шахт, пока пересчитают, пока найдут пролом… Он успеет уйти далеко.

Воздух с присвистом вырывался из пересохшего горла. Сердце от страха колотилось так, что он, кажется, мог слышать его удары… Уж не говоря о том, что их слышат все вокруг. И прежде всего – орки и волки, уже отправившиеся в погоню. Они найдут его по кровавому следу. Они догонят его.

Мертвая тишина пещер нарушилась слабым шумом шагов позади. Погоня! Он пришел в ужас, попытался идти быстрее – и не смог, схватил камень – и выронил. Бесполезно, всё бесполезно! Взгляд его панически заметался по сторонам и вдруг выхватил темную дыру в стене, небольшую – едва-едва протиснуться. Вот оно – спасение!

Из последних сил он продирался по узкому ходу, каждое мгновение ожидая услышать позади преследователей. Глупо, как всё глупо… и как безнадежно.

Один раз он испугался, что застрял, но всё же сумел протиснуться, а дальше лаз стал расширяться, и он немного успокоился. Может быть, ему удастся ускользнуть. Может быть…

Но Валар, видно, хотели лишь посмеяться над ним. Лаз закончился глухой стеной. Он стиснул зубы, чтобы не испустить горький стон разочарования, и замер, прислушиваясь. Тихо. Мертвая тишина. Кажется, ему лишь показалось…

Показалось?

Он осторожно пополз назад, теперь двигаясь вперед ногами. Камни обдирали его бока и спину, на стенах оставались кровавые пятна. Но ему удалось проползти совсем немного, когда пол и стены ощутимо затряслись.

Землетрясение! Они часто бывали здесь, подле огненного Тангородрима. Каждый раз, когда одна из его вершин извергала пламя, окружающие горы тряслись, будто в лихорадке.

Землетрясение! Надо побыстрее выбираться из этого лаза, могущего стать ловушкой…

Поздно! Впереди послышался грохот рушащихся камней, и через несколько дюймов он ощутил ногами новую каменную стену.

Обвал. Несколько мгновений он просто лежал, без единой мысли в голове. Разум искал спасения в бездумье, не желая признавать очевидного. Потом он толкнул камень в безумной надежде. Вот, сейчас он покатится вперед, открывая ему дорогу, сейчас…

Тщетно. Камни впереди не поддавались никаким усилиям. Он толкал и толкал, сбив ступни в кровь, но это было так же безнадежно, как пытаться обрушить весь Тангородрим. Обессилев, он затих, лишь дыхание судорожно вырывалось из груди.

Оставалась лишь одна, крохотная надежда. Он снова пополз головой вперед, туда, где был тупик. Быть может, он ошибся? Быть может, там можно пробраться – так или иначе?

Слабая надежда умерла, не успев даже толком родиться. Крохотные трещины и щели в стене были – он чувствовал слабые дуновения воздуха снаружи. Но пробить эту стену голыми руками было невозможно. Понадобилось бы полсотни сильных ударов кирки – не меньше, он чуял это всем своим естеством нолдо-рудокопа. Но где кирка? Брошена перед его паническим бегством в этот лаз, ставший ловушкой… Дурак, десять, сто раз дурак!

Ужас захлестнул его, затопил с головой, и он принялся царапать камень яростно, как животное, пытающееся выбраться из клетки. И так же глупо и бессмысленно.

Затих. Пальцы нестерпимо болели – из-под содранных ногтей сочилась кровь. Эта боль немного отрезвила его. Надо думать. Думать, как выбраться из смертельной ловушки.

Железо у него всё-таки было. Обрывки оков на ногах. Но до них не дотянуться, не достать рукой – в этой крохотной пещерке он не может даже согнуть ноги. О, он нескоро умрет здесь! Воздух проникает снаружи… его убьет жажда…

Или…

Или…

Мысли начали путаться. Толща гор давила на грудь, темнота черными волнами потихоньку накатывала на разум, отъедая кусочек за кусочком, как прилив медленно, но неотвратимо пожирает берег. Но стоит ли держаться за здравый рассудок? Безумие подарит ему отдых…

На что похоже безумие?

На черный водоворот, что жадно всасывает в себя любую искорку света, любую здравую мысль рассудка. Он терзает и перекручивает, калечит и ломает…

Нет!

Нет!

Лучше уж смерть… простая честная смерть.

Он тихо заплакал, потом зарыдал громче, завыл в голос. Звук эхом отразился от слишком близких стен и чуть не оглушил его. Он замолк, дрожа всем телом.

Тишина затопила уши. Мертвая, безжизненная тишина, тишина глубоких подземных туннелей, где нет ни зверей, ни насекомых, и даже вода – где-то там, выше. Ни плеска, ни капли, ни ветра, ни вздоха…

Нет!

Ничего…

Темнота…

И тишина…

Темнота…

Тишина…

Грудь сдавило, будто стальным обручем. Воздух едва проникал в легкие и даже выходил из них с трудом. Сейчас он перестанет дышать… Сейчас…

Нет… Не получается. Лишь мучение – не избавление.

Темнота.

Тишина.

Темнота.

Безумие пожирает берег разума, черный водоворот ждет его.

Ти… нет-нет!

Слабые звуки снаружи. Удары… голоса.

От нахлынувшей радости он потерял сознание.

***

- Недалеко убежал, голубчик…

- Дохлый?

- Да нет, теплый еще!

- А нахрен его вытаскивать? Здесь нет выхода. Пусть бы и подох тут. Всё равно уже никуда не годится…

- Дурак ты, Харш! Мы еще повеселимся… Да и другие должны видеть.

***

Он не обращает внимания на пинки и удары. Он понимает, что скоро умрет, он уже почти умер там, в темноте и тишине, слабая связь души и тела скоро порвется, даже если орки не поторопят смерть. Но он все равно улыбается. Он избежал темноты и тишины, и теперь ему не страшна любая казнь.

Любая?

Небольшое углубление в каменной стене. Его вталкивают туда, быстрыми ударами наспех вбивают цепи в стену. Один камень кладут на другой, скрепляя раствором…

Вопль такой силы, кажется, должен разрушить весь Тангородрим. Но он быстро смолкает.

Темнота.

И тишина.


Название: Девочка и оборотень
Размер: мини (1 383 слова)
Персонажи: Боромир, Андрет, Брегор, Бериль, Аэгнор и нечто ужасное
Категория: horror
Рейтинг: PG-13

Это были дни Долгого Мира, и об опасностях многие забыли, а многие и не ведали, что такое опасность.
Лес начинался тут же, за домом. Он был своим, родным и близким, в нем не боялась заблудиться даже детвора. Тех, кто уходил далеко, со смехом и пением приводили назад блуждающие авари, поющие эльфы, которые бродили по лесам, нигде не останавливаясь надолго.
Тень проникла в лес с порывами ледяного северного ветра в одну из необычайно холодных зим. Тень затаилась, сжалась, ей не было скучно, ей не казалось долгим ожидание. Время шелестело крупинками песка, не останавливаясь ни на миг.
Весной в Боромировом лесу исчез ребенок…
Это был мальчишка с отдаленного хутора, веселый и смелый, который любил дальние прогулки. А потому родители хватились его не сразу.
Боромир, потомок Беора и лорд-адан Дортониона, выслушав заплаканную хуторянку, собрал челядинцев и начал поиски.
То, что осталось от пропавшего мальчика, нашли на второй день. В могилу на хуторском кладбище опустили закрытый маленький гроб, к которому не подпустили родителей.
Летом дочь поварихи из дома Боромира была отправлена матерью в лес за грибами. Изуродованный труп молодой девушки был найден Боромиром и его людьми на открытой поляне совсем недалеко от селения. Что-то неведомое будто играло с людьми, забавляясь и ухмыляясь.
Стоя над погибшей, Боромир словно чувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Его инстинкты воина, отслужившего своё на рубежах Ард-Галена, говорили о том, что враг где-то рядом. Но рядом не было никого.
Своим троим детям Боромир строго-настрого запретил ходить в лес. И, конечно же, они его не послушали.
К озеру, где живут белые птицы, брата и сестренку уговорила отправиться Андрет, старшая и самая неугомонная дочь Боромира. Об этом озере знала только она одна, а ей рассказала о нем красивая, как звезда, эллет.
Брегор и Бериль очень хотели увидеть озеро, белых птиц и ласковую эллет. А потому троица проскользнула, незамеченная взрослыми, через дырку в ограждении и отправилась в лес.
Андрет уверенно шагала знакомой ей тропинкой и рассказывала братику и сестричке про красавицу, повстречавшуюся ей в лесу.
- Я готова была целый день слушать ее пение. Но она улыбнулась и велела прийти вечером. На ней было такое чудное платье, словно сшитое из кленовых листьев, и венец из рябиновых гроздьев.
Ладья Ариэн потихоньку двигалась по вечернему небу на запад. Темнело, но дети не боялись - их память не хранила рассказов о чудовищах, которые могут таиться в темноте. Был, правда, запрет отца на вечерние прогулки, но Боромир, щадя детей, не рассказал им подробно о том, что случилось в лесу.
Озеро блеснуло между деревьев, в нем отражался последний багряный блик.
- И где же прекрасная эллет? – спросил Брегор. - Тут нет даже птиц… А ты говорила – на озере лебеди.
- Она еще придет, - фыркнула Андрет, - и лебеди вернутся. Собери хворосту – мы разожжем костер и подождем ее.
- Мама будет сердиться, - несмело сказала Бериль, - за то, что мы тут так долго. И отец…
- Совсем недолго, - отозвалась Андрет, которая любовалась закатом, забыв про отцовские запреты, - леди сама приведет нас домой, она обещала.
Малыши успокоились. Костерок трещал, от него исходило тепло. Брегор встал и пошел за куст по своим, мальчишечьим делам.
Вопль, раздавшийся из-за куста, заставил девочек вскочить на ноги.
- Небось в крапиву сел, - буркнула Андрет, подражая матери, - ох уж эти детишки…
Брегор вылетел на берег, держа обеими руками штаны.
- Там… - прохрипел он, - там…
- Крапива? – спросила Андрет. - Смотреть надо.
- Там, в кустах…
Андрет сделала шаг к темнеющим зарослям.
- Не ходи, - закричал Брегор, - оно и тебя сожрет!
Андрет постучала по лбу согнутым пальцем и решительно направилась к месту, откуда только что выбежал ее брат. Она осторожно раздвинула кусты подобранной по дороге палкой, боясь наткнуться на крапиву, и выбралась на небольшую полянку.
Девочка уронила палку и зажала себе рот рукой, чтобы окончательно не перепугать малышей отчаянным визгом.
На поляне лежало то, что осталось от человека или от эльфа – в темноте Андрет не могла разглядеть погибшего. На ее счастье жуткие подробности гибели живого существа уже скрывала темнота, но сумеречный свет заката давал возможность увидеть, что трава усеяна ошметками плоти и забрызгана кровью.
Неподалеку раздался смешок, исполненный какого-то безумного веселья.
Андрет начала отступать. Она споткнулась о свою палку, осторожно наклонилась и взяла ее наперевес. Если бы девочка была одна, то, скорее всего, кинулась бы бежать с заполошным криком. Но в ее жилах текла кровь отважных Беорингов, и она помнила о малышах, которых сама привела сюда на погибель.
Нечто засмеялось снова, и в Андрет полетело что-то круглое. Девочка загородилась палкой, отбила страшный предмет и наконец-то кинулась бежать.
Брегор и Бериль, увидев в свете огня ее лицо и забрызганное кровью платье, громко разревелись.
- Тихо, - шикнула Андрет, - надо уходить…
Идти нужно было мимо тех самых кустов. Брегор трясся и не мог вымолвить от страху ни слова. Андрет посадила на спину плачущую Бериль, схватила брата за руку и кинулась к тропинке.
Тропинка исчезла. Лес сомкнулся перед ними, темный и жуткий. Андрет впервые почувствовала страх перед темнотой.
- Спокойно, - сказала она твердым голосом, - идем назад и отсидимся у огня до утра. Утром вернемся домой.
- А вдруг оно вернется? - прошептал Брегор.
- Оно уже давно ушло, - сказала Андрет, хотя совсем не была в этом уверена. – Сидим и ждем рассвета.
Но возле затухающего костерка уже темнела чья-то высокая фигура.
Брегор охнул, но Андрет присмотрелась и вздохнула с облегчением.
- Это моя эллет, - сказала она, - ой, надо ее предупредить. Пусть не ходит в лес, а посидит с нами. А утром отец с воинами отыщет чудовище.
Дети подбежали к костру, и Андрет улыбнулась своей знакомой.
- Госпожа, - выпалила она, - как я рада вас видеть. Здесь, в лесу, бродит зверь. Не волк и не медведь – их подле городища отродясь не было.
- Ч-чудовище, - добавил Брегор, выглядывая из-за плеча сестры.
- Побудьте с нами до утра, - сказала Андрет, - вместе не так страшно.
- А ты отважная, - сказала эльфийка ласково, - не побежала…
Что-то в ее голосе заставило девочку вздрогнуть.
- Я, пожалуй, открою тебе дорогу, - существо у костра хихикнуло странным безумным смешком, - беги. Одного из троих я отпускаю.
- Ч-чудовище, - прошептал Брегор, глядя, как меняется лицо женщины, на глазах превращаясь в звериную морду.
- Пусть лучше Бериль бежит, - сказала Андрет, пододвигаясь к костру, - она маленькая.
- А почему Бериль, - гнусаво спросила тварь, - почему не твой брат?
- Потому, что он мужчина, а я старшая, - отрезала Андрет, - и мы будем с тобою драться.
Брегор перестал дрожать и воинственно подтянул штаны повыше. Андрет поставила Бериль на землю и ловко выхватила из огня пылающую ветку.
Существо захихикало…
- Берегись! – звонко крикнул кто-то.
Андрет была настолько испугана и напряжена, что не услышала топота копыт. Стрела, длинная эльфийская стрела, свистнула у нее над головой, и существо взвыло от боли и ненависти.
Девочка метнулась в сторону, толкнув малышей на траву, но существо взмыло вверх на перепончатых крыльях и ухватило ее когтистой лапой.
От его зловонного дыхания Андрет затошнило. Из глаза чудовища торчала стрела с белым оперением.
- Р-разорву, - прошипело оно, - не подходи, эльф…
Когти впились девочке в плечи. Она взвизгнула и дернулась, пытаясь освободиться.
- А-а! – завизжал Брегор и вместо того, чтобы бежать, кинулся на чудовище с горящей веткой.
Он отвлек врага всего на миг, но этого мгновения было достаточно для второй стрелы…
Андрет упала на землю. Рядом корчилось в конвульсиях странное существо.
- Ты жива, малышка?
Певучий нежный голос – как и у всех Перворожденных. Эльда…
- Брегор, - прошептала Андрет, - Бериль…
- Живы, - успокоил ее эльф, - ты из града Боромира?
- Я его дочь, - сказала Андрет с гордостью, - а это мои брат и сестра.
- А я – его кано, - засмеялся эльф, - лорд Аэгнор, и еду к нему в гости.
- Что это было? – прошептала Андрет.
Эльф сдвинул брови.
- Порождение Тьмы, - сказал тихо, - удивительно, как оно могло добраться так далеко. Но погоди, девочка, я должен сделать еще кое-что. Возьми малышей и отойди в сторону. Тебе не нужно на это смотреть.
Через некоторое время эльф посадил младших детей на коня и двинулся от озера к лесу. За его спиной пылал огромный костер. Андрет шагала рядом с ним, не оглядываясь - ее глаза были прикованы к лицу золотоволосого командира дортонионской стражи.
- Почему ты так смотришь? – улыбнулся Аэгнор. - Не бойся, всё уже кончилось.
- Вы очень красивый, - сказала девочка, - очень…
Эльф засмеялся и погладил ее по растрепанным волосам

Название: Призрачный пес
Размер: мини (1 898 слов)
Персонажи: Келегорм (Тьелкормо, Туркафинвэ), Куруфин (Атаринкэ) и кто-то еще
Категория: horror
Рейтинг: PG-13

В Аглоновом проходе остался неизменным только ветер.
Крепость уцелела благодаря тому, что орки из-за природной лености не стали обрушивать стены. Впрочем, это нелегко было бы сделать – тяжелые камни, добротно прилаженные друг к другу, сложно сдвинуть с места.
Куруфинвэ пнул ногой обломок ворот и усмехнулся жесткой неприятной улыбкой.
- Вот мы и дома, брат.
Турко на шутку не ответил. Он стоял, прислушиваясь к свисту ветра, и странная задумчивость, так не нравящаяся его брату, вновь возникла на лице светловолосого нолдо.
Воины их отряда рассыпались по крепости. Новые воины – не те, с которыми братья отступали до Нарготронда.
Впрочем, Куруфинвэ теперь это было безразлично. Время, когда он чувствовал себя превращенным в пепел, понемногу прошло. А сегодня утром, когда основное войско двинулось на Дортонион, Майтимо, прощаясь, улыбнулся и отпустил какую-то шуточку насчет того, что навоза, который придется выгрести из крепости, хватит для удобрения всех окрестных полей.
Старший заговорил с ним прежним тоном впервые со дня возвращения из Нарготронда. До того Майтимо был Нельяфинвэ – лордом и командующим. Но не братом.
«Простил, - подумал Куруфинвэ, - и хорошо, а куда ему было деваться. Мы ведь Семерка проклятых, а потому должны держаться вместе. К тому же, он ведь чувствовал, что мы были правы. По крайней мере в Нарготронде, а вот после… И какой барлог дернул меня за язык рассказать эту историю с синдэ и ее фири. Мог бы и солгать… Да нет – не мог бы, Майтимо солгать нельзя».
Он снова поглядел на брата. Турко прошел по двору и остановился на каменных ступенях, ведущих в башню. Он был таким же, как обычно в эти долгие месяцы – неестественно спокойным. Уверенным, даже улыбающимся – воины из Восточного Белерианда, которых Руссандол доверил братьям, сразу почувствовали, что они на войне, а не в охотничьих угодьях. Но обмануть он мог кого угодно, только не Атаринкэ, с которым не расставался с детства.
«Я вот не хожу, словно тень, - пробурчал Куруфинвэ, - а ведь мне тоже несладко. Сын остался в Нарготронде, эта история с фири… Пора бы уже Тьелкормо и излечиться от тоски. Ну, ничего – вот начнется большая драка, а ведь всё к тому идет…»
Последующие дни пролетели незаметно. Крепость действительно была загажена донельзя, и братья встречались только вечером, за походным ужином в Северной башне.
- Так воет ветер…
- Здесь всегда так, забыл уже? – Атаринкэ отпил вина и глянул брату в лицо. Отрешенный взгляд Турко блуждал по облупленным стенам с обрывками гобеленов на них.
- Ты не слышал – звук такой, словно воет пес…
Куруфинвэ вздохнул. Ну вот, еще и это… Он тоже очень долго привыкал к тому, что подле брата больше не лежал Хуан, положив большую голову на лапы.
Верность валинорских гончих, оказывается, имеет пределы…
Что сталось с собакой – братья не знали. После того, как Хуан бросился на бывшего хозяина там, в лесу, они больше не говорили о нем вообще.
- Это только ветер, Тьелкормо. Просто ветер.
Брат склонил голову и снова застыл в неподвижности. О чем он думал? О девушке, которая предпочла ему другого? Об их общем позоре? Об этом злосчастном псе?
Атаринкэ предпочел не спрашивать.
***
Оно приближалось по пыльному коридору, почти неотличимое от тьмы. Часовой, молоденький эльда, почувствовал это, но ничего не увидел.
Воин ходил взад-вперед по смотровой площадке северной башни, кутаясь в плащ, чтобы укрыться от порывов ветра. Высматривая опасность снаружи, он не ожидал опасности изнутри.
Оно скользило по лестнице – выше, выше… Наконец выбралось наверх. Юноша в плаще часового обмер, но все-таки схватился за меч.
Оно не дало ему даже вынуть оружие из ножен. Крик был заглушен воем ветра. А потом над крепостью пронесся еще один вой…
***
«Слышишь? Словно воет пес…»
Атаринкэ сел на походной постели. Теперь услышал и он. Но в крепости не было ни одной собаки – охотиться они не собирались, какая уж тут охота.
Феанарион поднялся и вышел из комнаты. К брату он решил не заходить, чтобы зря не тревожить. Рассказывать Турко о том, что он тоже слышал призрачный вой, было бы по меньшей мере неуместным.
Двор, когда-то любовно вымощенный отшлифованными плитами под его руководством, был пуст. Понемногу брезжил рассвет – солнце тут показывалось неохотно. И всё было покрыто тонким слоем пепла, который ветер принес с Анфауглита.
Эльда лежал на плитах в странной позе – отвоевавший несколько сотен лет Атаринкэ знал, что живые так не лежат.
Он подошел к мертвому и присел возле него. Взглянул на башню, нависавшую над ним привычной громадой.
Лицо погибшего часового было таким, словно он увидел нечто невыразимое. Куруфинвэ посмотрел на отремонтированные новенькие ворота, запертые на ночь, и нахмурился. Потом прикрыл погибшего плащом и пошел в караульню.
Пока эльдар готовились к погребению, Атаринкэ подозвал к себе Халлона и Ильфирина - единственных, кто остался с ними из того, первого гарнизона. Они были вестовыми и верными слугами его брата. Впрочем, их верность не подвергалась проверке: Халлон с Ильфирином не были в Нарготронде.
- Вы единственные, на кого я могу положиться, - сказал Курво и с радостью увидел на лицах воинов ту готовность к подчинению, которая напоминала блеск вынутого из ножен клинка. - Остальные не бывали в боях. Вы же...
- Ползком добрались до Химринга, лорд Куруфинвэ, - сказал Ильфирин с улыбкой, - вернее, это Халлон полз, а меня тащил на спине.
"Добрались до Химринга". Да, Атаринкэ вспомнил теперь, как Халлон испросил разрешения вернуться за смертельно раненным Ильфирином и спасти его или умереть вместе с ним. Турко разрешение дал, но оба воина так и не догнали отступавшее к Нарготронду войско.
- Я доверяю вам, - повторил Куруфинвэ,- потому и попросил вас обрядить погибшего. Вы видели это?
- Рану на горле? - спокойно спросил Халлон, - Она словно тень настоящей раны. Но она есть...
- Часовой упал с башни, - сказал Ильфирин, - но он был мертв до того, как коснулся земли. Ночью я слышал вой. Его многие слышали.
- Разговоры об этом пресекать, - приказал Феанарион, - но быть настороже. Поодиночке не ходить и то же самое растолковать остальным. Отдать такой приказ мы не можем, ведь тем самым придется признать, что в крепости есть нечто, не поддающееся разумению.
- Всё сделаем, - сказал Халлон, - не беспокойтесь, лорд Куруфинвэ.
Он замялся. Потом спросил тихо:
- Как там лорд Туркафинвэ? Он с нами почти не говорит…
- С братом всё в порядке, - сухо сказал Атаринкэ, - идите.
***
Смерть текла черными витками дыма по пыльным, неубранным коридорам, скользила дымоходами, и тогда свист ветра превращался в леденящий душу вой.
В крепости никто не спал. Согласно негласному приказу, эльдар ходили по переходам только группами, а на каждой башне дежурило сразу трое, а то и пятеро часовых.
Смерть скользила переходами – черный смерч с двумя багряными углями в середине. Трое только что сменившихся с поста эльдар торопливо шли по каменной галерее.
Сначала мимо них пронесся порыв ледяного ветра. Потом они увидели…
Вопль, раздавшийся с галереи, был таким жутким, что гарнизон оказался на ногах за какое-то мгновение. Атаринкэ, прибежавший одним из первых, успел увидеть лишь виток черного дыма, скользнувший в проем окна.
Трое воинов были мертвы. Не просто мертвы – разорваны в клочья.
- Мои лорды…
Один из воинов, десятник Эррон. Не просто бледный, зеленый, словно молодая трава. Впрочем, Куруфинвэ знал, что и сам выглядит не лучше.
- Надо уходить отсюда. Это… Это оттуда, из Ангамандо. Оно не успокоится.
- Меч его не берет, - сказал еще кто-то. – Погибшие успели достать оружие, но…
- Что тут думать, уходим! – звонкий голос сзади.
Атаринкэ прикусил губу. В те времена, когда он командовал собственным отрядом, такие слова были немыслимы, даже если бы их окружили валараукар. Молодежь из Восточного Белерианда… Охотники и добрые приятели Амбаруссар… Близнецы поехали с Майтимо, оставив этих эльдар охранять крепость. Конечно, воины что-то да знают о его, Куруфинвэ, стыде и позоре. Об их с братом общем стыде и позоре. Вдвоем проиграть схватку фири… Лишиться ножа и коня… Девица-синдэ выбрала смертного себе в спутники… Собака и та сбежала…
О каком подчинении может идти речь? Они просто уйдут – уйдут все, разве что за исключением Халлона и Ильфирина. И Майтимо, вернувшись, увидит пустую крепость… Уговаривать? Нет сил, нет той правоты в голосе, которая завораживала раньше эльдар, которая заворожила нарготрондцев.
- Желающие могут убираться вон!
Атаринкэ вскинул голову. О, как давно он не слышал этого голоса.
- Трусы и предатели могут убираться вон! – повторил Тьелкормо с ядовитой насмешкой. – Прямо сейчас и сию минуту. Пусть останутся только храбрецы, которые завтра засвидетельствуют, что я, Туркафинвэ Феанарион, лично прикончил страшилище.
Он вырвал из ножен клинок.
- Слышишь меня, тварь? Я, сын Феанаро, тебя вызываю! В полночь на этом же месте я отправлю тебя в небытие!
Громовой рык пса раздался откуда-то сверху. Кто-то вскрикнул.
- Да, ты услышал! – сказал Тьелкормо, улыбнувшись. - В полночь, тварь. Я буду ждать.
Он обернулся к сбившимся в кучку эльдар.
- Так кто сегодня уйдет из крепости?
Тишина была ему ответом.
- Похороните погибших, - сказал лорд уже без гнева, - и больше в этой крепости никто не умрет.
Атаринкэ, несмотря на всю серьезность положения, просиял радостной улыбкой.
***
- Но это самоубийство, - уже в который раз повторял Куруфинвэ, помогая брату одеваться. Тяжелая стеганая куртка делала Турко неповоротливым и непохожим на себя. - Я думал, что в роду Финвэ только один безумец – дядюшка Нолофинвэ.
- Это не Моргот, - усмехнулся Тьелкормо, - это только пес Моргота.
- Ты думаешь…
- Я уверен. Ходят слухи, что Кархарот погиб в Дориате, прикончив перед тем нашего фири. И это он принес туда Сильмарилл, которым теперь похваляется Тингол. В своем желудке.
- Думаешь, потому его дух…
- Может и потому. На что способны Камни, по-моему, до конца не знал и отец.
- Но если это дух, то его нельзя убить.
- Но можно изгнать, - Турко намотал на руку цепь из митрильного серебра. Эту цепь они с братом ковали целый день, собрав всё, что было у воинов – ножи, кольчуги гномьей работы. Магический огонь, который эльдар-кузнецы называли Феанаровым пламенем, превратил филигранную работу союзников из Белегоста в цепь и собачий ошейник с шипами.
- Я с тобой, - сказал Куруфинвэ.
- Оставь, - Тьелкормо усмехнулся прежней бесшабашной улыбкой, - я справлюсь.
Но Атаринкэ все-таки пошел. Он занял место в оконной нише и на всякий случай приготовил арбалет. У стрел были наконечники из митрила. Сработает это или нет, Куруфинвэ не знал, но очень на это надеялся.
Вой раздался ровно в полночь. Черная тень пронеслась галереей, обретая очертания огромного пса. Глаза его горели рубиновым огнем.
- Иди сюда, - сказал Турко. Он стоял, прислонившись к стене, и улыбался так, что мог напугать даже зверя, - иди сюда… пес.
Пес заворчал. И прыгнул.
Атаринкэ спрыгнул вниз, не решаясь стрелять. Пес и его брат слились в одно. Призрак уже не выглядел собакой – перед Куруфинвэ крутился смерч, в котором почти не было видно эльда. Потом Турко отлетел в сторону и ударился о стену. Цепи из рук он не выпустил, но призрак был сильнее и мотал его из стороны в сторону. Второй Феаноринг спустил арбалет, и… стрела со звоном ударилась о камни пола.
Прежде, чем Курво успел сообразить, что делать дальше, призрачный пес высвободился из митрильного захвата и собрался для прыжка. Его брат, раненый или оглушенный, сидел на полу неподвижно.
Призрачный пес триумфально рыкнул. Прыгнул… Но не долетел.
Из воздуха возникла еще одна тень. Серебристо-белая… И сплелась с черной в один жуткий клубок.
Атаринкэ не знал, сколько прошло времени. За какой-то долгий мучительный миг черная тень съежилась, сжалась и исчезла. Цепь из митрила звякнула о камни.
Феаноринг хотел броситься к брату, но не смог сделать и шага. Ибо белая тень соткалась в знакомый облик огромного пса.
Пес скользнул к Тьелкормо, лизнул ему руку, облизал лицо и исчез россыпью серебристых звезд.
Куруфинвэ наконец-то обрел возможность двигаться и кинулся к брату.
- Ты не ранен?
Тьелкормо улыбался, и в глазах его мерцал давно забытый ими обоими свет.


Открыть все тэги MORE в этом посте

@темы: Воинство нолдор Белерианда, Этап: Хоррор, БПВ-1